Сейран Сехавет - новеллист, публицист — один из ярких представителей писателей среднего поколения. Его роман «Некролог» признан одним из самых ярких книг последних лет и был отмечен как лучший роман года.
«Человек не может угодить только смерти…»
Я учился на первом курсе факультета журналистики.
Было начало сентября. Днем, после занятий, я подался в ближайшую от университета редакцию и — прямым ходом к главному редактору.
— Я журналист, — выпалил с порога и только после этого поздоровался.
Главред смерил меня взглядом.
— Статью, что ли, принес?
— Нет.
— Тогда с чем пожаловал?
— Хотел бы сотрудничать с вашей газетой… и помаленьку продвигаться вперед.
Губы главреда тронула улыбка.
— О чем можешь написать?
— О чем угодно.
— Но ты еще молод… Умеешь ли разговорить людей, найти общий язык?…
— Я даже собачий язык знаю… — брякнул я в ответ.
— Ну, тогда ступай и возьми интервью у собаки, — подхватил главред, не без иронии оглядев меня. — Понравится — опубликую.
— Ладно! — я решил не отступать. — Через недельку приду. — И вышел было из кабинета, но главред окликнул:
— Ты что, действительно знаешь собачий язык?
— Не знал бы — не говорил.
Он помедлил, пригляделся, явно заинтересованный, и огорошил вопросом:
— Тогда скажи: как на собачьем языке называют родину?
— Объедки…
— Что-что?!
— Объедки!… — я в упор взглянул на него. — Если нет больше вопросов, позвольте откланяться.
— Имей в виду, — буду ждать!
Из редакции я прямиком потопал в наш старый квартал и стал искать бездомную дворнягу Гыллы Кёпек, то есть Лохматого Кобеля. Кинулся туда, сюда — нет псины. Приуныл, но не отчаялся. Вспомнил, что чаще всего Гыллы Кёпек дрыхнет где-нибудь на старом кладбище, двинулся туда, но и там не нашел. То ли в воду канул, то ли вознесся… Я невольно глянул на небо, а там, с севера, нависла мохнатая туча, смахивающая на нашу дворнягу. Ну, точь-в-точь — и голова, и морда, и хвост…
Откуда-то возник пожилой мужчина, завсегдатай этого скорбного места.
— Салам-алейкум.
— Салам!… — воспрянул я. — Скажи-ка, дядя, где твой дружок?
— Нет у меня никаких друзей, окромя Гыллы Кёпека.
— Так и я о нем!…
— Ну, коли так — пошли…
Мужчина повел меня через лабиринты оград.
В округе этого дяденьку всегда видели с мохнатым псом и считали, что Гыллы Кёпек принадлежит ему, но пес был ничей и принадлежал только самому себе.
Вдруг мужчина остановился.
— Запарился… — сказал он и, скинув рубашку, примостился на опрокинутом надгробье. — Где бы ни шастал, скоро объявится. — Извлек из замызганной торбы кусок сухаря и стал глодать.
Я обратил внимание на его мохнатый торс — как в меховой куртке сидел передо мной. Может, потому они и сдружились, мохнатый пес и мохнатый дядька…
Он поперхнулся, жесткий сухарь драл горло. И еще я заметил, что на земле возле камня, на котором он сидел, отпечатались очертания собаки. Похоже, они днюют и ночуют вместе.
Он почувствовал мое нетерпение:
— Не томись. Где бы ни шлялся, придет, пора… — Достал кусок хлеба, побольше прежнего, положил рядышком. Для пса, что ли?
— У тебя нет родни? — спросил я.
Отозвался не сразу. Пошарив взглядом по моему лицу, сказал:
— Ни души, кроме этой собаки. — Поглядел на отпечаток на земле. — Круглый год, считай, мы вместе. Прикипели друг к другу… Этот пес с другими собаками не знается, бродит один-одинешенек, а вечерами, значит, здесь встречаемся. Такой псины на веку не видел, все понимает, прямо как человек.
Я незаметно оглядел своего собеседника. Одежда его больше смахивала на дерюжную торбу. Вроде его взяли и запихнули человека в грязную торбу, да не
завязали — голова торчит, дышит.
— А в чем дело? — спросил он. — Может, я смогу…
— Нет, нет, я должен увидеть именно собаку.
— Так у нас никаких тайн друг от друга. Если хочешь ее забрать — не пойдет. — Помолчав, повторил тверже: — Ни за что не пойдет!
Я присел перед ним на корточки.
— Видишь ли, я пришел взять у нее интервью… Ну, то есть поболтать…
— А-а… Пес он смышленый. Очень. Не потому, говорю, что дружим.
— В газете напечатаем. Фотокарточка найдется?
— Откуда? У нас ни кола, ни двора, а ты — фотокарточка!… Ничего, отведешь — щелкнут.
— Так не пойдет же, говоришь.
— В моей компании не станет артачиться. А вот и он!
Откуда ни возьмись явился Гыллы Кёпек. Подошел, обнюхал приятеля, дружелюбно завилял хвостом. На меня — ноль внимания. Наконец, бросил хмурый взгляд, сел на задние лапы, перевел взгляд на своего друга, и они обменялись улыбками — собачьей и человечьей. После этого Гыллы Кёпек опять уставился на меня — выжидающе и вопрошающе. Мол, с чем пожаловал?