– Забудьте, что вы меня видели, – яростно прошипел он. – Понятно?

Впервые Генриетта Тревор ощутила укол страха.

– Да, – прошептала она. – Я забуду.

По-видимому, немного успокоившись, разбойник глянул на Сару, но Генриетте показалось, что поведение его изменилось; теперь, когда его лицо, пусть на мгновение, открылось постороннему взгляду, грабителю, судя по всему, не терпелось убраться восвояси.

– Поторопись, – отрывисто приказал он. – Сколько там еще?

– Только один мешочек, сэр.

Разбойник перевел взгляд на Генриетту.

– Теперь остались ваши украшения.

Девушка начала снимать ожерелье и серьги, под аренные ей на восемнадцатилетие три недели назад ее красавицей-матерью, Люси Тревор. Это были ее фамильные драгоценности.

– Вам жаль с ними расставаться? – спросил он, когда она медленно протянула ему украшения.

– Это подарок моей матери. Они много лет хранились в ее семье.

Генриетта встретила его серьезный взгляд. Затем он неожиданно поцеловал ей руку и вернул украшения.

– Возьмите их и вспоминайте обо мне.

– Грабитель-джентльмен! – хмыкнула она, слегка приседая.

– О нет, – возразил он, привязывая к седлу набитую деньгами сумку. – Такой же грубиян, как все прочие. Теперь можете развязать своих попутчиков и ехать дальше. Да не забудьте отвезти кучера к врачу, пока он не потерял слишком много крови.

Грабитель взлетел в седло.

– Прощайте, Генриетта.

– Прощайте, – отозвалась она, на мгновение задержала взгляд на удаляющейся фигуре, а затем повернулась, чтобы помочь остальным.

Согласно многолетнему ежевечернему обычаю, Люси Бейкер, старшая из оставшихся в живых детей старого сквайра Бейкера, и, увы, единственная старая дева в этом доме, начала свой ритуал обхода дворца, поднявшись по старинной винтовой лестнице и зная точно, что к моменту, когда она войдет в верхнюю гостиную, часы над камином пробьют десять. Она всегда чувствовала удовлетворение от собственной пунктуальности, придававшей ей уверенности в этом неустойчивом мире, полном тревог и волнений.

Сегодня все шло как всегда. Люси стояла наверху винтовой лестницы, глядя на то, что когда-то было солярием архиепископа, и слушала нежный перезвон, говорящий о том, что близок час, когда вся семья разойдется на покой. Чуть слышно вздохнув, Люси прошелестела юбкой по двери солярия и огляделась, высоко подняв свечу. Несмотря на то, что у отца была большая семья: двенадцать детей, из них семеро до сих пор живы, они никогда, даже собираясь все вместе, не использовали эту комнату как спальню. Мать Люси, умершая двадцать шесть лет назад, всегда говорила: «Здесь предавались размышлениям великие люди; здесь не место для шумных детских игр», и семья придерживалась этого правила до сих пор.

Люси с удовольствием прошла по тихим темным коридорам к небольшим спальням, в которых всегда находились детские. Сейчас, когда Черити и Рут вышли замуж, а Питер стал викарием Мэйфилда и поселился в Миддл-Хауее, только Томас и Найзел, холостые братья Люси, занимали западное крыло дворца, а их брату Джорджу и его жене Филадельфии было предоставлено южное.

Из комнаты братьев не доносилось ни звука, видимо, они еще не вернулись. Однако Люси все-таки уловила какой-то шум, и когда она повернула в южное крыло, ее окликнул нетерпеливый голос:

– Люси, это ты?

Вежливо постучавшись в дверь спальни невестки, Люси Бейкер увидела, что Филадельфия сидит в кровати, широко открыв глаза и прижимая руки к груди.

– Ох, я так волнуюсь, что не могу уснуть. Джордж уже давно должен был быть дома. Он выехал из Лондона еще утром. Я уверена, что карета перевернулась или на них напали разбойники. Ох, как сильно бьется сердце…

Филадельфия выпрямилась, тяжело дыша. Покачав головой, Люси присела возле нее на кровать. Поглаживая невестку по плечу, она приговаривала:

– Ничего, ничего, Дельфи, дорогая, не волнуйся. И Джордж, и Сэм Бриггс вооружены. Никто не может причинить им вреда.

Два испуганных глаза уставились на Люси из-под облака темных волос.

– Но я не могу не беспокоиться, Люси. Можно мне встать и подождать их внизу?

Такая просьба могла показаться странной, но Филадельфии было только двадцать шесть лет, и она была замужем меньше года, тогда как тридцатишестилетняя Люси была хозяйкой этого дома с тех пор, как умерла ее мать.

– Что ж, Дельфи, если тебе станет от этого легче – пожалуйста.