Его слова меня успокоили. Мне и в голову не приходило, что в них кроется очередной обман. Слишком много любви и нежности подарила я Одиссею в эти безумные ночи, чтобы ему могла прийти в голову мысль покинуть меня, покинуть Итаку. Наше ложе превратилось в ристалище, я иду навстречу любым причудам Одиссея, потому что я люблю и его желания становятся моими. Думаю, что самым безудержным любовным играм его обучила Калипсо. Мне остается только благодарить ее, ибо она сделала более прочным и, безусловно, более надежным наш союз.

Я спокойна. И если до недавнего времени у меня еще были какие-то сомнения относительно Одиссея, сегодня я стыжусь их.

Я быстрым шагом пересек залитый солнцем остров и через густой кустарник направился к берегу, придерживаясь охотничьей тропы. Вдруг дорогу мне перебежала здоровенная кабаниха с тремя маленькими поросятами, но я не пожалел, что не прихватил с собой лука. Я никогда не убил бы мать, которая вывела своих малышей, чтобы научить их кормиться самостоятельно. Ни один опытный охотник не сделал бы этого.

Наконец передо мной открылось море. Сбежав на берег, я отыскал пещеру, где под старой дикой оливой были спрятаны мои сокровища. Я убрал ветки и камни, которыми они были завалены, и увидел сверкающие золотые кубки и другие дары царя феаков. Я уложил все в мешок из пеньки и уже собрался в обратный путь, как вдруг, подняв глаза, увидел плывущий вдоль берега корабль. Это было быстроходное судно — из тех, на которых купцы совершают дальние плавания, чтобы продать или обменять свои товары. На носу стояли матросы и смотрели на берег, вероятно, выискивая место, где можно причалить и устроить стоянку.

Море было подернуто рябью, легкий Эвр раздувал паруса. Я позавидовал морякам, бороздящим моря в любое время года, и подумал, что, вероятно, какой-нибудь недобрый бог послал этот корабль, чтобы испытать меня. Каждый раз при виде моря сердце мое переполняется желанием, я закрываю глаза и вижу себя на палубе, соленый ветер ласкает мне лицо, воображение рисует долгие ночи под звездным небом, когда спокойное море и теплый воздух манят ко сну. Только тому, кто много плавал и по тихим, и по бурным водам, знакома радость, которой море наполняет душу мореплавателей.

Сейчас мне надо было только поднять сверкающий золотой кубок и показать его собравшимся на палубе матросам: судно зашло бы в наш залив, я мог бы присоединиться к ним и поплыть к далеким новым берегам. Небо, море, ветер, надувающий паруса… Днем солнце, бледная луна в теплые и спокойные ночи… Можно ловить рыбу и запекать ее на углях…

У обдуваемых ветрами стен Трои герои ели лишь жареное мясо, как боги, которые питаются жертвенными животными и пренебрегают рыбой. Эти герои-воины были вечно голодны, и им приходилось грабить безоружных пастухов с равнины, а мы с друзьями довольствовались рыбой. Но я же моряк.

Вот судно уже приближается, потому что я невольно поднял руку со сверкающим золотым кубком, и матросы делают мне какие-то знаки, и я слышу их голоса, зовущие меня на корабль. Может, море — это моя судьба, раз уж боги послали сюда этот корабль и заставили меня показать золотой кубок. Но поднимусь ли я на борт? Что говорит мое моряцкое сердце? Я закрываю глаза, чтобы нс видеть приближающееся судно.

Нет, любезные мои моряки, я не поплыву с вами. Завидую вам, но с вами не поплыву. Меня ждут Пенелопа и Телемах, он слишком молод, чтобы в одиночку управлять островом. А Терпиад? Для чего я спас ему жили, как не для того, чтобы сочинить эти две поэмы, которые уже сложились у меня в голове? Искушение морем велико, но я устоял даже перед пением сирен, неужто я позволю увлечь себя какому-то торговому судну!

Сунув золотой кубок обратно в мешок, я вскинул на плечи сокровища феаков и поскорее, не оглядываясь, сопровождаемый лишь собственной тенью, пустился в обратный путь по охотничьей тропе.

До дворца я добрался уже после захода солнца. Прежде чем войти, я немного замешкался, но Пенелопа вышла мне навстречу и обняла меня так, словно я вернулся домой после долго путешествия. Мы стояли обнявшись, и она так крепко прижимала меня к себе, будто боялась, что я могу исчезнуть.

— Я думала, ты не вернешься.

— Ни на мгновение мне не приходила в голову мысль вновь пуститься в странствия. Боги тому свидетели. Море слишком часто предавало меня, и теперь я к нему совершенно равнодушен. Это истинная правда.

Я разложил на столе перед Пенелопой дары царя феаков. Бронзовый меч с серебряной рукоятью — Пенелопа, чтобы доставить мне удовольствие, смотрела на него с притворным восхищением, — четыре великолепных чеканных золотых кубка, три большие серебряные чаши и несколько ларцов для драгоценностей. Всего тринадцать драгоценных предметов, ровно столько, сколько царей на острове феаков.