— Это безусловно. Во времена не столь давние бабушка моя, перед тем как принять ванну, непременно наносила на тело и на лицо густую смесь из соли и сметаны. Я это помню прекрасно, потому что процедуру не жаловала — состав был колючим, царапал кожу, к тому же я не любила сметану, и хотя в этом случае есть ее от меня никто не требовал, капризничала все равно. Но с бабушкой это было зряшное дело. Она истово терла меня соленой сметаной, потом — через какое-то время — вела в душ, и только потом — в ванну. И ты понимаешь, что ни слово «пилинг», ни «скраб» было ей не известно.

— А вся процедура обходилась копеек пятьдесят, если не меньше.

— Ничего не помню про сметану, но пачка соли стоила пять копеек. Можешь себе представить?

— Нет, не могу. И самое обидное, что все эти метаморфозы исполнены нашими руками. Нашими с тобой, между прочим.

— За все воздастся. Но давай теперь о других метаморфозах. Время идет. А другого случая поговорить у нас с тобой, может, не случится долгое время, если я правильно понимаю, что ты затеяла?

— А что я затеяла?

— Хочешь приставить меня к Лемеху политконсультантом.

— Да! Очень хочу. Пойдешь? Я выбью для тебя любые деньги.

— Дело не в деньгах, хотя — понятное дело — работать я буду не бесплатно. Но пока я ничего еще толком не поняла, кроме того, что сначала ты приняла Лемеха за психа, а потом решила, что он готовит государственный переворот и хочет дать президенту взятку в 15 миллиардов долларов, а тебя убить. Согласись, что при таких исходных данных говорить о консультировании — сложно.

— Соглашусь. Вот тебе исходные данные. Все началось как-то исподволь. В середине 90-х, уже после выборов, у нас стали потихоньку появляться иностранцы. Ну, то есть — это мы приглашали их на работу. Юристы, аудиторы… Обычное дело. Тогда, по-моему, это была уже общая тенденция. И понятно, почему — как это пишут и говорят красиво, «расширялась география бизнеса». Потом — Лемех зачастил за границу сам. Ну, опять — понятное дело — бизнес. Потом и вовсе стало модно — сняли виллу на Сардинии, Лемех все присматривался к Лондону. Разумеется, появились какие-то знакомые, — американцы, англичане. Ну, и пресса, понятное дело. Тем более — себя, любимого, на экране и в газете, особливо если на первой полосе, — мы любим. Приходили в гости, куда-то приглашали нас. Потом он поехал учиться в этот самый NDI. Потом — году в 94-м Лемеха пригласили прочитать лекцию в Русский институт Колумбийского университета. Он помчался с радостью и даже возгордился. Тогда звали читать исключительно старших товарищей — Гайдара, Чубайса. И Лемеха. А у меня, знаешь, возникали какие-то странные ощущения, что-то такое подсознательное. Но Лемеха, понятное дело, ощущениями не остановишь. Приехал, однако, какой-то растерянный. Во-первых, никаких тебе университетских аудиторий, с убегающими вниз рядами кресел и солидной профессорской кафедрой темного дерева. Ну, это, впрочем, я предполагала сразу. То есть читать пришлось в обычном, едва ли не школьном классе, но и это было не все. Лекция странным образом совпала с ланчем, Лемеху, правда, вежливо объяснили, что это обычная практика университета и даже традиция — Brown Bag Lunch. Думаю, настроение у Лени было уже далеко не самым лучшим, он не то что жующих — обменявшихся парой фраз во время его речей выставлял из кабинета самым жестким образом. Дальше — не знаю. То ли Лемех был настолько зол, что уже утратил способность адекватно оценивать ситуацию, то ли все так и было на самом деле, но слушателями его истории про особенности становления российского бизнеса оказались несколько крепких ребят, больше похожих на морских пехотинцев, нежели слушателей экономического отделения. Разумеется, они ели — что-то из своих картонных коробочек и, возможно, даже чавкали, прихлебывая кофе из пластиковых стаканов. Но в тот самый момент, когда терпение Лемеха лопнуло и он собрался поделиться с аудиторией, а заодно и с организаторами всего мероприятия некоторыми оборотами русской неформальной лексики, в аудиторию буквально ворвался тот самый симпатичный парень из NDI и буквально грохнулся Лемеху в ножки. Он, как выяснилось, отвечал за эту программу лекционного или культурного обмена и все перепутал. Лемех должен был читать в другом месте и совсем другим людям, а этим крепышам — руководитель какой-то охранной структуры. Но менять что-то уже было поздно, слушателей распустили, а парень повел поить и кормить Лемеха в какой-то приличный местный ресторан, дабы замолить грехи. Лемех размяк, грехи отпустил и — как сказал — решил, что со Стивом будет дружить и дальше. Тот к тому же когда-то заканчивал славистику и если не врал — то к России относился с симпатией. И тут… Знаешь, я даже не знаю почему, зачем я спросила. Идиотский в общем-то вопрос: если человек читает лекции в NDI, а потом организует какие-то программы в Колумбийском университете, где же он работает на самом деле? Да и совсем не волновало меня на самом деле где работает этот Стив, в конце концов он мог просто поменять работу. Но я спросила:

— А он, значит, читает славистику?

— Да ничего он не читает. Он из Вашингтона, аналитик — между прочим — СНБ. Не хухры-мухры, — И при этом организует лекции русских предпринимателей для каких-то гоблинов в Колумбии?

Лемех задумался. А мое подсознательное внезапно — выдало все сполна. Когда-то, много лет назад и совершенно не помню, по какому поводу, кто-то рассказывал отцу о Русском институте при Колумбийском университете. По-моему, его тогда только что создали.

— Знаем, — с иронией отозвался папа, — наслышаны, и даже чуть больше. Обычная ЦРУ-шная игрушка. Их пока мало. Но погодите — в скором времени они бросятся нас учить с энтузиазмом Макаренко.

— Чему учить, папа? — Кто — было понятно из первой фразы.

— Да чему угодно, хоть свободной журналистике, хоть — как правильно пеленать младенцев. Главное — контакт.

Я рассказала это Лемеху. Реакция был странной. Он почти обрадовался:

— Слушай, но я же не засекреченный физик, и все государственные секреты узнаю исключительно из донесений своей службы безопасности, которая за небольшие дополнительные деньги с удовольствием будет делать для них второй экземпляр. Нет, зачем-то, выходит, я им нужен. И это хорошо. Это очень хорошо.

Спорить я не стала. Наши идеологические споры всегда заканчивались одной и той же фразой Лемеха: просто твой отец-комитетчик воспитал тебя антисемиткой.

— Папа был дипломатом. Послом Советского Союза, — тут я непременно срывалась на крик.

А Лемех спокойно парировал:

— Тем более. На такие должности назначались только люди с Лубянки. Я начинала рыдать — ты знаешь, когда заходит разговор о папе. Ну, ладно. Словом, Стив очень скоро стал лучшим американским другом Лемеха, вызвав даже некоторую ревность Мишки. Однако, узнав, что Стив госслужащий и не собирается в ближайшее время заниматься бизнесом, тем более — в компании с Лемехом, Мишка успокоился и потерял к Стиву всяческий интерес.

— И все?

— Ну, как же — все. У нас появился целый штат аналитиков, по большей части — американцев. А если наших — то непременно прошедших обучение там. Мы активно занялись политикой. И в думские выборы скупали кандидатов, независимо от политической ориентации. Мы готовим проект собственного превращения в Джорджа Сороса.

— Ну, это, кстати, не самый удачный образ для России.

— Согласна. Но это не важно. Важна — тенденция. А она прослеживается, согласись и ты?

— Соглашаюсь. Есть отчетливая тенденция — Лемех рвется в политику. Он активно участвует в формировании законодательной власти, чтобы потом лоббировать законопроект об изменении системы государственной власти. Кстати, не помню теперь, не прерогатива ли это референдума. Но не суть. В конце концов, и референдум можно организовать и запрограммировать нужным образом. Его активно подпирают американцы, потому что он их — по каким-то параметрам — устраивает. Полагаю — даны какие-то экономические, скажем — энергетика, и политические обязательства. Все. Но это нормально, Лиза. Это практика всего мира. Ненормально, когда предприниматель предлагает президенту взятку в 15 миллиардов долларов за то, чтобы тот не мешал ему переустраивать Россию. И собирается убить свою жену. Но ни про то ни про это я так ничего и не узнала.