Сергей Королев, человек в мастерских новый, был тут на десятых ролях и тяготился своим положением. Он попробовал однажды поспорить, предложил свое решение, но его тут же одернули, намекнув на «желторотость». Сергей быстро сообразил, что полетать на рекордных планерах ему не удастся: желающих слишком много и его ототрут «старички». Вся надежда была на учебный КПИР-3. По каким-то неписаным правилам получалось так, что те, кто строил планер, и должны были летать на нем. Хитрый Королев потихоньку стал тесниться к тому углу мастерской, где белел скелет будущего КПИР-3.

Работал Сергей в бригаде Николая Скрыжинского. Они собирали КПИР-3 и КПИР-1-бис, но, случалось, выручали и другие бригады. Торопились все: летом должны были начаться испытания новых машин.

Зима была гнилая, мокрая. У Сергея прохудились башмаки, пробовал проволокой прошить, они и вовсе расползлись. Мама обещала прислать новые из Одессы, да видно забыла, а напоминать гордость не позволяет, не маленький, сам за себя ответчик... После Нового года Сергей снял угол на Богоутовской – это совсем недалеко от института, если идти мимо церкви Федора через яры, – как называли киевскую свалку. Теперь с деньгами стало совсем плохо, едва хватало, чтобы платить за угол да и кое-как кормиться. Одно спасение – обеды у бабушки на Некрасовской по выходным дням. Старая кухарка Анна, которая и нынче не покинула бабушку, знала великий секрет красного украинского борща, такого, что от одного запаха слюни текли. А пироги! Бабушка незло ворчала, поругивала рынок, вспоминала нежинское довоенное изобилие, а Сергея размаривало в тепле и сытости, клонило ко сну... Но денег на ботинки у бабушки не было, да и были бы – он бы не взял. Пришлось наняться сахар грузить. Работа тяжелая, спина потом болит – сил нет, но платят прилично. На заработанные деньги купил будущий академик свою первую обновку.

С утра – газетная экспедиция, потом мастерские, вечером – занятия, так и катились день за днем к весне. К летчикам в авиагородок ходили они с Пузановым теперь редко, раза два в неделю, не чаще, хотя летчики всегда были очень рады их приходу. Однажды Павлов разглядел их, идущих за железной дорогой полем в авиагородок, и стал гоняться за ними на самолете так низко, что казалось, подпрыгни, и за колеса ухватишь. Савчук потом обозвал Павлова лихачом, но тот не обижался, похохатывал, подмигивал Сергею и Михаилу. Уже тогда Алексей задумал построить авиетку, часто говорил о ней, набрасывал на бумаге отдельные узлы и детали. Сергею очень хотелось строить эту авиетку, но впереди были зачеты, да и ребят в мастерских бросать было неловко. Он все уговаривал Павлова потерпеть до лета, когда будут готовы планеры, и тогда уже «наваливаться на авиетку».

Однажды Павлов познакомил Королева с маленьким быстрым брюнетом – военлетом Владиславом Грибовским, который тоже строил свой рекордный планер, но уже был весь поглощен будущими проектами. Кстати, потом многие из них увидели свет: за семнадцать лет конструкторской работы с 1925 по 1942 год В.К. Грибовский построил 17 планеров и 20 самолетов.

– Вы слышали о Германии? – спросил Грибовский.

– Нет, а что Германия? – Павлов поднял красивую бровь.

– Ну как же! Общество Рен-Розиттен пригласило наших планеристов на соревнования в Германию!

На секунду вспыхнула у Сергея сумасшедшая мысль: «Вот бы и мне поехать!» – но только на секунду. Что ему делать в Германии, на международных соревнованиях, если он еще ни разу даже в учебный планер не садился. Тут бы как-нибудь до Коктебеля, добраться, а он – Германия!

– Яковчук, кажется, собирается ехать, – продолжал Грибовский.

«Ну, до Яковчука мне еще далеко», – подумал Сергей.

Он не отдавал себе отчета в том, что в последнее время старался подражать Яковчуку даже в мелочах: купил серую рубашку в крапинку, как у Константина, и даже рукава закатывал так же. Незаметно он перенял у Яковчука даже манеру разговарить: точную, резковатую и категоричную.

Несмотря на то что теперь, когда получили приглашение немцев, Яковчук еще больше торопил ребят в мастерских, темп постройки планеров замедлился: приближалась сессия, и планеристы засели за книги. Иной раз под лестницей работал один Венярский – старый мастер-краснодеревщик.

Королев все-таки не утерпел, съездил на майские праздники в Одессу повидаться с Лялей и мамой. Ляля рассказала ему, что Макса переводят в Харьков и, если все образуется с ее переводом из Одесского химико-фармацевтического в Харьковский медицинский, летом она тоже переедет к отцу.

В Одессе было хорошо, тепло, сытно, уезжать не хотелось, особенно если вспомнишь о зачетах. Несколько дней пронеслись как во сне, и вот уже снова поезд, свежие листочки пристанционных акаций, торговки с восковыми жареными курами...

Возвратившись в Киев, Королев вместе с Михаилом Пузановым целые дни просиживал у летчиков: готовились к зачетам. Сергей еще до Нового года сдал химию, потом украинский язык и первую часть высшей математики. Сейчас надвигались физический практикум, архитектура и строительное искусство, вторая часть математики и техническая механика. Все четверо больше всего побаивались механики. Лекции по механике читал Илья Яковлевич Штаерман, заведующий кафедрой. Угловатый, приземистый, он говорил быстро, с легким еврейским акцентом, топорщил усы и пританцовывал. Пузанов однажды зимой сказал Королеву в трамвае:

– Первая лекция Штаермана. Сейчас опять что-нибудь нам спляшет у доски. Сергей толкнул Михаила локтем, дико повел глазами: рядом с Пузановым стоял Штаерман.

После этого случая редкая лекция проходила без того, чтобы злопамятный механик не вызывал Михаила и Сергея к доске.

– Из-за этих танцев мы с тобой еще напляшемся, – мрачно острил Королев.

Каково же было его удивление, когда Штаерман поставил Королеву зачет, не спрашивая его ничего. То же случилось и с зачетом по математике. Семинары вел Лев Яковлевич Штрум, человек разносторонний, увлекающийся, любознательный. Помимо математики, он изучал атомную физику и даже писал работы по строению ядра. Штрум приметил молоденького черноглазого студента и удостоил его зачета. В отчете после экзамена педантичный математик записал: «Проверка знаний производилась главным образом непосредственно, в процессе самих занятий, постоянно... Часть слушателей, наиболее активные, получили зачет без опроса...»