– Нет, корреспондент, высота небольшая, высоты по-настоящему-то еще много не хватает. Они нас с тобой за простачков считают – вытащили доску и сбавили полметра. Восточноевропейская овчарка может брать два и больше. А вот если ты в упор спросишь у начальника питомника, то он тебе честно признается, что дело не в высоте, а в том, что звону в питомнике много, а порядка мало. Он подтвердит, что тренировочной работы с собаками нет. Отвечайте, начальник питомника! Вам задает вопросы представитель комсомольской печати. Сколько часов в день отведено для тренировки?

Геворк облизнул пересохшие губы:

– Конечно, товарищ полковник, мы работаем с животными, как от нас требуют вышестоящие органы, но наша работа, конечно, еще недостаточная, товарищ полковник…

Найда как упала с барьера, так до сих пор и лежала на брюхе. Вруйр Тамразян, думая, что никто его не видит, ударил собаку поводком. Та оскалилась. Журналист сказал:

– А я слышал, что по методам дрессировки, разработанным дедушкой Дуровым… то есть вообще по научной методике… бить животных вроде не рекомендуется.

Полковник сделал жест в сторону Геворка:

– Отвечайте, начальник питомника. Положено у вас бить собак при дрессировке? – Он обернулся к журналисту: – У них, видно, так обстоит: когда виноват проводник, то лупят почем зря собаку. Им дедушка Дуров не закон.

– Позвольте доложить, товарищ полковник… – Геворк приложил руку к груди.

– Не мне докладывайте, а отвечайте на вопрос представителя прессы. Объясняли вы лично проводникам, как положено обращаться с розыскными собаками?

– Ну как же не объяснял, товарищ полковник! – Геворк обиженно выпучил черные глаза. – Им и в школе внушали сто раз, и я лично, как старший по должности. Дрессировка служебной собаки, товарищ полковник, у нас целиком основывается на условном рефлексе. Точно так, как было у дедушки Дурова…

– Позвольте обратиться, товарищ полковник! – Бледный от волнения Вруйр Тамразян выступил вперед. – Эта собака – тип «холерик». Большая возбудимость, трудно поддается дрессировке. Я, товарищ полковник, теорию хорошо знаю. Допускается в отдельных случаях силовое, точнее сказать, болевое одергивание. Если бы собака была тип «сангвиник», тогда только ласка. Тип «сангвиник» – наиболее способные к дрессировке.

– Ладно, покажите сангвиников.

Привели Джека.

Ох, какой он был неказистый, этот сангвиник! По-видимому, его неправильно кормили в первые месяцы жизни, и потому самые кончики ушей у него как бы надламывались. Хвост он подбрасывал кверху и даже немного закручивал, что уж никак не полагается восточноевропейской овчарке. Ростом он был мелковат, но нрав действительно обнаружил с первой секунды уравновешенный и спокойно-веселый. Пытливо взглянул на гостей, приветственно махнул хвостом, потом вспомнил, что не должен замечать посторонних, – отвернулся.

Полтора метра высоты он взял с некоторой натугой, а на бум только поставил лапы, так сразу же и свалился в ров. Но он ничуть не сконфузился и опять, по своей охоте, подбежал к бревну. Ничего не получилось. Давно уже в питомнике не заставляли собак переходить через ров по тонкому бревну.

После нескольких неудачных попыток пса увели в вольер:

– Холерики не могут, – сказал полковник, – сангвиники, правда, стараются, но результат тот же. А вы спросите у них, – обратился он к журналисту, – как они с этими собаками будут задерживать преступника, который, скажем, перебрался через водопад по сваленному дереву.

– Товарищ полковник, разрешите дать объяснение! – Геворк четко козырнул. – Мы Джека на задержание не посылаем. Он не может. И мы его даже в сельских условиях почти не используем. Но вот в городе, товарищ полковник, где многие собаки совершенно пасуют, Джек довольно-таки часто дает результат. А для задержания преступника и, в случае необходимости, для единоборства с ним у нас есть рекордная собака, которую вы сейчас увидите.

Он крикнул Розе:

– Маузера ко мне!

Понимая ответственность минуты, Роза ответила по-военному:

– Есть, даю Маузера, товарищ начальник!

Загремело железо – это она открыла дверцу. Но прошло две, три минуты. Собака не появлялась.

– Разрешите, товарищ полковник, отлучиться, чтобы привести служебно-розыскную собаку, по кличке «Маузер». Собака имеет контакт лишь только со мной, товарищ полковник, так как я бессменно с ней работаю. Боюсь, что женщина-сторожиха не управится.

– Давайте побыстрее.

Геворк побежал к вольеру.

За эти годы Маузер сильно постарел. Вся холка у него стала седая. У черных овчарок старость виднее, чем у собак другой масти. Маузер был теперь громадным костлявым псом с глазами, чаще всего мутными от сна, в которых только изредка просыпался боевой огонек. И нравом он стал еще угрюмее, чем прежде. Хозяина он только терпел – привык с ним работать. Ни разу в жизни Геворк не потрепал его по голове, ни разу в жизни Маузер не лизнул руку, водящую его на парфорсе. Пес угрюмо подчинялся Розе, позволял ей чистить клетку и ставить в угол миску с едой. Женщину нельзя было кусать – это он знал твердо, – и переносил ее прикосновения, хотя она была ему неприятна. Охотно выходил он из вольера только на работу.

Сейчас Роза никак не могла выгнать его из клетки. На его веку столько было всяких смотров! Сквозь дрему он слышал чужие голоса и давно понял, что предстоит не работа, а бесцельная игра и что за ним скоро придут. Но это было ему неинтересно. Роза толкала его сквозь прутья метлой. Он рычал и огрызался, не теряя, однако, достоинства.

Геворк встал перед открытой клеткой, позвал:

– Маузер, ко мне!

Не подчиниться зову дисциплины Маузер не мог. Он медленно выполз из вольера и стал у левой ноги хозяина, как полагается по инструкции.