В первые мгновения опешив при виде чудесной и внушающей ужас фигуры, фьялли, когда их вождь вступил в бой, тут же опомнились и с криками, призывая на помощь Тора и Одина, устремились вперед. Даже самые рослые из них едва доставали головами до пояса богини острова, но никто не испытывал страха, наоборот, всех воодушевила возможность такого небывалого подвига. Банба крушила направо и налево своим огромным мечом, который был длиннее человеческого роста, отмахивалась щитом, на котором несколько фьяллей свободно могли бы улечься, но, по правде сказать, оказалась скорее сильным и яростным воином, чем умелым. А фьяллям пригодилась их знаменитая выучка, которая делала воина не только сильным в бою, но и подвижным. Отпрыгивая и уклоняясь от меча Банбы, каждый готов был снова и снова нападать на нее и бить в любое доступное место. Богиня уже истекала кровью, всю нижнюю половину ее тела покрывали бесчисленные раны, и в ее криках слышалось не меньше боли и досады, чем ярости. Но она не отступала и продолжала косить противника своим мечом, как траву косой.

В дружине Торварда уже насчитывалось не меньше половины раненых, и многие тела лежали неподвижно, но ни один из уцелевших не мог отвлечься, чтобы помочь товарищам. Единственное преимущество фьяллей перед божественной противницей состояло в их численном превосходстве: они нападали со всех сторон одновременно и только так ухитрялись наносить ей повреждения.

У самого Торварда левое плечо тоже было залито кровью, из-за чего он бросил щит и действовал только мечом в правой руке, но он словно не замечал своей раны и не собирался отступать. В нем пробудилась ярость и неукротимость берсерка, священная ярость зверя, которую лучшие воины фьяллей, обучаемые с пятилетнего возраста, умеют пробудить в себе усилием воли и направить на врага. В него вошел дух Тюра, бога-воина: в такие мгновения зрение и слух обостряются, скорость движений возрастает в несколько раз, зато полностью отключается способность соображать. Берсерк не думает, что он делает, – он просто делает, а его единственное стремление в такое время – убивать. Никакое проклятие не имело сил отнять у Торварда это, поскольку единение с богом-воином с раннего детства вошло в кровь и составляло само его существо.

Перед ним находился тот самый противник, которому Торвард был обязан своим нынешним несчастьем. Против него с оружием в руках наконец-то вышла сама богиня, одно из воплощений той Великой Богини, которая устами фрии Эрхины прокляла его. С Эрхиной он не мог сразиться, как сразился бы с любым противником-мужчиной, он не смог ни простить ее, ни убить, и потому его положение под грузом ее проклятья казалось безвыходным. Но теперь Богиня в одном из бесчисленных обличий вышла против него с оружием воина, он мог биться против нее так, как умел, мог применить те силы, которыми владел лучше всех в Морском Пути. Ему казалось, что победа и избавление от проклятья совсем близко – на расстоянии протянутого клинка.

Ревя от боли и ярости, Банба вдруг взмахнула щитом и сбила Торварда с ног. Он упал на спину, но не на землю, а на чье-то неподвижное тело, и под спину ему попала оброненная секира. От боли перехватило дыхание и все в груди сжалось; он дернулся, пытаясь скорее встать, а Банба шагнула к нему и занесла клинок, пытаясь пригвоздить главного из своих противников к земле. Фьялли вокруг вскричали от ужаса, многие бросились вперед, в нерассуждающем порыве пытаясь хотя бы своим телом прикрыть конунга…

Дикий, нечеловеческий, режущий визг обрушился вдруг откуда-то сверху, заставил зажмуриться и отпрянуть.

Словно черная молния пала с безоблачного, светлого неба и горячим вихрем пронеслась над полем битвы. Регинлейв, Дева Грозы, в черной кольчуге, со стоящими дыбом черными волосами пролетела прямо над головой Банбы и с налета ударила ее копьем в глаз. От силы удара великанша опрокинулась на спину, выронив оружие и зажимая глаз руками; Торвард вскочил, а Регинлейв уже исчезла, и многие даже не успели понять, что это было. Все-таки Отец Ратей почитал богов иных земель и позволил покровительнице фьялленландских конунгов вмешаться только при непосредственной опасности для жизни Торварда.

Но теперь Торвард был на ногах и снова бросился к великанше. Она ревела и каталась по земле, не позволяя никому приблизиться, и несколько выпадов не достигли цели или нанесли ей еще пару незначительных ран. Фьялли поднимали с земли копья и метали в противницу, но лицо, горло и грудь она прикрывала своими толстыми руками, и без того залитыми кровью.

Торвард лихорадочно огляделся, выискивая оружие понадежнее. Фьялли вокруг вскрикнули – он обернулся и увидел, что Банба исчезла. Появившись из ниоткуда, она так же и пропала, ушла под землю, растворилась в плоти своего острова, бежала, признав свое поражение.

Ее огромный меч с бронзовой рукоятью и щит, пригодный служить ложем для пары взрослых людей, остались на истоптанной и обильно окровавленной траве.

Торвард, разом обессилев, опустился наземь. Все болело, голова гудела, и он с трудом стащил шлем, вдруг ставший очень тяжелым и неудобным. Одежда с левой стороны пропиталась кровью, дошедшей уже до бедра, разрубленные колечки кольчуги топорщились. Вокруг сидела и лежала вся его ближняя дружина. На ногах остался один только Хавган. Свою арфу он прижимал к груди, а на лице его отражалось упоение безмолвного восторга.

Еще несколько дней войско сэвейгов оставалось в селении. Нужно было похоронить убитых, как уладов, так и своих. Дружина Торварда потеряла тринадцать человек, почти все остальные получили раны. Фродир Пастух был ранен в ногу, Стейнгрим Копыто лишился двух пальцев, и в войске шутили, что его перевязанная рука и впрямь теперь похожа на копыто. Требовалось какое-то время на отдых и лечение, прежде чем дружина сможет хотя бы двигаться дальше, а тем более воевать. Вожди, несмотря на раны, жаждали идти в глубь острова и закрепить успех, пока улады не опомнились и не собрались с силами, но Торвард не видел причин торопиться.