Между прочим, поддерживать этот порядок помогала графу в Грузине и близлежащих селах не кто иная, как Настасья, за что Аракчеев ее еще пуще полюбил. Рука у «столбовой дворянки Шумской» оказалась железная, Настасья была достойной наместницей военного министра на Новгородчине! За это она была удостоена встречи с государем, когда тот завернул погостить в Грузино. А почему бы и нет? Какая-нибудь цыганская дочь, пусть даже и любовница военного министра, ни за что не была бы допущена пред светлые государевы очи, а госпожа Шумская, столбовая дворянка, тем паче что она любовница военного министра, пожалуйста…

Правда, поселенцев нещадно пороли за мало-малейшее отступление от регламентов и установлений. А строго предписывалось все: не только как и когда пахать-сеять, но даже и сколько и каких горшков иметь на кухне и куда их ставить. Дома вытягивались вдоль улицы по одной линии. Заглянув в один, следующие можно было не посещать: в каждом в точности то же самое. В каждом доме имелось, например, окно № 4, за коим в комнате полагалось обитать подросткам «женска полу». При подъеме и отбое, когда оные подростки одевались и раздевались, занавески на тех окнах следовало на известное число минут задергивать. Впрочем, генерал Аракчеев почитал нецелесообразным рождение девочек и потому периодически штрафовал матерей, их рожавших.

Но прежде чем родить, понятно, надобно людей поженить. Перед праздником Покрова или на Святки полковник, начальствующий над поселенцами, выгонял на плац два строя: направо – женихи, налево – невесты. Потом, по своему разумению, выдергивал попарно. Поп эти пары немедленно венчал. Как дальше жили таким образом созданные семьи, никого не волновало. Лишь бы соблюдался порядок.

Разумеется, граф Аракчеев не был идиотом и понимал, что порою жизнь в регламентированных поселениях напоминает ад. Насильно никого не осчастливишь! Но этого он делать и не собирался. Император приказал – Аракчеев исполнил. Так что по большому счету все исторические претензии по организации такой нелепости, как регламентированные военные поселения в не ведающей регламента и элементарного порядка России, – к Александру-благословенному.

Но!

Заботами графа Аракчеева в поселениях были введены общественные хлебные магазины, положено основание конских заводов, образованы особые команды мастеровых разных ремесел и специалистов по сельскому хозяйству, учреждены для детей отдельные школы кантонистов (солдатских детей), заведены вспомогательные капиталы для офицеров и поселян, устроены лесопильные и другие заводы и различные промышленные производства, наконец, образован специальный капитал военных поселений, достигший в 1826 году тридцати двух миллионов рублей…

Некоторые историки вообще полагают, что ответственность за все те беспорядки и нелепости, которые царили в поселениях, падают не на Аракчеева, а прежде всего на непосредственных командиров поселений: производство дознания каждый раз обнаруживало целую систему злоупотреблений частных начальников, преследовавших корыстные интересы. Других результатов, впрочем, и не могло быть в деле, в котором так много было предоставлено личному произволу, а поскольку вопрос решался совершенно новый, то и делалось все путем эмпирическим, сиречь опытным. По принципу – на ошибках учимся. Что же касается непосредственно знаменитой «аракчеевщины», то есть строгости и суровости, доходящих до жестокости, то – вот отрывок из письма-наставления графа одному из начальников военных поселений:

«Прошу вас покорно не спускать, и строгость нужна более для штаб– и обер-офицеров, нежели для военных поселян, и оное требую, ибо мои правила не сходятся с правилами, в армии употребляемыми; я полагаю, что когда строгость, разумеется, справедливая, без интриг (коих я не терплю, и всякий тот у меня все потеряет, кто начнет интриговать) употребляется на начальников, то все пойдет хорошо и солдаты будут хороши. А у нас в обыкновенной службе с командирами обхождение бывает приятельское, церемонное. Что никогда по службе не годится, ибо у вас всегда считается за стыд обнаружить какое-нибудь преступление или злоупотребление, сделанное батальонными или ротным; а, напротив того, думаю, что без подобных случаев не может в свете существовать, а должно только строго взыскивать, а стыда в оном не должно полагать, ибо как можно оного требовать, чтобы у вас все люди ваши, то есть штаб– и обер-офицеры, были святые? Оного чуда не было в свете, следовательно, есть хорошие, а есть и худые. У вас есть еще правило и хвастовство, чтобы подчиненные любили командира; мое же правило, дабы подчиненные делали свое дело и боялись бы начальника, а любовниц так много иметь невозможно».

Именно это правило Аракеева и вменялось ему в вину всегда и всюду. Ибо под этим подразумевалось почему-то его неуважение к чувству человеческого достоинства.

К вопросу о неуважении (и еще о жестокости): не кто иной, как Аракчеев в России первым выступил с конструктивным, конкретным предложением об отмене крепостного права! В 1818 году! По его мнению, государство само должно выкупать у помещиков крестьян для казны. С тем, чтобы потом отпускать их на волю. То есть Аракчеев пытался защитить и интересы собственников, помещиков. Не то что господа декабристы: всех распустить, самодержавие отменить, кишкой последнего попа… и далее по тексту!

А вот, кстати, о декабристах (поскольку это и впрямь кстати, ибо имеет к судьбе графа Аракчеева и отрады его сердца самое прямое и непосредственное отношение)…

Летом 1825 года в Грузино, к Аракчееву, явился унтер-офицер Иван Шервуд, открывший правительству существование тайных обществ (будущих декабристов). Собственно, первое письмо Шервуда было получено в канцелярии императора, однако дело о тайных обществах дано было на расследование именно Аракчееву. Граф и Шервуд выработали план – не рубить сплеча, а досконально выявить все детали заговора, всю глубину его распространения. Встречались они в июле. Прошел август, от Шервуда поступили новые донесения. Настал сентябрь.