За несколько лет работы я узнал о своих предшественниках много нового. Каждый чемпион мира имел свой неповторимый дар и внес огромный вклад в развитие игры. Изучая наследие двенадцати чемпионов и их главных соперников, я задавался вопросом: в чем же состоял секрет успеха этой «великой дюжины»? Каких чемпионских качеств не хватило сражавшимся с ними претендентам?

Естественно предположить, что выдающиеся шахматные способности подразумевают мощный интеллект и даже гениальность. Увы, это далеко не так. Не больше истины и в расхожем представлении о лучших шахматистах как о живых компьютерах, способных запоминать мегабайты информации и просчитывать игру на десятки ходов вперед.

На самом деле, как уже говорилось, нет никаких доказательств того, что шахматные мастера обладают какими-либо еще выдающимися талантами, кроме умения хорошо играть в шахматы. Целые поколения исследователей пытались выяснить, почему одни играют в шахматы хорошо, а другие — нет. Но обнаружить некий «шахматный ген» или какую-то особенность в раннем развитии будущих шахматистов так и не удалось. Тем не менее в шахматах — точно так же, как в музыке и математике — на свет рождаются настоящие вундеркинды. Они наблюдают за игрой взрослых, исподволь постигая правила, а потом вдруг начинают их обыгрывать и становятся маленькими звездами.

Итак, мы знаем, что особый шахматный дар действительно существует, но надо уметь его выявлять. Даже если вы от природы одаренный шахматист, то можете не сознавать этого в силу ряда причин и обстоятельств. Поэтому лучше сосредоточимся на факторах, поддающихся нашей оценке и влиянию.

Спорт, искусство, наука?

Если вы спросите гроссмейстера, художника или компьютерного специалиста, что характерно для хорошего шахматиста, то поймете, почему шахматы являются идеальной лабораторией для отработки процесса принятия решений. Гроссмейстер скорее всего согласится с мнением второго чемпиона мира Эмануила Ласкера: «В первую очередь шахматы — это борьба». Ведь цель игры, независимо от ее определения, заключается в победе над соперником.

Художник Марсель Дюшан был сильным и увлеченным шахматистом. В какой-то момент он даже отказался от живописи ради шахмат, заявив, что эта игра «обладает всей красотой живописи и даже более того». Дюшан подчеркнул творческий, эстетический аспект игры следующим высказыванием: «Я убедился на личном опыте: не все художники играют в шахматы, зато все шахматисты являются художниками!» Действительно, мы не можем игнорировать элемент творчества, даже если приходится предельно рационализировать его для достижения главной цели — победы.

Перейдем к научному аспекту, который так склонны переоценивать люди, не играющие в шахматы. Когда в середине прошлого столетия на сцене впервые появились шахматные компьютеры, многие ученые полагали, что вскоре железные монстры разгромят любого шахматиста из плоти и крови. Однако и через полвека битвы между машиной и человеком всё еще продолжаются…

Мой великий учитель, шестой чемпион мира Михаил Ботвинник посвятил последние тридцать лет своей жизни работе над созданием компьютерного шахматиста. Не просто программы, способной играть в шахматы, что и тогда было сравнительно нетрудной задачей, а такой программы, которая выбирала бы шахматные ходы подобно человеку, — то есть настоящего искусственного интеллекта.

Ботвинник обсуждал свои идеи со многими учеными, включая легендарного американского математика Клода Шеннона, который в свободное время тоже разрабатывал проект «шахматной машины». Большинство шахматных программ, в сущности, занимаются лишь перебором множества вариантов с огромной скоростью. Они используют вычислительную мощность компьютера для оценки всех возможных ходов в заданный промежуток времени. Каждому ходу присваивается числовая оценка, и в итоге машина выбирает ход с максимальной оценкой. Ботвинник хотел выйти за рамки этого подхода и создать программу, которая при выборе ходов использовала бы не столько вычислительную мощность, сколько логику.

К сожалению, его проект оказался неудачным. Годы труда, потраченные на расчеты типовых позиций и построение теоретических моделей, так и не привели к появлению программы, которая играла бы лучше начинающего шахматиста. Между тем обычные шахматные игровые программы достигли сравнительно высокого уровня еще в 70-е годы. И даже сейчас, тридцать лет спустя, уже успешно сражаясь с чемпионами, они по-прежнему опираются в основном на «грубую силу» — свою астрономическую вычислительную мощь.

Однако в рамках этих методов шахматные программы приблизились к потолку своих возможностей. И для усовершенствования своих творений программисты вынуждены изучать концепции Ботвинника. Его собственный проект остался незавершенным, но многие его идеи имеют большую ценность и далеко опередили свое время. Ныне мы понимаем, что сама по себе вычислительная мощность не может исчерпать возможностей древней игры, и возвращаемся к мечте Ботвинника о создании шахматных программ, более близких к человеческому мышлению.

Больше, чем метафора

Мы знаем, что компьютеры считают лучше нас. Тогда в чем же наша сила? В синтезе, в способности соединять точный расчет и вдохновение, науку и искусство, — в целом это гораздо больше, чем просто сумма составляющих частей. Шахматы — это уникальное познавательное поле, та сфера, где наука и искусство соединяются в человеческом представлении, а затем оттачиваются и совершенствуются по мере накопления опыта.

Таким же способом мы совершенствуем и другие сферы нашей жизни, требующие продуктивного мышления. Хороший руководитель мыслит творчески, сочетая анализ и исследовательскую работу. Полководец должен использовать свое знание человеческой природы для предугадывания стратегии противника и выработки оптимального плана противодействия. И так далее.