Я поверил, это было похоже на Чебоксарова. Выражение лица, с которым Тихонов рассказывал об этой истории, развеяло все мои иллюзии. Вначале мне казалось, что Тихонов помягче и с большей теплотой относится к своему бывшему напарнику, но теперь я понял, что ненависти там не меньше. Просто тот уже покойник, а по русской традиции их ругать шибко не положено.

– Поехали, – еще раз предложил Сергей. – Проводи меня хотя бы. Я ведь кодированный алкаш. Мне пить нельзя. Поэтому на сушняке и сижу. Боюсь на водочку сорваться. Побудь со мной. Мне до ночи продержаться, а там снотворное и на боковую. Завтра первым делом к своему наркологу. Я из-за Чебоксарова свою жизнь ломать не собираюсь. Мне семью вернуть надо.

Такая обезоруживающая искренность других путей не оставляла. Я согласился.

Мы решили допить оставшееся вино, (Там где-то завалялась еще одна бутылка), доесть конфеты и вызвать такси.

Арам Хачатурян гениальный композитор, в этом мне пришлось еще раз убедиться, когда заорал мой сотовый. Я извинился и вышел в коридор.

– Ну, как вы там? – спросил Аркашка.

– Собираемся ехать к нему домой.

– Когда?

– Минут через сорок. Он попросил проводить.

– Соображает еще?

– Пока да.

– Обязательно проводи. Говорили о деньгах?

– Пока нет. Хочу завести об этом разговор у него дома. В родных стенах человек расслабляется и становится более сговорчивым.

– Если не напьется. Позвонишь.

– Я могу и такси вызвать.

– Да ладно, мне не трудно.

Оставшуюся бутылку мы допивали под нейтральную беседу. У нас обнаружились общие темы. Мы были студентами в одно время. Нашлись даже общие знакомые. Например, Захаров. Я не стал распространяться о нашей дружбе, потому что Тихонов говорил о нем только плохое.

О деньгах я заговорил в такси. Мне показалось, что Сергея стало развозить, и я побоялся, что он выпадет в осадок уже в подъезде. Памятуя о пьяном, у которого все на языке я поднял эту щекотливую тему, чтобы хотя бы понять какое у него мнение на этот счет. Как и ожидалось, деньги возвращать он не собирался.

– Когда вы выдавали нам товарный кредит, директором «Бумторга» числился Чебоксаров. Моих подписей нигде нет. В то время я даже не был в штате. Так что судитесь с «Канцторгом» – он правопреемник. Хотя, судиться у вас никак не получится. Деньги мы вам отправляли на помойку, а накладных никаких не подписывали. Фигу что докажете.

Естественно, я знал об этом. Что толку взывать к совести?

– Тем более, – как будто подслушав мои мысли, продолжил собеседник, – я по полной программе отстегнулся. Эти два миллиона были у меня последними. Попробуйте поговорить с его женой. Она тщеславная. Пообещайте поставить ее во главе фирмы, помочь. А она пусть вернет долг хотя бы товаром.

Больше на тему долгов он говорить не соглашался. Ему опять вспомнилась молодость, мединститут, в который они ходили на дискотеки и какая-то Верка с родинкой на верхней губе. Мне было неудобно вот так сразу остановить тачку, хлопнуть дверью и скрыться. Я довел его до подъезда и поднялся на этаж.

На лестничной площадке было всего две квартиры, отделенные от внешнего мира общим тамбуром. Кивнув на соседскую дверь, Тихонов сказал:

– Это квартира Макарыча, нашего губернатора.

– И сейчас тут живет?

– Нет, стоит пустая. Он с нами со смертными теперь жить брезгует. Что ему госдач мало что ли?

Мы вошли в квартиру, довольно чистую для мужика, который уже полгода живет один. Евроремонт уже устарел, телевизор тоже. Чем-то сильно пахло.

Мы прошли на кухню.

– Не знаю, газом воняет? – предположил Тихонов.

– Похоже, – согласился я.

– Я посмотрю конфорки, а ты выйди, пожалуйста, на лоджию и отвори все окна. Я их закрываю, когда включаю кондиционер.

На лоджию можно было выйти и из кухни и из зала. Она была застеклена огромными витражами. Я не сразу разобрался, как они открываются. Кроме ручек имелись еще два шпингалета. Верхний был открыт, как только я нагнулся, чтобы открыть нижний, за моей спиной раздался страшный взрыв. Я стукнулся головой о профиль и упал на пол. Посыпались стекла.

Если бы я не нагнулся, то мне бы снесло полголовы или выбросило с девятого этажа. На меня упала стойка с цветами и кусок штукатурки. Из многочисленных порезов пошла кровь. Я попробовал подняться. Это удалось не сразу, огромный горшок с фикусом прижал подставку к полу, и мне пришлось выползать из-под нее ужом. На кухне что-то продолжало взрываться и лопаться, над самой головой, трассировали горящие точки. Я подполз к двери и заглянул внутрь кухни. Тихонов лежал совсем близко, причем на животе, а голова при этом смотрела вверх. Живой человек так лежать не может. Правая рука была вытянута в мою сторону, как будто он хотел достать до порога. Вокруг разгорался пожар.