— Сядь, — позвала она меня, хлопнув рукой по кровати, — Сядь и расскажи о себе, Лью. Ты ведь Лью, я не ошиблась?

— Лью, — подтвердил я, садясь на кровать, подальше от нее. — Лучше ты расскажи мне о себе. Ты живешь одна?

— Последнее время да, — ответила она, покосившись на дверь, ведущую в соседний номер.

— В разводе?

— С действительностью. — Она скорчила гримасу. — Чем не душещипательная история: «В разводе с действительностью»?

— У тебя есть семья?

— Не будем об этом. Чего обо мне говорить. Моя жизнь — сущий ад.

От этих слов повеяло бы мелодрамой, если б ее голос при этом не срывался от ужаса. Она откинула назад голову: под косметикой проступили кровоподтеки, кожа под темными очками распухла, однако черты лица были правильными. Когда-то она была хороша собой — не хуже Фебы. Казалось, она прочла мои мысли, в которых жалость к ней сочеталась с отвращением.

— Убери этот проклятый свет.

Я включил ночник и потушил верхний свет. Когда я вернулся к постели, она опять, запрокинув голову, приникла к бутылке, отчего сильно смахивала на безумного астронома, который смотрит на звезды, засунув себе телескоп в рот. В темноте белела ее тонкая шея.

— Выпей, — проговорила она хриплым голосом. — Ты заставляешь меня пить одну — это нечестно.

— Не могу — я за рулем. Если будешь столько пить, отключишься.

— Как бы не так. — Она села на кровати, зажав бутылку между коленями. — Думаешь, так просто отрубиться? Нет. А если и отрубишься, то потом ночью все равно проснешься, а потолок над головой ходуном ходит. Весело.

— У тебя, я вижу, вообще жизнь веселая.

— Веселей некуда. Ладно, выпей, а потом я у тебя кое-что спрошу.

Я отхлебнул виски из стакана.

— Интересуешься, сколько человек я убил?

— К этому мы еще вернемся. А сейчас я хочу знать, есть ли у тебя связи с наркоманами.

— А если бы и были?

— Понимаешь, алкоголь на меня не действует. Надо бы попробовать наркотики. Говорят, они помогают лучше всего.

— От чего?

— От жизни в аду, — совершенно спокойно ответила она. — Мне необходимо хотя бы ненадолго отвлечься. Деньги-то у меня есть, не беспокойся. Мне нужны связи, а не деньги.

— Я тебя с наркоманами свести не могу, так что продолжай пить виски.

— Да я это виски терпеть не могу. Пью только для того, чтобы на ночь забыться. Чтобы мысли не одолевали.

— Какие мысли?

— Мало ли какие. Так тебе все и расскажи. — Тут она обнаружила, что у нее задралась юбка, натянула ее на колени и сказала: — Растолстела я, подурнела. Я уродливая?

Этот вопрос я оставил без ответа.

— Ничего удивительного, — продолжала она. — Что на совести, то и на лице. Я же преступница — как и ты. У тебя ведь тоже совесть нечиста?

— Ясное дело.

— Поэтому и ходишь с пистолетом.

— Пистолет у меня для самозащиты.

— Самозащиты? — с трудом выговорила она заплетающимся языком. — От кого?

— От таких, как ты, — ответил я, ласково улыбнувшись.

Мои слова ее ничуть не смутили. Она рассудительно кивнула головой, как будто была целиком со мной согласна. У меня по спине пробежали мурашки.

— Скажи честно, Лью, на твоей совести есть убийство?

— Есть, — ответил я, чтобы наконец сменить тему. — Лет одиннадцать-двенадцать назад я убил человека по кличке Неряха, который пытался убить меня.

Она доверчиво положила мне голову на плечо, а потом опять потянулась к спасительной бутылке.

— Вот и меня тоже убивают.

— То есть?

— Постепенно. Сначала он уничтожил мою душу, потом — тело, а потом — лицо. — Она поставила бутылку на столик у кровати и сняла темные очки. — Посмотри, что он сделал с моим лицом.

Под глазами чернели кровоподтеки, наспех замазанные тоном для лица. Она опять надела очки.

— Кто это тебя так разукрасил?

— Со временем узнаешь.

Ее растрепанная голова опять примостилась у меня на груди — взъерошенный птенец вернулся в родное гнездо. Она провела рукой по моему пиджаку, ее пальцы нащупали под сукном пистолет и стали его поглаживать.

— Я хочу, чтобы ты его убил, — задумчиво произнесла она. — Больше терпеть я не в силах. Он душу из меня вынимает.

— Кто он?

— Отвечу, если пообещаешь его убить. Я тебе хорошо заплачу.

— Покажи деньги.

Она с трудом встала, нетвердой походкой направилась к комоду, внезапно остановилась посреди комнаты, повернулась и, зажав рот руками, бросилась в ванную. Через открытую дверь было слышно, как ее выворачивает наизнанку.

Я подергал дверь в соседний номер — заперта. Затем подошел к комоду и открыл ее сумочку: косметичка с помадой, тени для век, лосьон для лица, а также салфетки, снотворное в пузырьке и туго набитый деньгами, украшенный искусственными бриллиантами бумажник красной кожи. Кроме денег, в бумажнике лежали водительские права, выписанные в прошлом году на имя миссис Гомер Уичерли, и несколько визитных карточек, в том числе — Бена Мерримена.