Музыка не давала совсем уж раскисать. Славка, уже наверно, битых два часа предавался алкогольной «медитации» под мощные звуки рока, а мысли все крутились вокруг Наташи… нет, Таши. Он, то возмущался, вспоминая, как она всегда отвергала помощь и критиковала советы, то умилялся её беспомощностью и искренней благодарностью в больнице, то восторгался ее смелостью пойти на рискованный эксперимент, а то, просто, вспоминал ее длинные, абсолютно прямые светло русые волосы и взгляд огромных серых глаз, каждый раз меняющих свой оттенок и настроение: иногда смущенный, иногда вызывающий и сердитый и, один раз, беспомощный и благодарный.

Она всегда выглядела естественно, в ней не было того жеманства и искусственности, что его раздражало в людях. Она удивительно правильно пользовалась косметикой — та никогда не бросалась в глаза. То что все-таки она ею пользуется, он понял только в больнице, но это лицо, более блеклое без туши и помады, было даже милее и, как-то беззащитнее. Он вспоминал её прекрасную, гибкую фигуру и у него захватывало дух от попыток представить ее без одежды. Он, кажется, все-таки безнадежно влюбился, и оставалось молить бога, чтобы Таша ответила взаимностью. Он чувствовал, что за полгода «созрел» уже до того, что готов был не только "носить тапочки", но и вообще "целовать песок, по которому она ходила" — как пелось в старой-старой песне Тухманова. "А вдруг у нее есть кто-то?!" — неожиданно закралась коварная мысль: "Да наверняка, у такой «королевы» не один ухажер — еще и в очередь стоят!" — как ему не хотелось об этом думать…

Его тоскливо-восторженное полупьяное рефлексирование было прервано настойчивым звонком в дверь. Он с сожалением встал с дивана, кое-как затолкал выбившуюся рубаху обратно в штаны и пригладил рукой всклоченные волосы.

— Сейчас, сейчас! Иду уже! — бормотал на ходу Слава, шаркая тапками и гремя замком. Каково же было его удивление, когда в квартиру решительно вошла Наташа, возмущенно сверкая своими большущими глазами.

— Ташенька?! — глупо улыбаясь, Слава уставился на его мечту, воплотившуюся в реальность прямо в коридоре собственной квартиры…

Выходя из кабинета директора, Наташа чувствовала себя ужасно, и все-таки, она нашла в себе силы поблагодарить профессора:

— Спасибо большое, Иван Васильевич! Вы меня спасли!

— Ну что Вы, голубушка! Вы знаете, мне бы по должности надо Вас продолжать «песочить» и дальше, но язык не поворачивается. У меня, знаете ли, у самого, внучка почти Вашего возраста. Как представил, что с ней что-нибудь эдакое приключится — так с сердцем плохо сделалось! Я, конечно, понимаю, что это, так сказать, "несчастный случай на производстве". Только договоримся впредь: пожалуйста, никаких подобных выходок без моей санкции, а то, здоровье у меня уже не то, чтобы к начальству на ковер часто бегать!

— Что бы я без Вас делала?! Уж простите Вы мою глупую голову! — пристыжено оправдывалась Таша.

— Всем бы, да такую «глупую» голову! — усмехнулся профессор. — Я бы из-за глупой головы и пальцем не пошевелил! Ну все, Наталия Степановна, разрешите откланяться. Мне еще в канцелярию нужно зайти, раз уж здесь оказался.

— Ой, простите, Иван Васильевич! Еще раз за все спасибо!

Пока она говорила с профессором в коридоре, все разошлись кто куда, обменявшись вежливыми кивками на прощанье. Ярослав сразу же убежал, видимо, избегая излишних обсуждений. Оставшись одна, Наташа направилась в свою лабораторию, где ей был отведено аспирантское место. На ходу она вспоминала события последних дней. Вспоминала, как пустилась в авантюру, доставая наркотик через бывших одноклассниц — можно сказать незнакомых людей. Как уговаривала Веру на это рискованное мероприятие, используя все дозволенные и недозволенные методы.

Они начали с утра у нее дома. Наташа, чтобы наверняка получить результат, приняла двойную дозу…

…сначала она лежала, не чувствуя ничего особенного. Затем, внутри начали подниматься волны жара, затопляющие все тело. Сердце учащенно забилось, и Наташа поплыла в безмятежном блаженстве. Тело как будто становилось все легче и больше, куда-то подымалось, и, наконец, словно зависло, паря в воздухе. Наташа оглянулась вокруг: Вера сидела, читая книгу, а ее саму уже несло к окну в восхитительном полете. Она вылетела из дома и, казалось, пыталась обнять всю землю, переполненная счастьем и блаженством.

Непонятно, сколько длилось это состояние эйфории, но вдруг она оказалась в каком-то странном месте: это было покатое, зеленое, как будто резиновое поле. И все было бы хорошо, но это поле было усеяно тонкими и длинными шипами, которые пучками торчали из желтоватых кочек. Некоторые шипы загибались по дуге книзу. Наташа стояла на цыпочках на двух таких дугообразных иглах, боясь пошевелиться и потерять равновесие. Падение, скорее всего, было бы смертельным. И вдруг до нее дошло: она стоит на поверхности огромного, не умещающегося в сознании кактуса!

Она так и стояла, замерев и не зная, что делать. Ноги уже начали трястись от напряжения. Но вот откуда-то к ней слетело странное создание, больше всего напоминающее Дюймовочку или маленькую фею. Эта маленькая, одетая в нарядное платьице девочка со стрекозиными крыльями за спиной ловко спикировала и уселась на наклонную иглу кактуса.

— Что, стоишь? — сочувственно спросила крылатая девочка. — Ну стой, если не надоело.

— А что мне делать? — чуть не в отчаянии спросила Наташа.

— А не надо лезть туда, куда не положено! — почему-то недобро усмехнулась маленькая фея.