Из уборной он вышел в несколько более пристойном виде и заказал виски со льдом. Я заказал бутерброд с мясом. Как только официант ушел, Фергюсон наклонил ко мне через столик свое истерзанное лицо. Глаза у него были беспросветно унылыми.

— Что вы за человек? Могу я вам довериться?

— По-моему, можете.

— А вы не просто увиваетесь вокруг в надежде, что вам отвалится кругленькая сумма?

Вопрос был оскорбительный, но я не стал оскорбляться. Ради откровенного разговора стоило кое-что вытерпеть.

— Вполне естественная надежда, верно? Но деньги для меня еще не все, как, возможно, вы уже заметили.

— Да. Вы со мной говорили без экивоков. Хотелось бы мне поверить, что и я могу говорить с вами прямо. — Его голос дрогнул. — Видит Бог, мне надо с кем-то поговорить.

— Валяйте. Моя профессия подразумевает умение слушать и забывать услышанное.

Официант принес виски. Фергюсон жадно припал к бокалу, а потом поставил его со стуком.

— Я хочу прибегнуть к вашим профессиональным услугам, мистер Гуннарсон, что гарантирует вашу забывчивость, верно? Без права разглашения и все такое прочее.

— Для меня это вполне серьезно.

— Я не хотел вас задеть. Нет, я отдаю себе отчет, что держался с вами непростительно грубо, когда все это началось. Приношу свои извинения. — Он старался быть сдержанным и обаятельным. Мне он больше нравился несдержанным и естественным.

— Извинения не нужны. Вы были в шоке. Но мы не сдвигаемся с места.

— Сдвинемся, если договоримся. Согласны вы быть моим юридическим советником в этом деле?

— С удовольствием. До тех пор, пока не будут затронуты интересы моей клиентки. Моих других клиентов.

— Каким образом?

— Подробности можно опустить. Моя клиентка находится сейчас в окружной тюрьме. Она оказалась втянутой в дела Ларри Гейнса. Сама о том не подозревая, как и ваша жена.

Его глаза дрогнули.

— И, как вашей жене, — добавил я, — ей приходится терпеть последствия.

Фергюсон с зевком вздохнул.

— Я сегодня видел Гейнса. Вот почему я потерял голову. Послал всякую осторожность к чертям и попытался его нагнать. Только Богу известно, что произойдет теперь.

— Деньги вы отвезли?

— Да. И увидел его. Мне было велено взять картонную коробку, положить в нее деньги и оставить картонку на переднем сиденье, а дверцу не запирать. По их указанию я припарковал машину на Оушен-бульваре неподалеку от пристани и ушел, оставив ее стоять там с деньгами внутри. Мне было приказано дойти до конца пристани. Это шагов двести.

— Я знаю. Мы с женой часто там гуляем.

— Ну так вы, наверное, помните, что там установлен платный телескоп. Я не удержался, бросил пятицентовик в щель и навел трубу на мою машину. Вот так я их и увидел.

— Их?

— Его. Гейнса. Он затормозил рядом с моей машиной, забрал картонку и укатил. Будь со мной хорошее охотничье ружье, я бы мог его подстрелить. Надо было взять ружье.

— А его машина?

— Совсем новая, зеленого цвета. Марку точно не назову. Дешевые машины я знаю плохо.

— Так она была дешевой?

— Да. Возможно, «шевроле».

— Или «плимут»?

— Может быть, и «плимут». В любом случае, вылез из нее и взял деньги Гейнс. И тут я взбесился. Просто пролетел по пристани и решил догнать их... его любой ценой. Чем это кончилось, вы знаете.

Кончиками пальцев он легонько потрогал свой распухший нос.

— Вы лжете очень неумело, полковник. Кто был в машине с Гейнсом?

— Никого не было.

Но он отвел глаза. Взгляд его пошарил по комнате и остановился на голове лося на противоположной стене высоко над стойкой. Официант принес мой бутерброд. Фергюсон заказал еще виски — двойную порцию.

Я машинально откусывал и жевал, а мои мысли неслись вихрем, соединяя обрывки фактов. Картина вырисовывалась далеко не полная, но уже вырисовывалась.

— С Гейнсом в машине была ваша жена? Его голова упала, словно подрубленная.

— Она сидела за рулем.

— Вы уверены, что не обознались?

— Абсолютно.

Официант принес ему виски. Он выпил его, точно цикуту. Памятуя вчерашний вечер в «Предгорьях», я уговорил его не заказывать больше.

— Нам необходимо продолжить разговор, Фергюсон. Но не обязательно здесь.

— Мне здесь нравится. — Его взгляд вновь обежал комнату, уже совсем опустевшую, и вернулся к дружественному лосю.