Павел снова отвернулся, снова зашагал – быстрей, потому что до пятого вагона еще надо было дойти, а поезд здесь стоит совсем недолго. Это понятно, что Общак не даст сигнала к отправлению, пока Рита не сядет, но изматерится весь. Ни к чему это слушать Рите.

Из пятого вагона – ну да, мир безобразно тесен, как уже неоднократно отмечалось! – высунулась проводница, с которой Рита приехала в Олкан. Та же самая, перманентная. Что-то очень перманентно стала она мелькать в поле зрения Риты!

– О! – сделала она круглый рот и тотчас растянула его в широчайшей улыбке. – Ты, что ли? Тебя и не узнать. Не кормили, что ли, месяц?

– Три недели, – сказала Рита, усмехнувшись. – Меня не кормили всего три недели.

– Ну ничего, в пути отъешься, – утешила проводница, заметившая увесистую авоську. – Хорошо запаслась!

– Хорошо, – кивнула Рита.

На самом деле, у нее не было с собой никакой еды, кроме банки с рассолом и буханки ноздреватого, серо-белого хлеба местной выпечки, тоже обернутого газетой. Последние три недели Рита ничего не могла есть, кроме такого хлеба, рассола и холодного куриного бульона с домашней лапшой. Именно бульона – от курятины воротило так же, как от прочей пищи. За эти три недели количество домашней птицы в Олкане изрядно поуменьшилось. Хорошо, что у Риты с собой были деньги, потому что в карманах Павла с такой капризной гостьей быстро засвистел ветер. Но уже вскоре ни за какие деньги нельзя было купить курицу в Олкане и в округе. Не помогало даже то, что вареное мясо отдавали хозяевам – Павел его тоже не ел. Может быть, стыдился питаться за счет Риты, а может быть, и правда терпеть не мог курятины, как уверял.

– Нет, – сказала очередная хозяйка, – больше я тебе курочку не продам. Вареная, знаешь, яйца нести не обучена!

Ну что ж, людей можно было понять. И хоть соседка Павла тетя Агаша, добровольно исполнявшая в Олкане обязанности фельдшерицы, стоматолога, гинеколога и заодно парикмахера (а также изготовителя лапши для загостившейся гостьи), кляла Риту почем зря и настаивала, что ей еще недели две, самое малое, нужно в постели провести, если не хочет на свою «женскую голову» (тетя Агаша почему-то так говорила) неприятностей нажить, тянуть время Рите больше было нельзя. Да и не могла она больше сидеть, вернее, лежать в Олкане! Нет и нет!

Проводница кончила наконец скалить зубы и опустила лесенку. Павел легко поднял сумку, поставил на подножку, поднялся сам:

– Которое купе?

– А как желательно, с мужчинами ехать, в женской компании или в одиночестве? – спросила проводница вроде бы Риту, но так и ела при этом глазищами Павла. – Свободные купе имеются…

– Думаю, что в одиночестве. Верно? – угрюмо проговорил Павел, не оборачиваясь к Рите. Но она все равно кивнула.

– Тогда в восьмое, – проводница, совершенно забыв про билет, про Риту, пошла вслед за приглянувшимся мужчиной, играя глазами, бедрами, улыбкой – словом, всем существом своим. – Вот сюда заходи, располагайся…

Она уже даже сделала движение закрыть за собой дверь купе, но тут донесся паровозный свисток, и кудрявая опомнилась:

– Ой, да вы ж провожающий! Немедленно покиньте вагон, поезд отправляется.

Павел сунул сумку под полку и вышел в коридор. Остановился рядом с Ритой:

– Ну…

Она молча кивнула.

– А к Марине Ивановне зайдите, – повторил он то, о чем не единожды было переговорено. – Вдруг… Она, знаете, достойна этого за свои страдания… Хотя я почти убежден, что она тоже откажется.

– Посмотрим.

– Провожающий, покиньте вагон! – благим матом уже заорала проводница, рысью пробегая к тамбуру и хватаясь за поручни. Внизу нервически приплясывал начальник станции, готовый дать отправление, но проводница помотала головой, и Общак разразился красочной тирадой, эхо которой донеслось и в коридор, где замерли друг против друга Павел и Рита.

– Идите, идите! – испугалась Рита.

– Я напишу. Можно? – пробормотал Павел, не трогаясь с места.

– Конечно, я же оставила вам адрес.

– Рита… я все же хочу, чтобы вы подумали…

– О Господи, Павел, идите! Вы сумасшедший! Зачем вам чужой ребенок? Да нет, я все равно от него избавлюсь, как только вернусь домой. Уходите, уходите же!

Обида, боль, беда,

Любовь, горенье, свет…

Мучительное «да»,

Спасительное «нет».

– Провожающий! – заблажила из тамбура проводница – но осеклась, потому что Павел уже пронесся по коридору. Спрыгнул, словно забыв про лесенку, – Рита видела, что он с трудом удержался на ногах, – прихрамывая и понурясь, побрел к станционному строению.

Поезд тронулся, станция, надпись «Олкан» и Павел уплыли, потом уплыл и широко улыбающийся, а может, орущий невесть что Общак, и просеки, и лесные делянки, и груды бревен – все уплыло, все расплылось в глазах…

Тем временем Общак подошел к Павлу.

– Ну так уехала, значит?

– Уехала, значит, – кивнул тот, глядя вслед поезду.

– А она правда иностранка?

– С чего взял?

– Тетя Агаша болтанула.

Павел остро глянул на него:

– А еще чего тетя Агаша болтанула?