Было около трех. Аллея вывела меня к небольшому пруду, поросшему камышами. За прудом высилась сосновая роща, сквозь которую просвечивала нелепая громада Замка. Две девочки лет пяти-шести – возможно, потомство смотрителя Замка – с просветленными лицами кидали в пруд камни. Заметив меня, дети скрылись, хотя я делал вид, что не обращаю на них внимания. Родители, должно быть, говорили им: не оставайтесь наедине с незнакомыми взрослыми, я ведь взрослый и незнакомый, вот удивительно. Я решил не идти через рощу, а обогнуть ее. Слева, прямо по опушке, вилась тропинка, как-то незаметно перешедшая вскоре в асфальтовую дорогу. Честно говоря, я с непривычки немного устал. Воздух казался тяжелым, было необычайно душно. В такую погоду, пришло в голову мне, должны возникать пожары. Дорога оканчивалась прямо у лестницы к Замку. Лестницу еще не реставрировали, поэтому на нее было страшно даже смотреть, не то что подниматься. Тем не менее я рискнул – не ради Замка, который представлялся мне при ближайшем рассмотрении самым скучным и безликим сооружением на свете (хотя мои знакомые экскурсоводы и утверждают, будто Замок имеет определенную художественную ценность), а ради смотровой площадки, благодаря которой неугомонные туристы обозревают наш город во всем его разнообразии. К середине лестницы мне показалось, что я переоценил свои силы – оставшуюся половину мне было явно не одолеть без отдыха. Усевшись на ступеньке, я решил устроить себе экзамен на знание Замка. Полное имя князя-основателя я вспомнил, но дата основания не давалась. По городской легенде, город и Замок были основаны одновременно и долго воевали между собой, пока очередной князь не победил наконец самоуверенных горожан. Имя этого князя я тоже вспомнил, вспомнил и дату воссоединения княжества и вольного города, но дата основания так и не всплыла.

Я продолжил подъем, не обращая внимания на долгожданную одышку и градом катившийся с меня пот. Вскоре я нагнал неспешно и размеренно поднимающуюся старушку; мы перекинулись парой слов. Старушка, оказывается, приехала из столицы чуть ли не специально, чтобы взглянуть – ну, хоть одним глазком – на это архитектурное чудо, княжеский Замок; ах, как жаль, что не пускают внутрь. Я посоветовал восторженной старушке предложить сторожу немного смазки – и он, верно, пустит ее куда угодно. Старушка поблагодарила меня, о, вы мой спаситель. Что вы, ответил я, это так просто. Еще с минуту мы шли параллельно, потом старушка отстала. Совершив последний рывок, я уткнулся в запертые ворота Замка; пренебрегая ими, я прошел вдоль стены прямо к смотровой площадке.

С такой высоты город напоминал праздничный торт – аляповатый, роскошный и, скорее всего, совсем не вкусный. Старый город отсюда выглядел перекошенным и потерявшим все привычные пропорции, зато с Нового города – хоть карты рисуй. Прелесть. Разрушенный монастырь, полусъеденный горизонтом, автоматически присовокуплялся к чертежу города, хотя в действительности лежал на весьма приличном расстоянии от самых дальних районов. Прямо подо мной располагались самые старые кварталы города – именно здесь жили те воинствующие ремесленники, с которыми сражались князья. Ремесленники и княжеские люди прорывали лабиринты в горе; после воссоединения в этих лабиринтах жили воры и нищие, и даже в наше время там небезопасно ходить. Таким образом, катакомбы в нашем городе нависают над головами. Средние кварталы просятся в фильм с ориентальными мотивами: увиденные под смещенным углом, они обретают нехарактерный для них объем и даже цвет. От самого подножия поднимается дымок, как если бы воскресшие прапредки решили принести жертву своим богам. Вдруг я понял, что это и есть ожидавшийся мною пожар; я почувствовал облегчение: подобная жара должна была разрешиться чем-то таким. Гордый безупречностью своей интуиции, я решил спуститься. Для этого мне пришлось обойти Замок; с другой его стороны спускалась лестница в Старый город – не широкая и каменная, а винтовая и железная. По ней всегда было очень страшно спускаться – гораздо страшнее, чем по качающейся каменной или полусгнившей деревянной. В детстве я никогда не решался ступить на винтовую лестницу без кого-нибудь из взрослых. Винтовая лестница, укрепленная в скальном наросте на вершине горы, вонзалась прямо в центр самого старого из старых кварталов; идти по ней приходилось очень медленно, и каждый шаг выдавал себя железным грохотом. Я не завидую жителям квартала, над которым воздвигнута лестница; впрочем, раньше здесь жили кузнецы, у которых и собственного шума хватало, а теперь здесь туристические ресторанчики и магазины: ночью несвоевременный грохот потревожит слух лишь немногих, а днем легко сойдет за экзотический городской обычай.

Опасаясь головокружения, весь свой громкий путь я смотрел только под ноги. В какой-то момент я не услышал уже ставшего привычным грохота – это означало, что я спустился в Старый город, на единственную в его верхних кварталах площадь, соизмеримую с детской песочницей. Сразу неизвестно откуда появились торговцы, не признавшие во мне соотечественника: по винтовой лестнице спускаются только туристы, да и долгое пребывание вдали от родных мест накладывает свой отпечаток. Я, как мог, отбрыкивался от продавцов сладостей и порнографических открыток; мне хотелось скорее оказаться на более людных улицах, где я мгновенно утратил бы свою исключительность. Это удалось не сразу: пришлось отразить набег мальчишек, требующих иноземных неведомых предметов – наиболее совестливые были готовы отдать за это дешевый значок с изображением Замка, самый же наглые хотели всего побольше и безвозмездно. Мои попытки обрисовать им в общих чертах положение вещей не имели успеха, поэтому я решил продвигаться на нижние улицы, игнорируя, насколько хватит сил, окружающую действительность. Поняв бесплодность своих требований, мальчишки (я, впрочем, не решусь гарантировать, что среди них не было особей противоположного пола) разбежались. В переулке меня встретили нищие, но те были не столь шумны и воинственны, поэтому не заметить их не составляло особого труда. Переулок оканчивался аркой, выходившей на одну из самых оживленных улиц Старого города; здесь собирались коллекционеры и художники, фотографы и проститутки; все они, объединенные корпоративными интересами, степенно занимались своими делами, не обращая внимания друг на друга.

Жара не спадала – начало пятого в такую погоду самое неуютное время дня. Следовало бы пролиться дождю, но где там. Я купил стакан кока-колы и мгновенно его выпил. Улица представляет собой занимательное зрелище: дома по одну ее сторону кажутся твердо стоящими на земле, в то время как вся другая сторона будто бы вросла в гору на целый этаж. Именно здесь начинается самая отвесная часть склона – и самые многоярусные кварталы города. Здесь почти нет улиц – только бесконечные лестницы. Из транспорта здесь проедет разве что велосипед, да и то с трудом. Впрочем, почти весь Старый город пешеходен.

Отсюда вновь стала видна панорама города, и вновь я заметил дым близ подножия горы. Внезапно я понял, что, если это пожар – а чем, кроме пожара, это могло быть? – то он разгорается где-то в нашем квартале, может быть, поблизости от моего дома. Мне стало чуть-чуть не по себе: я слишком хорошо знал всех соседей. Тут же, однако, я успокоил себя: это наверняка горит какой-нибудь гараж, или склад. Я спустился еще по одной лестнице. Собственно говоря, эти лестницы были просто нарезанными и сложенными елочкой улицами, и назывались они как улицы: улица такая-то или такая-то. В каждом из открытых окон виднелась свернувшаяся калачиком кошка, рядом с кошкой стояла герань. Может быть, это горит машина, врезавшаяся в столб. Впрочем, ее уже увезла бы дорожная инспекция. А вдруг не увезла? Прямо из-под моих ног взлетел голубь.

Лестницы постепенно начали приобретать вид обыкновенных улиц. Вскоре я вышел к фонтану, где принято назначать свидания. Брызги фонтана были очень кстати. Вокруг фонтана прогуливались туристы; некоторые из них фотографировали Замок, хорошо видный отсюда. Соотечественники – в основном, пенсионеры и матери с колясками – сидели на лавках; некоторые из них обсуждали пожар на краю Старого города. Я прислушался. Говорившие, судя по всему, знали не больше моего; некоторые из них, наверное, видели пожар сверху и теперь чувствовали себя приобщившимися к делу города.

От фонтана вниз вели две улицы: я выбрал ту, что пооживленней. Проходя мимо лавки, где торгуют всякими оптическими товарами, я вдруг захотел купить бинокль, чтобы, при первой возможности, рассмотреть пожар; однако у меня не оказалось с собой требуемой суммы. Старинные телескопы, выставленные в витрине лавки исключительно для рекламы, располагали к размышлениям на вечные темы. На углу улицы женщина продавала вчерашний выпуск городской газеты: кого-то где-то убили. Я дважды чихнул: наверное, пыль попала в нос.