Я молча кивнул. Борис выругался в адрес ускользнувшего убийцы, присел рядом, положив Паганелю руку на плечо:

– Максим Кузьмич! Может, «Скорую»?

– Поздно… Его душа уже далеко…

Я посмотрел на Паганеля:

– Алексей Алексеевич пытался сказать какие-то цифры, номер телефона. Семь семь восемь, потом, кажется, двадцать или двенадцать, и два ноля! Он просил позвонить сейчас.

Паганель вяло махнул рукой:

– Идите, звоните… Я знаю этот номер… За нами приедут… Я пока посижу здесь, с ним…

Я уступил свое место Паганелю, поднялся. Борис брезгливо разглядывал трость, наконечник которой имел узкую прорезь. Там, видимо, и скрывалось то самое, роковое для Алексея Алексеевича, лезвие.

Мы с Борисом обогнули рощу и вышли на улицу. На углу соседнего дома прилепилась телефонная будка. К счастью, автомат работал. Я торопливо набрал: семь, семь, восемь, двенадцать, два ноля… Тишина.

– Попробуй теперь после восмерки – двадцать! – сказал Борис. На этот раз соединилось, и после четвертого гудка сухой мужской голос сказал: «Да!».

Я довольно путано рассказал о случившимся. В трубке помолчали, наконец тот же голос без всяких эмоций сказал: «Ждите, через пятнадцать минут мы будем! В милицию не звонить!» И гудки отбоя…

Паганель все так же сидел, покачиваясь, и гладил тело друга по плечу. Борис тронул меня за рукав, негромко сказал:

– Пусть они побудут вдвоем! У тебя есть закурить?

Я дал искателю сигарету, прикурил сам, и мы, не сговариваясь, повернулись так, чтобы не видеть труп Леднева и помертвевшего от горя Паганеля, молча уставившись на темные глыбы домов…

Они приехали гораздо быстрее, буквально через десять минут. Серебристый микроавтобус с тонированными стеклами въехал прямо на пустырь и затормозил в трех шагах от нас. Из-за руля вылез высокий мрачный мужчина, двери салона открылись, и еще трое вышли и двинулись к нам.

Высокий наклонился над Алексеем Алексеевичем, коснулся шеи, вздохнул и сурово бросил приехавшим с ним:

– Тело – в машину!

Затем он повернулся к безучастному Паганелю, по прежнему сидящему в грязи:

– Вот и вновь пересеклись наши дорожки! Что, поиграли в интеллигентскую мафию? Алексей Алексеевич всегда был идеалистом, и поплатился именно за это. Но о мертвых либо хорошо, либо… Но вы то! Вы же знали, чем все может кончиться! Какое вы имели право? Да еще и людей втравили! – он кивнул в нашу с Борисом сторону. Я почувствовал, как искатель напрягся, шагнул к высокому:

– Послушайте, вы!..

Тот лишь махнул рукой:

– Перестань! Значит так: Максим Кузьмич, вы поедете с нами. Вы нужны нам, как свидетель. Пока как свидетель! – затем он повернулся к нам: – А вы… Забудьте все, что тут было, и все, что было до того! Ваше участие в этом закончилось! Максим Кузьмич вам все после объяснит. Мы бы взяли этого попрыгунчика сегодня к полудню, не устрой вы эту самодеятельность! В общем, прощайте!

Он круто повернулся и зашагал к машине, в которую его спутники уже укладывали тело. Паганель медленно встал и побрел следом. Я не выдержал:

– А может быть вы хотя бы скажете нам, кто вы?

Высокий помог Паганелю сесть в микроавтобус, закрыл дверь, обошел машину, у водительской дверцы обернулся и не громко сказал:

– Майор Федеральной Безопасности Слепцов. Отдел по борьбе с хищениями культурных ценностей! Ваше любопытство удовлетворено, я надеюсь? – и тут же смягчился: – Мужики, все будет нормально! Идите по домам, и больше не лезьте во всякие авантюры! Прощайте!

Машина развернулась, обдав нас сладковатой гарью выхлопа, выехала на асфальт и быстро умчалась…

– Я чувствую себя, как последний пацан после педсовета… – Борис сплюнул в сторону, и пошел в сторону моего дома. Я бросил окурок и двинулся за ним. Как нелепо, глупо и ужасно все получилось!

Мы поднялись по темной лестнице, я загремел ключами, открывая дверь. Неожиданно с тихим скрипом приоткрылась соседняя дверь. В щель высунулась заспанная рожа соседа Витьки:

– Серега! – шепотом сказал он: – Это ты? Че у вас тут? Разборки какие, в натуре? Может, братву собрать?

Я досадливо отмахнулся:

– Витек, иди спи. Все нормально. Все путем…

…Мы сидели на кухне. Борис курил. В занавешенное одеялом разбитое окно поддувало. Я бездумно крутил в руках брелок от ключей – пластмассовую фигурку какого-то японского божка с оскаленной рожей и злым взглядом изогнутых узких глаз. В голове было пусто, на столе было пусто, в квартире было пусто. Пустота… Кругом одна пустота…

Борис сунул окурок под струйку воды, вечно текущей из неисправного крана над раковиной, кинул мокрый фильтр в мусорное ведро: