– Ты не узнаешь меня, Торвард конунг? – проговорил Бьярни.

Поначалу он даже немного опешил: он запомнил конунга фьяллей так же хорошо, как собственную родню, он думал о нем часто и много, и ему казалось, что тот должен так же хорошо запомнить его. Но Торвард смотрел на него как на совершенно незнакомого человека. Тем вечером, в сумерках, во время битвы во дворе усадьбы Камберг, он даже не заметил Бьярни среди других домочадцев, которые скорее отважно, чем действенно пытались дать отпор его дружине. А потом Бьярни ударили по голове и отволокли в конюшню к прочим пленным, Торвард даже не увидел его лица и потому не мог связать этого гордого уладского воина в алых шелковых одеждах с давним случаем на восточном побережье Квартинга, о котором с самого йоля едва ли вспомнил хоть раз.

Окажись тут каким-нибудь чудом Йора, ее бы Торвард сразу узнал.

– Видно, тебе так часто случалось врываться в чужие дома и убивать хозяев ради того, чтобы провести всего одну ночь под крышей, что ты не можешь упомнить все эти случаи! – продолжал Бьярни, справившись с удивлением и даже усмехнувшись. – Но я тебе напомню! Наверное, все же не так часто бывало, чтобы крыша загорелась у вас над головой, когда вы спали, набив брюхо награбленным мясом и опьянев от чужого пива! Не так часто вам приходилось выскакивать на снег голыми, а потом, лишь бы только не околеть от холода, натягивать на себя всякое рваное тряпье, которое побросали даже рабы! И великая слава по всем семи морям довольно-таки плохо грела тебя в тот день!

На лице Торварда забрезжило понимание, фьялли вокруг него негромко загудели.

– Да ну! – сказал Торвард. – Да ты никак говоришь о том пожаре… На Квартинге, на восточном побережье. Этой зимой, незадолго до йоля.

– Ты все-таки вспомнил!

– А ты кто такой? Я уже вижу, что ты не из уладов, хоть и вырядился в такие же яркие тряпки. Постой! – вспомнил он. – Ведь что-то говорили, будто на Клионне завелись какие-то сэвейги, что они-то и помогли старику отбиться от Буады… Помнишь, борода? Это про тебя говорили? – Конунг фьяллей снова посмотрел на Бьярни. – Как ты попал сюда и чего тебе здесь надо? Или ты уже захватил этот остров и занял место здешнего старого короля? Ничего не выйдет – раз уж я пришел, тебе придется уступить место мне!

– Я – внук рига Миада, сын его дочери, и по праву родства взял на себя обязанность защищать его землю. Но я – сын Сигмунда Пестрого, хозяина усадьбы Камберг. Я – брат двоих его сыновей, убитых тобой. И я рад, что боги привели тебя сюда и дали мне возможность встретиться с тобой, чтобы взыскать с тебя долг мести.

– Сын? Сигмунда хевдинга? – Торвард в удивлении поднял свои густые черные брови. – Да ведь у Сигмунда Пестрого больше не было сыновей, только те двое покойников. Откуда же ты взялся? Это чудеса – чтобы за полгода вырос парень, на вид лет двадцати с чем-то!

Как видно, теперь он отлично вспомнил род из Камберга и все, что о нем знал.

– Тебе не так повезло, как ты думал, – заверил его Бьярни. – У Сигмунда оставался еще один сын, о котором ты не знал, – это я. И когда двое его сыновей пали от твоей руки, он признал меня, объявил своим законным сыном и наследником, полноправным членом рода, имеющим право на месть. Мои люди подтвердят тебе это, чтобы ты знал, что поединок со мной не уронит твоей чести.

– А, так раньше ты был побочным! – сообразил Торвард. – И родился от какой-нибудь рабыни.

– Моя мать – дочь рига Миада и принадлежит к королевскому роду земли Клионн.

– Ясно, ясно, – Торвард снова усмехнулся. – Все как я и думал. А теперь, когда двое законных сыновей не оправдали надежд, Сигмунд выкопал тебя из навоза, отряхнул, почистил немного, нарядил в крашеные одежды и отправил за местью? У самого, видать, под старость коленки ослабели! А если, думает, и этому шею свернут, то можно опять в навозе покопаться – может, там еще трое таких же наследничков подрастают!

– Не смей так говорить о моем отце! – Побледневший Бьярни в гневе сделал шаг вперед.

– А попробуй-ка мне запретить! – На смуглом лице Торварда отражалось истинное удовольствие от этой беседы. – Что я смею и чего не смею, знаю только я сам, а у тебя хрен не дорос мне запрещать!

– Я…

– Ты – неблагодарный щенок! Да ты должен вилять хвостом и мне башмаки лизать, ведь я, во-первых, оставил тебя в живых в тот раз, хотя мог бы зарезать, как свинью. А во-вторых, это я сделал тебя свободным человеком и полноправным наследником рода! У своего папаши ты так и состарился бы в хлеву, между кучами навоза, всю жизнь кормил бы свиней, ездил за дровами, чистил котлы и чинил ограды! А все богатства и почести достались бы тем двоим, которые, хоть и были порядочными рохлями, все же родились от знатной матери с богатым приданым! Это я убрал их с твоего пути, я отдал тебе все то, что раньше принадлежало им! Честь, богатство, достоинство! А ты вместо спасибо собираешься меня убить! Ну, попробуй! – Торвард вдруг шагнул вперед, положив руку на потертую рукоять меча, и его стремительное, сильное движение никого не навело бы на мысль, что совсем недавно он умирал от тяжелой раны. – Попробуй! Отчего бы не дать тебе случай себя показать? И тебе приятно, и мне ничего не стоит. Я возьму этот остров, как взял вашу усадьбу, и уже к вечеру моими будут и эта земля, и все ее люди, и скот, и все сокровища твоего здешнего деда – если, конечно, твоя мать не наврала, что приходится ему дочерью! А то, знаешь ли, ушлые торговцы рабами про каждую красивую уладку врут, будто она-де королевская дочь, чтобы три марки за нее содрать. А дурак-покупатель слюни распустит и кошель развязывает – лишь бы ему поскорее увести ее в сторонку и развязать штаны! Кстати, помню, у тебя в Камберге была очень красивая сестренка… такая нежная и сладкая. – На его лице вдруг проступило совсем несвоевременное и неуместное выражение страстного влечения, словно вспышка пламени, озаряющая тлеющие угли, и это покоробило Бьярни едва ли не больше, чем все прочие оскорбления ему и его родичам. – Мне тогда немного не хватило времени, а жаль. Говорят, у тебя и тут припасена такая, – уж теперь-то я время найду!

Во время этой речи Бьярни едва сдерживался – выжидая только, когда Торвард замолчит и вынет меч из ножен, чтобы броситься вперед. Этой речью конунг фьяллей опозорил весь его род и всех родичей, сколько их есть, и в глазах темнело от ярости. Торвард и сам видел, что его противник доведен до нужного для хорошей драки накала. Произнося последние слова, Торвард сбросил плащ на руки оруженосца и протянул руку, чтобы взять у него шлем.

– Конунг, зачем? – только и пробормотал изумленный Асбьерн Поединщик и даже прикоснулся к его плечу, пытаясь образумить и остановить.