— Псих! — закричал Лепра. — Псих! Надо быть совершенным психом, чтобы придумать такие каверзы!… Ева…

Ева запрокинула голову, чтобы посмотреть на Лепра.

— Ева… ты думаешь, этот… этот фокус будет разыгран до конца?

— Мелио мертв, — сказала Ева, — однако пластинка пришла. Не вижу, почему бы письму не прийти к прокурору.

Этот маленький рот, двигавшийся выше глаз, это перевернутое лицо, ставшее вдруг чудовищным, непонятным… Лепра отошел в сторону…

— Я сам, — вздохнул он, — сам чувствую, что свихнулся… А ты как будто смирилась… Я тебя не пойму.

— А что я, по-твоему, должна делать? Кататься по полу? Рвать на себе волосы? Он победил. Что ж. Это свершившийся факт. Теперь уже ничего поделать нельзя.

— Он победил! — захохотал Лепра. — Это он-то! Он! Да ведь он мертв — разве не так? А ты говоришь о нем, как будто он жив.

Ева повела плечами, указала на проигрыватель.

— Он вот где… Ты слышал его так же, как я!

— Значит, ты складываешь оружие?

— Я жду, — ответила Ева. — Ты сам говорил то же… Надо ждать.

— Ну так вот, я ждать не стану. Сложу чемодан и завтра буду в безопасности.

— А я? — спросила Ева.

— Ты поедешь со мной.

— Он рассуждал бы в точности как ты, — с горечью заметила Ева. — Кстати, именно с этого все и началось. Ну хорошо, я поеду с тобой. А что потом?

— Прошу тебя, — сказал Лепра. — Теперь, едва я открою рот, ты начинаешь злиться.

— Я не злюсь. Я спрашиваю: что потом? Что будет, когда мы окажемся в Швейцарии, или в Германии, или в каком-нибудь другом месте? Мы назовемся чужими именами. Хорошо. Допустим, что нас не узнают. А дальше?.. Ты думаешь, что сможешь давать концерты?.. Нет, ты будешь простым безработным. А мне останется одно — стать домашней хозяйкой. Нет, если ты уедешь, ты уедешь один.

Лицом к лицу они смотрели друг на друга в упор. Они уже не думали о Фожере. Каждый внезапно увидел другого во всей его наготе.

— Ты предпочитаешь, чтобы нас арестовали? — прошептал Лепра. — Ты понимаешь, что меня ждет?

— Что ждет нас, — поправила Ева. — Так или иначе я поплачусь дороже, чем ты. Твое имя в письме даже не упомянуто.

Раздавленный, Лепра рухнул в кресло напротив Евы.

— Лучше уж сразу покончить с собой, — сказал он.

— А ты и впрямь на это способен?

Лепра ударил сжатыми кулаками по подлокотникам.

— Послушай, Ева, с меня хватит. Тебе доставляет удовольствие мне противоречить, ей-Богу. Что предлагаешь ты сама?

— Ничего, дело ясное, нам конец.

Лепра спрятал голову в скрещенных на коленях руках, чтобы не видеть ее, чтобы ничего не видеть.

— Если бы только знать, откуда приходят эти пластинки, — произнес он сдавленным голосом.

И она отозвалась как эхо:

— Если бы знать, кто убил Мелио.

Настало молчание, такое беззвучное, что стало слышно отдаленное громыхание лифта. Когда Лепра поднял голову, он увидел, что Ева плачет с застывшим лицом, закрыв глаза.

— Ева!

Одним прыжком он оказался на коленях перед ней, обнял ее за талию.

— Ева, любимая… Ты плачешь из-за меня?.. Прошу тебя, моя маленькая… Ты, такая храбрая, надежная, непокоримая!… Во-первых, может быть, это еще не конец.

Словно терзаясь невыносимой мукой, Ева повела справа налево головой, откинутой на спинку кресла.

— Эта пластинка еще не доказательство, — упорствовал Лепра.

— Жан, ты вправе быть слабым, но не глупым. Когда Борелю вручат письмо, он устроит мне очную ставку с шофером такси и получит его, это пресловутое доказательство.

На этот довод возразить было нечего. Капкан захлопнулся. Она прижала голову Лепра к своему животу и крепко ее сжала.

— Я хочу, чтобы отныне ты стал мужчиной, — продолжала она. — Чтобы от всего этого кошмара был хоть какой-то толк.

Она ждала. Лепра, укрывшийся в тепле ее тела, молчал.

— Ты слышишь меня? — настаивала она. Лепра медленно отстранился от нее, встал.

— Прожить целую жизнь за одну неделю… — сказал он. — Это трудно. Но ведь ты этого хочешь?

— Это зависит от тебя.

— Ты согласна быть эту неделю моей женой? Она принудила себя улыбнуться.

— Если, по-твоему, это единственный выход.

— Ты видишь другой?

— Предлагать не мне.

— Ты считаешь, что виноват я один?

— Прошу тебя, не увиливай.

Лепра прошелся по комнате, подумал. Потом поцеловал Еву.

— Попробуем! — сказал он.

Начался первый день. Лепра повел Еву в «Каскад». Он заказал изысканный обед, был оживлен, но чувствовал, как нелегко это дается, когда возбраняешь себе говорить о будущем. В течение месяцев, может быть, лет его природная жизнерадостность питалась планами, а теперь с планами было покончено. Он пил, пока Ева не отняла у него бутылку.