Новым жильцом был робкий, маленький пожилой человечек, который заикался, носил очки и работал бухгалтером на обувной фабрике «Красный скороход». Он уходил рано утром и возвращался домой лишь поздно вечером. Он готовил себе на своем примусе, и к нему никогда никто не приходил.

— Я вам нисколько не помешаю, гражданка Аргунова, — сказал он при первом появлении в квартире, — нисколько. Вот только ванная… Если вы разрешите мне раз в месяц помыться… буду премного благодарен. Что же до других удобств, то они, пардон, имеются во дворе. Я вас не побеспокою.

Кира и Лео переставили мебель, что была в столовой, в свои оставшиеся комнаты и заколотили дверь. Когда Кира готовила и гостиной, то просила Лео оставаться в спальне.

— Для нашего самосохранения, — объяснила она ему.

Андрей все лето находился в деревнях Поволжья по заданию партии.

В первый же день нового семестра он встретился с Кирой и институте. Он еще больше загорел; морщинки вокруг уголков рта напоминали то ли рану, то ли шрам, а скорее и то, и другое.

— Кира, я знал, что буду рад вновь увидеть тебя, но не подозревал, что буду так… счастлив.

— У тебя было трудное лето, правда, Андрей? — спросила она.

— Спасибо тебе за письма, они помогали мне не падать духом. Она посмотрела на твердую линию его сжатых губ.

— Что они сделали с тобой?

— Кто? — Но он понимал, что она знает.

Смотря куда-то мимо нее, он ответил:

— Ну, наверное, все это знают. Деревни остаются темным пятном на нашем будущем. Они еще не покорены, еще не с нами. Они повесили на сельсоветы красные флаги, а за пазухой прячут ножи. Они кланяются и кивают головами, посмеиваясь в бороды. Они вешают портреты Ленина на амбаре, в котором прячут от нас зерно. Ты читала в газетах о трех коммунистах, сожженных заживо и клубе? Я примчался туда на следующий день.

— Андрей! Надеюсь, ты поймал их?

— Кира! И ты так говоришь о борцах против коммунизма?!

— Но… Ведь они могли сделать то же с тобой.

— Ну, со мной, как видишь, ничего не случилось. Не пугайся этого шрама на шее: случайно зацепило. Этот дурак не умел как следует обращаться с оружием и не очень хорошо прицелился.

В кабинете начальника Госиздата висело пять портретов: по одному — Маркса, Троцкого, Зиновьева и два — Ленина. На столе стояли два небольших гипсовых бюста: Ленина и Карла Маркса. Начальник носил крестьянскую рубаху-косоворотку, сшитую из дорогого черного сатина.

Он взглянул на свои ухоженные ногти, затем на Лео.

— Уверен, товарищ Коваленский, что вы, как и все, с радостью примите участие в нашей культурной революции.

— Что вам нужно от меня? — спросил Лео.

— Нам доверили культшефство над одним из подразделений Балтфлота. Вы понимаете, что я имею в виду? В соответствии с мудрой, блестящей политикой партии по распространению образования и пролетарской культуры мы с гордостью стали «культшефом» менее образованных братьев, как и все подобные нам учреждения. Значит, теперь мы отвечаем за культурное развитие наших храбрых балтийских матросов. Это будет нашим скромным вкладом в становление новой цивилизации, нового правящего класса.

— Прекрасно, — сказал Лео, — и что я должен делать?

— Думаю, это очевидно, товарищ Коваленский. Мы должны организовать вечернюю школу для наших подшефных. С вашим-то знанием языков… Я планирую два раза в неделю проводить уроки немецкого, все-таки Германия — краеугольный камень нашей будущей дипломатии и следующий этап в мировой революции. Ну и один раз — урок английского. Естественно, работа будет бесплатной, ведь это — наша собственная инициатива, наш дар стране.

— С тех пор, как началась революция, — сказал Лео, — я никому не покупал подарков, ни друзьям, ни всем остальным. Мне это не по карману.

— Товарищ Коваленский, а знаете ли вы, что мы думаем о тех, кто просто отрабатывает зарплату, нисколько не участвуя в общественной жизни в свободное время?

— А вам не приходило в голову, что в свободное время я хочу жить своей жизнью?

Начальник посмотрел на пять портретов на стене.

— Наше государство не признает никакой жизни, кроме общественной.

— Давайте не будем это обсуждать.

— То есть, вы отказываетесь внести свой вклад?

— Именно.

— Прекрасно. Ведь эта работа не обязательна. Совсем не обязательна. Вся ее суть состоит в добровольности и сознательности участников. Я ведь думал о вашей пользе, когда вам ее предлагал. Я думал, что с вашей-то биографией вы будете рады… Ну да ладно… Да, кстати, товарищ Зубиков из партячейки, увидев в нашей ведомости по выдаче зарплаты человека с вашим социальным происхождением, остался весьма недоволен. А когда он узнает об этом…

— Когда он узнает, — спокойно сказал Лео, — пошлите его ко мне. Я дам урок ему лично, бесплатно, если ему, конечно, это будет интересно.

Лео вернулся домой раньше обычного.

В сгущавшихся сумерках шипел голубой огонек примуса. При его свете белый передник Киры казался белым пятном.

Бросив шапку и портфель на стол, Лео сказал:

— Ну вот и все. Меня уволили.

Кира стояла с ложкой в руке.

— Что… Госиздат? — спросила она.

— Да. Сокращение штатов. Избавляются от нежелательных элементов. Мне сказали, что у меня буржуазные взгляды, что у меня нет общественного сознания.