–  Я объясню, если ты так хочешь, Зайда, - даже не пытаясь скрыть неприязнь, ответил Узбах.
– Им тяжело. Они знали тебя, когда их сын еще был жив… - Его тон, сжатые зубы и гневный взгляд сказали иное. Когда этот ублюдок был еще жив.

–  Поэтому ты приехал вместо них, оберегая их хрупкую нервную систему?

–  Бикаэлка… Ты представления не имеешь, что такое нормальные человеческие чувства…

–  Поаккуратнее с подобными заявлениями, Узбах. Ладно, с тобой все ясно, будем считать, что я не заметила оскорбления. Но зачем ты привез ее?
– Зайда кивнула в сторону Мараны, с любопытством прислушивавшейся к разговору. Внимание бикаэлки ее тут же смутило, она отвернулась, уставившись перед собой. Прежняя Марана отреагировала бы иначе - с вызовом. И вмешалась бы в разговор на равных. Еще один выразительный штришок «инности».

–  Моя дочь… хотела прогуляться, - нехотя ответил Узбах.
– Я не видел причин ей отказывать.

Разговор его заметно тяготил, ему явно хотелось убраться отсюда, но Зайда умела удерживать собеседников на коротком поводке, пока ей этого хотелось. Авторитет и влияние бикаэлок не были пустым звуком.

–  А может, - ее снисходительная улыбка ясно давала понять, что бикаэлка видит старика насквозь, - ты пытаешься меня укорить за то, что борт «Забулдыги» столько лет был домом для человека, которого ты до сих пор ненавидишь?

Узбах вздрогнул. Вопрос Зайды угодил в цель, потревожив болезненную рану в его душе. Но он сам напросился. В его глазах снова проснулся гнев, ноздри изящного носа возбужденно раздулись, однако ответил Узбах сдержанно, не забывая, с кем имеет дело:

–  Ты даже не представляешь, что нам с женой пришлось вынести за эти годы, пока мы воспитывали ее заново. И благодарить за это стоит… твоего Сомаху. Я ничуть не удивлен, что он свое получил. Он заплатил за смерть моей дочери. Его наказала судьба. И это справедливо. Думаю, его и там до сих пор гложет чувство вины.
– Узбах, не глядя, коротким жестом ткнул указательным пальцем в небо.

Он был немного религиозен и раньше, но сейчас, похоже, его опустошенная душа получила должную подпитку.

–  Не гложет, - грубоватым тоном встрял я, опередив Зайду.

–  Что ты сказал?
– Узбах взглянул на меня так, как будто увидел только что. Словно на пустом месте вдруг образовалось нечто, способное к членораздельной речи.

–  Что слышал, папаша, - отрезал я.

–  Это твой родственник, Зайда?

–  Поразительная догадливость. Мой племянник. Не очень-то он вежлив, да?

Узбах, естественно, меня не узнал. Своеобразное ощущение. Я смотрю в упор на человека, которого знал с детства, но он не способен меня узнать в новом облике.

–  Не гложет Сомаху чувство вины, - с нагловатой улыбочкой повторяю я.

–  Ты не всеведущ, - сухо сказал Узбах.
– И не можешь знать наверняка.

–  Ты тоже не витаешь в астрале, получая последние небесные новости лично из уст Бога.

Последняя реплика, похоже, окончательно избавила его от желания разговаривать.

–  Прощайте, - резко бросил Узбах, поворачиваясь к нам спиной.

Снова щелкает дверца. Трассер разворачивается и уезжает прочь.

«Ты даже не представляешь, что нам с женой пришлось вынести за эти годы, пока мы воспитывали ее заново».

Он ошибался.

Я знал о жизни Мараны все. Каждый год я несколько раз подключался по бортовому ГТ «Забулдыги» к сети Пустоши, словно пытаясь реанимировать несбыточную надежду, но до сих пор у меня не появилось ни одной мало-мальски уважительной причины вернуться за ней, чтобы вытащить из этого болота. Некого мне вытаскивать. У этого существа была внешность Мараны, и по кровной связи она все еще оставалась моей двоюродной сестрой. Но внешность лгала. Той Мараны, которую я знал, упрямой, гордой и взбалмошной, умеющей отстаивать свои решения и знающей цену дружбы не на словах, давно уже нет. Я отлично помню финал боя в ущелье Двух Рук, в крайнем случае всегда есть под рукой записи лоцмана, чтобы освежить память, помню, как…

…«Мститель», семидесятитонный боевой робот, взрывается от многочисленных внутренних повреждений, громадный кусок плеча вместе с рукой отваливается как кусок панциря у разрубленной черепахи. К счастью, система катапультирования успевает сработать - на фоне огненного вихря вверх выбрасывает кокон пилота - темное веретенообразное тело. Набрав высоту и сравнявшись с краем горной террасы, он уходит, спасаясь, за скалы…

Стая дроидов выпархивает из-за ближайшей скальной складки и устремляется за КоЖи Мараны. Ночное небо прочерчивает лазерная паутина, скрещиваясь на жертве, которую боевые дроиды так терпеливо дожидались в укрытии. Кокон падает на скалы, подскакивает от удара, как резиновый мячик, снова падает и остается лежать, медленно покачиваясь и вращаясь вокруг оси. Он так и не раскрывается, чтобы выпустить Марану…

Улетая с Пустоши после приговора Совета Старейшин, приговора к изгнанию, я утешал себя мыслью, что сестренка выжила и рано или поздно пойдет на поправку. И даже боялся, что после всего, что произошло в горах, она не захочет со мной общаться - Ухан, мой лучший друг и ее парень, погиб отчасти и по моей вине. Но все оказалось гораздо хуже. Из-за тяжелых ранений Марана несколько месяцев находилась в корабельном госпитале, погруженная в тяжелую кому, под присмотром врачей космостражи, прибывшей на место разборок. Затем она очнулась, и ее родителям позволили забрать дочь. Я видел отчет специалистов о состоянии ее здоровья. После комы ее мозг оказался чист. Ее родителям пришлось воспитывать эту «оболочку» заново, как воспитывается младенец с рождения. Они учили ее говорить, ходить, есть, пить, снова познавать окружающий мир… Так что я хорошо представляю, что им пришлось вынести. По умственному развитию Маране сейчас четырнадцать-пятнадцать лет. А ее телу уже двадцать шесть. Стечение роковых обстоятельств - как выяснилось в ходе обследования и лечения, ее мозг получил серьезные повреждения в ходе процесса Специализации, проведенной в экстремальных условиях, без надзора соответствующих специалистов. Затем черепно-мозговая травма в бою и последовавшая после нее контузия довершила начатое. Такой личности, как Марана, больше не существовало. Имя осталось прежним, но эта Марана - другой человек, и ничего уже не изменишь. Ни-че-го.