Шрифт:
Они садились в машину, когда жена Мазута снова подошла:
— Вы можете мне сказать: его отпустят? Говорят, в городе подписи будут собирать, чтобы его тоже… как Кулиева! К расстрелу!..
Тура прошел через дежурную часть милиции. На лестнице ему встретился уставший, одышливый Бураков, он успел за день изрядно побегать.
Старший опер повернул, пошел вместе с Турой. Тура спросил:
— Какие новости?
— Установили людей, которые видели Пухова последними, — обстоятельно доложил Бураков. — Это Хамидовы. Они из этого дома. Их все знают. Солидные люди. Муж, жена, два брата, сноха и бабушка. Они вечером, после работы, переносили вещи на новую квартиру. Пухов им помогал…
— Он был с ними с самого начала? — уточнил Тура.
— Нет, они встретили его в центре, недалеко от Морского вокзала, когда делали последнюю ходку. Он помог им нести посуду — тарелки, пиалушки. Следователь их сейчас там всех допрашивает.
— Пухов долго еще находился у Хамидовых?
— Не очень. Поужинали. Пухов ушел около двенадцати.
— Говорил он, куда идет?
— Нет. Никому ничего не сказал, — Бураков развел руками. — Пухову мы еще раньше допросили. Она ничего не знает. Не видала, не слыхала.
— А что с Сейфуллиным? — спросил Тура.
— Я говорил с женой. Похоже, как случайный выстрел на охоте. Следователь допросил очевидца. Это его приятель. Тоже был в лодке с Сейфуллиным… Подняли со дна ружье — в нем один патрон. Во втором стволе гильза. Ружье старое. Экспертиза подтвердила…
— Далеко отсюда?
— В районе метеостанции.
— Они — действительно приятели?
— Действительно. Ни вражды, ни злости. Собутыльники…
— А возраст?
— Приятель — тот постарше. Баларгимов Садык. Осмотрщик кабельного завода. Ни в милиции, ни в рыбинспекции на него никаких материалов.
— На берегу был кто-нибудь? — спросил Тура.
— В то время?
— Да. Может, другие охотники. Очевидцы?
— Никого. Ночное время. Вдова, в общем-то, не имеет претензий…
Он оставался в коридоре, а Тура зашел в приемную. Гезель была на месте.
— Вас тут спрашивала жена Пухова, товарищ подполковник…
Тура обернулся:
— И что ты сказала?
— Я сказала, что у вас прием по понедельникам.
— Гезель! Сегодня же только четверг!
— Я все поняла! Она сейчас на кладбище…
На кладбище Пухова была одна, одетая во все темное, с черным платком на голове. Она что-то поправляла среди венков, окаймлявших большую фотографию убитого. Рядом с ней стояла тяжелая хозяйственная сумка.
Саматов поздоровался. Пухова доверчиво взглянула в его сторону, кивнула. Ей было жарко.
Он решил подождать. Подошел к скромному памятнику со звездой на обелиске. На дощечке внизу было написано:
«Аббасов Саттар Габибулла-оглы, воин-интернационалист, инспектор Рыбонадзора, 23 года, погиб при исполнении служебных обязанностей».
В этот момент к нему подошла жена Пухова.
— Вот зашла Сереже рассказать, как мы живем… — Пухова смахнула слезу. — Он ведь беспокоится там!
Против этого было трудно возразить.
— Как дети? — спросил Саматов.
— Дети — и есть дети. Отправила в Челекен, к старикам. Сразу после похорон. Вы тоже идете?
Она взглянула на памятник Аббасову.
— Прямо напасть какая-то! Сколько людей погибло. Саттар Аббасов сгорел, Сейфуллин утонул. И вот мой Сережа…
Она посмотрела на него.
— Вы извините… У меня что-то с головой… Хотела вас видеть, а зачем… Все, вспомнила! У меня к вам дело… — Она оглянулась, никого вокруг не было. — Тут ко мне приезжали, спрашивали про Сережины бумаги. И сейчас ездят. Я всем говорю — «Ничего не знаю. Потом…» Вот… — она достала из сумки общую тетрадь. — Я решила отдать вам. В портфеле у сына она лежала со школьными тетрадками… Вот, пожалуйста…
Тура открыл тетрадь где-то посредине, потом в конце. Это были копии каких-то документов.
— Спасибо. Других бумаг мужа у вас не осталось?
— Нет, — сказала она. — Меня уже спрашивали… Про докладную, которую Сережа посылал в Москву… Год назад это было.
Они пошли к выходу.
— А кто? — спросил Саматов.
— Спрашивал-то? Начальство его… Начальник инспекции Кадыров… Из республики приезжали… Да где же я им найду? У нас ведь даже обыск был! Негативы искали… Сережа к докладной фотографии приложил, кто, значит, осетрину у браконьеров брал. Там и номера машин, и портреты…
Они шли по аллее кладбища.
— И что? — проговорил Саматов.