А вот в том, что непристойные стихи Ювенала долго не проживут, я был совершенно уверен. В жизни мне приходилось видеть многих талантливых людей, чье дарование вспыхивало неожиданно и ярко, словно новая звезда на небосклоне, но столь же быстро и гасло, наподобие звезды падающей, от которой не остается и следа. Дурацкое пристрастие к вину, непристойные разговоры, поразительная способность поставить все с ног на голову и бесконечное бормотание египетских заклинаний потушило в твоем друге Ювенале последнюю искру той, возможно, истинной поэзии, которая когда-то в нем тлела.

Я говорю об этом не потому, что обиделся, когда ты показал мне стихи, которые пишет этот презренный молодой человек, сочиняя на меня сатиры и высмеивая всех и вся, но потому, что не могу с чистой совестью поддержать его усилий, публикуя и распространяя эти стихи. Не такой уж я безумец. К тому же я серьезно беспокоюсь о тебе, сын мой.

В Коринфе я смог возобновить свою давнюю дружбу с Веспасианом, более того, добился столь высокого его доверия, что перед тем, как отправиться в Египет, чтобы возглавить находящиеся там два легиона, он попросил меня ознакомить его с состоянием дел на Востоке, рассказать о моих связях с евреями, а в конце концов предложил вместе с ним пойти в Иудею. Я вежливо, но решительно отказался, объясняя, что мое присутствие под стенами Иерусалима лишь навредит добрым отношениям с иудеями, ибо Веспасиан отправляется туда усмирять восставших, а не вести обычные военные действия против варваров.

Когда Веспасиан двинулся в поход, Нерон, пытаясь сохранить в тайне свои намерения, приказал преторианцам возобновить работы по строительству Истмийского канала [60] в окрестностях Коринфа. Копать канал начали давно, но плохие предзнаменования заставили цезаря прекратить работы. Говорили, что, вырытые днем, участки канала ночью заполнялись кровью, и в темноте раздавались жуткие крики и стоны, да столь громкие, что доносились до города, приводя коринфян в ужас. Мне же из весьма надежных источников было доподлинно известно, что все эти «слухи» и «предзнаменования» — никакие не сплетни, а самая настоящая правда.

А дело было вот в чем.

В свое время Геракс сумел войти в долю по строительству — и впоследствии стать одним из владельцев — дорог, по которым волоком перетаскивали суда. Разумеется, не могло быть сомнений в том, что все, кто вложил значительные суммы в строительство волока и приобретение здоровых и сильных рабов, способных тащить суда, восприняли план сооружения канала без особого энтузиазма.

Геракс имел доступ к большому количеству свежей крови, ибо владел скотобойней и держал несколько мясных лавок. Он снабжал мясом правоверных иудеев и потому должен был соблюдать древний еврейский закон, который предписывал забивать скот особым образом — перерезая горло животного и выпуская из него всю кровь. В погребах Геракса, охлаждаемых проточной родниковой водой, хранились бочонки с кровью, которую обычно использовали для приготовления кровяных оладей — сытной пищи для невольников, работающих на медеплавильне моего вольноотпущенника. Но однажды деловые партнеры предложили Гераксу хорошую цену за многодневный запас крови и приобрели у него несколько десятков бочонков, ночью же вся кровь оказалась в канавах, подготовленных для прокладки канала. Устроить спектакль со стонами и криками не так уж и сложно, поверь мне, Юлий, ибо мне приходилось использовать этот прием, дабы дом Туллии стал опять моей законной собственностью. Я, кажется, недавно поведал тебе об этом.

У меня не было причин поддерживать сооружение канала, и я, разумеется, ни словом не обмолвился Нерону о том, что видел и слышал в доме Геракса. Преторианцы же, которые никогда особо не любили утруждать себя, вдруг прекратили работы, ссылаясь на дурные предзнаменования. И тогда на строительстве канала появился Нерон. Он торжественно прибыл в окружении своей свиты, подошел к канаве и на глазах у воинов и любопытных коринфян собственноручно выкопал первую за день яму.

Подняв на императорское плечо корзину с землей, Нерон направился к тому месту, где должен был быть берег канала.

Утром в выкопанной Нероном яме крови не обнаружили, да и жуткие стоны тоже прекратились, и потому преторианцам ничего другого не осталось, как приняться за работу. Жезлы и плети центурионов помогали солдатам преодолевать нерадивость, и командирам не пришлось самим браться за лопаты. Однако эти усердные действия центурионов вызвали лишь недовольство преторианцев. Обычно недовольные Тигеллином, наказывавшим своих подчиненных изнурительными упражнениями на площади парадов, на этот раз воины посчитали своим обидчиком Нерона, воспринимая его приказ о сооружении канала оскорбительным для преторианской гвардии. Они явно предпочитали потеть, совершенствуясь в военном искусстве, чем махать лопатой.

Внимательно изучив обстановку в городе и настроения в лагере преторианцев, я посоветовал Гераксу прекратить продажу крови, дабы она больше не попадала в ямы и канавы на стройке. Настоящую причину моего решения я, разумеется, ему не назвал, просто заверил, что так будет лучше для всех, в том числе и для его деловых друзей, а что касается финансовых потерь, то таковы иногда бывают неизбежны. Нерона же следует опасаться.

Геракс последовал моему совету, и не только из уважения ко мне, но прежде всего потому, что Нерон приказал по ночам выставлять у канала стражу, дабы посторонние не мешали строительству. Император спешил с сооружением канала.

Для меня же исключительно важной была возможность через Геракса поддерживать связи с евреями в Коринфе. После того, как я получил известие о поражении легиона в Иудее, я немедленно предупредил об этом евреев-христиан и попросил их вести себя благоразумно, дабы не навлечь на себя гнев Нерона, ибо цезарь уже разослал во все провинции приказы задерживать, заключать в тюрьмы и казнить как врагов человечества и государственных преступников всех еврейских проповедников в случае малейших беспорядков.