– У тебя чудесная мебель, – говорю я и замечаю кофейный столик, на мой взгляд, из вишневого дерева. По крайней мере он цвета спелой свежесорванной вишни, не той, что продается в банках. – Где ты ее раздобыл?

Появляется Том с салатницей в одной руке, маслом и уксусом в другой, а под мышкой он зажал мельницу для перца. Изящно и непринужденно Том ставит это все на стол.

– Раздобыл? – переспрашивает он. Я онемела, потрясенная его навыками официанта, но тут же взяла себя в руки и жестом указала на мебель, как ведущая телешоу. – Я сам сделал, – сообщает Том.

– Bay! – выдыхаю я и почти сразу же жалею об этом.

Давно и безуспешно пытаюсь исключить это восклицание из своего словаря, в основном потому, что, издавая подобные звуки, чувствую себя двенадцатилетней девчонкой.

– Великолепно! – говорю я, но, кажется, нечто подобное я уже произносила.

Он подвигает мне стул. Я сажусь. Том сначала зажигает две красные свечи в центре стола и лишь потом усаживается сам. Интересно, а стулья он тоже сам сделал – деревянные, без мягких сидений, такие бывают в библиотеке. Очень удобные, можно просидеть несколько часов с томиком классики.

– Итак, ты сам делаешь мебель, – начинаю я, надеясь получить дополнительную информацию.

– Соседи разрешают использовать их гараж как мастерскую, – отвечает Том, но тут неожиданно выскакивает из-за стола и несется в кухню. Жду, что он объяснит свое поведение – тщетно.

Том отсутствует несколько минут.

– У тебя все в порядке? – не выдерживаю я.

– За моллюсками надо присмотреть, – отзывается Том и возвращается с бутылкой вина.

– Обрати внимание на этикетку. Внимательно разглядываю итальянскую бутылку.

– Не вижу года урожая.

– Его и нет. Думаю, вино изготовлено на прошлой неделе.

– Ну, по крайней мере несколько дней ушло на то, чтобы доставить его сюда. Значит, какой-то срок выдержки все же есть.

– Паста, наверное, скоро будет готова. – Том профессиональными движениями раскладывает салат по тарелкам. Ни один из помидорчиков-черри при этом не упал на стол. – Надеюсь, у тебя нет аллергии на моллюсков, – говорит он.

– Кто-то в нашем издательстве сейчас работает над книгой про моллюсков, – сообщаю я. – Я просила у Моник эту книгу, но она ответила что-то вроде: «О моллюсках тебе лучше не знать».

– Она по-своему заботится о нас, – кивает Том.

Еще чуть-чуть – и мы заговорим о погоде. Я не начинаю беседу, надеясь заставить Тома проявить инициативу. Через десять секунд гробового молчания меняю решение. Оказывается, десять секунд – это очень долго.

– Отличный салат, – говорю я.

Том смотрит на свою тарелку, словно проверяя, что там, и улыбается. Он откладывает на край тарелки маслины, наверное, не любит их. Хотя в моем салате тоже есть маслины, ловлю себя на том, что не прочь стащить еще несколько штук у Тома. Конечно, я не делаю этого, никогда не угадаешь, как отреагирует человек, обнаружив чужие пальцы в своей тарелке.

– Давно ли ты здесь живешь? – спрашиваю я.

– Пару лет. Раньше мы делили эту квартиру с приятелем, но соседи попросили его съехать. Очень шумный был, – уклончиво отвечает он.

– У тебя такие строгие соседи?

– Это семейный район. Большие семьи. Они бывают очень настойчивыми.

Том приносит пасту. Не видела, как он выкладывал ее, поэтому не могу поклясться, что блюдо не доставили из ближайшего ресторана к черному ходу. Впрочем, едва ли у него есть черный ход. Блюдо совсем не похоже на спагетти, которые я готовлю со времен колледжа. Те обеды состояли из недоваренных макарон, размороженного зеленого горошка и готового соуса. Том же сотворил нечто такое, что можно поместить на обложку журнала.

– Восхитительно, – повторяю я. – Можешь этим зарабатывать.

– Это лингвини с моллюсками, – поясняет он, и я вижу, что ему приятно.

Подставку под блюдо с макаронами Том соорудил их множества бумажных раковинок, повторявших форму наших салфеток. Эти вырезанные ножницами салфеточки совсем не убогие: передо мной настоящее произведение искусства, исполненное рукой мастера. Том делал это с любовью и старанием и явно потратил немало времени.

Его руки, эти творцы домашнего уюта, приводят меня в восторг – ожидаешь увидеть мозолистые, оцарапанные ручищи работяги. Но нет, руки как руки, обычного размера, не слишком большие. И все равно похожи на руки волшебника, умеющего прятать в ладонях кучу сюрпризов. И здесь, дома, лицо Тома странным образом утратило мальчишескую округлость, в нем проступили черты зрелого мужчины.

Мы вновь заговорили о нашей конторе. Найдя удобную для обоих тему, обсудили помещение, художественный отдел с коллекцией игрушечных динозавров, лифт, регулярно ломающийся раз в неделю. Экспедиторы заключают пари, когда лифт заглохнет в следующий раз, и оказывается, Том как-то выиграл пятьдесят долларов. После обеда и десерта – домашние булочки, приготовленные соседями Тома, – он провожает меня до дома на метро.

– У меня есть старенький автомобиль, – объясняет Том, – но он стоит в гараже у соседей. Если я начну его заводить сейчас, то разбужу всю округу.