— Вполне возможно, — согласился Саша, пытаясь улыбнуться.

— А танцовщицы там будут разодеты в причудливые платья, вроде тех, которые рисую я. Подумать только! Я смогу найти работу и буду придумывать одежду и декорации. Не будет больше никаких плакатов. В жизни не нарисую больше ни одного пролетария!

— Хотелось бы надеяться.

— Но я должна предупредить, что я очень плохая хозяйка. Тебе будет невероятно трудно жить со мной. Твой бифштекс к обеду будет подгорелым — да, мы будем есть бифштексы каждый день! — твои носки будут не штопаны, и я не потерплю никаких претензий. Только попробуй, я тебя в порошок сотру, ты, жалкое, беспомощное создание!

Ирина зашлась истерическим смехом. Уткнувшись Саше в плечо, она закусила его рубашку, поскольку ее смех постепенно перешел в нечто иное. Саша поцеловал ее волосы. Пытаясь успокоить ее, он прошептал:

— У меня не будет к тебе никаких претензий, лишь бы только ты могла заниматься своим рисованием. Это еще одно преступление, которое я никогда не прощу этой стране. Я считаю, что ты могла бы стать великим художником. А знаешь, ведь ты ни разу не подарила мне ни одного рисунка, хотя я так часто просил тебя об этом!

— Да, конечно! — с сожалением вздохнула она. — Я обещала свои картины многим, но я никогда не могла сосредоточиться хотя бы на одной из них и довести работу до конца. Но даю тебе слово: когда мы будем за границей, я нарисую десятка два картин, и ты развесишь их по стенам нашего дома. Нашего дома, Саша!

Саша крепко прижал к себе содрогавшееся тело Ирины, целуя ее взъерошенные волосы.

— Каша подгорела, — недовольно буркнул Виктор.

— Извини, — пробормотала, оправдываясь, Ирина. —- Я недоглядела и…

— Еще есть что-нибудь к обеду?

— К сожалению, Виктор, в доме ничего нет…

— В этом доме никогда ничего не бывает. В последние три дня продукты прямо тают на глазах.

— Как обычно, — вставила Мариша. — К тому же, не забывай, что на этой неделе я не получила хлебный паек.

— Интересно, это почему же?

— У меня не было времени стоять в очереди, поэтому…

— Ирина могла бы получить.

— Виктор, — вмешался Василий Иванович, — твоя сестра неважно себя чувствует.

— Это я вижу.

— Если не хочешь, я съем твою кашу, — предложила свою помощь Ася и потянулась к тарелке Виктора.

— Тебе достаточно, Ася, — остановила ее Ирина. — Поторопись-ка в школу.

— Черт побери! — огрызнулась Ася.

— Ася! Где ты набралась таких слов?

— Я не пойду в школу, — захныкала девочка. — Сегодня мы должны оформлять Ленинский уголок. Я терпеть не могу расклеивать журнальные картинки на старых красных планшетах! На меня уже два раза накричали, потому что я прилепила их неровно.

— Давай поживее и надень курточку. Возвращаться будешь поздно.

Ася тяжело вздохнула, покорным взглядом обвела пустые тарелки и поплелась к выходу.

Виктор, засунув руки в карманы, откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на Ирину.

— Ты не собираешься сегодня на работу, Ирина? — поинтересовался он как бы между прочим.

— Нет. Я предупредила их по телефону. Плохо себя чувствую. Похоже, что у меня температура.

— В такую отвратительную погоду лучше сидеть дома, — заметила Мариша. — Гляньте, снег идет.

— Да, — согласился Виктор. — Ирине не стоит выходить.

— Я не боюсь, — пояснила Ирина, — просто я считаю, что безопаснее будет побыть дома.

— Ты никогда и ничего не боишься, — язвительным тоном сказал Виктор. — Черта характера, достойная похвалы — иногда. А в некоторых случаях — можно зайти слишком далеко.

— Что ты имеешь в виду?

— Следует быть более осторожной по отношению к своему здоровью. Может, вызовешь врача?

— Нет никакой необходимости. Я не так уж плоха. Через несколько дней все будет в порядке.

— Надеюсь, — произнес Виктор, вставая с кресла.

— Куда ты сегодня собираешься, Виктор? — спросила Мариша.

— А почему тебя это интересует?

— Нет, ничего… я… просто так… Видишь ли, я подумала, что если бы ты не был очень занят, то мог бы зайти ко мне в кружок и выступить с каким-нибудь сообщением. Они наслышаны о моем выдающемся муже, и я обещала им устроить встречу с тобой. Ты бы мог обратиться к ним с речью — например, по вопросу электрификации или современного авиастроения, что-нибудь в этом духе.