— Ему еще предстоит научиться держать себя в руках.

— Я-то это знаю. Мне показалось, что вы начинаете ему сочувствовать.

— Я действительно сочувствую Дэви, но это ему не поможет.

Он играет во взрослые игры с молоденькой девушкой. Он должен вернуть ее. Родители девушки могут упечь его за решетку, и тогда из тюрьмы он выйдет почти в пожилом возрасте.

Она в отчаянии прижала руку к груди.

— Мы не можем этого допустить.

— Куда он мог поехать с нею, миссис Смит?

— Не знаю.

Она осторожно почесала пальцем свою крашеную голову, встала и подошла к широкому окну. Она стояла спиной ко мне, ее фигура откровенно просвечивала сквозь одежду как у одалиски. Океан, обрамленный темно-красными шторами, казался столь же древним, как Средиземное море, древним, как первородный грех.

— Он приводил ее сюда раньше? — спросил я, обращаясь к черно-оранжевой спине.

— Приводил, чтобы познакомить нас, на прошлой неделе. Нет, на позапрошлой.

— Они собирались пожениться?

— Не думаю. Слишком молоды. У Дэви наверняка другие планы.

— Какие именно?

— Я говорила вам про учебу и так далее. Он хочет стать врачом или юристом.

— Пусть благодарит бога, если его вообще в тюрьму не упекут.

Миссис Смит повернулась ко мне лицом, нервно потирая руки. Звук от трения был сухим и тревожным.

— Что я могу сделать?

— Позволить мне обыскать его квартиру.

С минуту она молчала, глядя на меня с таким выражением, словно ей было трудно кому-либо доверять.

— Что ж, мысль, пожалуй, неплохая.

Она достала связку своих ключей, тяжело звякнувших на кольце, напоминающем браслет чересчур большого размера. Карточки с надписью «Дэвид Спэннер» на двери квартиры уже не было. Это вполне могло означать, что возвращаться сюда он больше не собирался.

Квартира состояла из одной комнаты с двумя кроватями, выдвигающимися под прямым углом друг к другу. В обеих кроватях спали, так и оставив их неубранными. Откинув покрывала, миссис Смит тщательно осмотрела простыни.

— Не могу определить, вместе они спали или нет, — сказала она.

— Думаю, что да.

Она обеспокоенно посмотрела на меня.

— Раз кобылка несовершеннолетняя, то за это его могут посадить, да?

— Конечно. А если он увезет ее куда-нибудь против ее воли или если она захочет уехать от него, а он применит силу...

— Знаю, это называется похищением. Но Дэви ни за что так не поступит. Она ему очень нравится.

Я открыл шкаф. Он был совершенно пуст.

— Вещей у него немного, в смысле одежды, — пояснила миссис Смит. — К одежде и тому подобным вещам он безразличен.

— А к чему небезразличен?

— К машинам. Но как освобожденному условно, водить ему не разрешается. Думаю, это одна из причин, по которой он связался с этой девушкой. У нее есть машина.

— А у ее отца — ружье. Теперь оно в руках у Дэви.

Она повернулась ко мне так резко, что подол платья взметнулся вверх.

— Об этом вы ничего не говорили.

— А почему это столь важно?

— Он может кого-нибудь застрелить.

— Кого-нибудь конкретно?

— Кого-нибудь конкретно он не знает, — глупо ответила она.

— Это хорошо.

Я тщательно обыскал квартиру. В маленьком холодильнике на крошечной кухне я обнаружил молоко, нарезанную ветчину и сыр. На письменном столе, стоявшем у окна, лежало несколько книг: «Пророк», книги о Кларенсе Дэрроу и об одном американском враче, построившем больницу в Бирме. Негусто для того, чтобы начинать расследование.

Над столом был прикреплен список, содержащий десять заповедей, начинающихся с «Не...». Они были каллиграфически выведены, я сразу узнал почерк Дэви:

" 1. Не води машину.

2. Не выпивай.

3. Не засиживайся допоздна: ночь плохое время.

4. Не посещай злачных мест.

5. Не заводи друзей, как следует не узнав их.

6. Не ругайся нецензурно.

7. Не употребляй в речи грубых и жаргонных словечек.

8. Не сиди без дела, размышляя попусту о днях минувших.

9. Не дерись.

10. Не сходи с ума и не вспыхивай к людям неукротимой враждой".

— Теперь видите, что это за парень? — раздался у меня за плечом голос Лорел. — Хочет по-настоящему исправиться.