– Погоди, дорогая, дай отдохнуть и с детьми побыть малость. Я так по ним соскучился.

– Пьер, не уходи от ответа. Я же вижу, что ты озабочен и не в себе. Значит, что-то произошло необычное. Я сгораю от нетерпения, дорогой!
– Ивонна даже слегка притопнула ногой.

Пьер был среднего роста, уже в годах, лет за сорок, но седина еще не поселилась в его темно-русых волосах. Даже усы и бородка не блестели серебряными нитями.

Он был широк в плечах, нетороплив, шагал размеренно, основательно. Коротко остриженные волосы лежали на голове слегка волнистыми прядями, как у римлян в древности. Глаза иногда молодо поблескивали синевой, но она проявлялась редко. В основном они светились серым блеском под широкими темными бровями.

Прямой нос, возможно, был несколько великоват, но это не портило общего впечатления. Пьер выглядел вполне симпатичным человеком, а доброта, постоянно мелькавшая в его глазах, придавала лицу доброжелательное выражение.

Заметив, что Эжен смотрит на него с нетерпением и ожиданием, он спросил:

– Ты чем-то расстроен, Эжен? Тебя что-то беспокоит?

– Да, па. Я хотел бы поговорить с тобой.

– Хорошо, сынок. Время у нас будет, а сейчас мне надо утихомирить твою маму.

– Стало быть, будешь утешать, Пьер?
– заметила встревоженная Ивонна.
– Я так и знала, что твоя поездка не к добру, - жена сделала несколько шагов по комнате и опустилась в кресло, не забыв расправить платье.

– Что привез, рассказывай. И ты, Эжен, послушай, что отец скажет. Ты уже взрослый, и тебе пора знать все, что у нас в семье происходит. Верно, папа?

– Пусть, конечно, послушает, если есть желание, - Пьер помолчал, как бы собираясь с духом, и продолжал, упавшим тоном: - Ивонна, я привез печальные известия.

– Святая Мария!
– всплеснула руками Ивонна.
– Неужто опять собираешься в дальнюю дорогу?

– В дальнюю, Ивонна, и очень. Года на три, вернее, даже на четыре.

– Боже, что ты говоришь, Пьер! Опомнись! Ты ведь не первой молодости. Куда тебе от семьи убегать?
– голос жены приобрел урожающую окраску.
– Наверное, опять уговорили тебя на авантюру какую? Это все твой друг, как его, Гардан, что ли?

– Ты, дорогая, все правильно понимаешь. Но это не авантюра. Я ведь много раз говорил тебе о необыкновенных способностях Гардана. Так вот, он почувствовал зов.
– Пьер вздохнул, провел рукой по русой голове.
– Нас зовет человек, которому мы обязаны всем, капитан Эжен, имя которого носит наш старший сын. Большего я и сам пока не знаю, но мы ему нужны, и этого достаточно, чтобы отправиться в путь. Обмануть тебя невозможно, да я и не собираюсь, - он помолчал, набираясь сил и решимости.
– Придется нам опять на время расстаться, Ивонна моя дорогая.

– Ничего себе "на время"! Целых четыре года! И все из-за какого-то совершенно непонятного зова, - возмущенно воскликнула Ивонна.
– Это как же у тебя язык мог повернуться такое вымолвить? Как мы тут без тебя будем? Ты подумал, Пьер, о нас? Дети без отца будут расти. Нет, Пьер, я не согласна!
– она негодующе замахала руками.

– Дорогая, это уже решено, и переменить решение мне не дано. Наша дружба Богом освящена, - Пьер повысил голос.

– Как тебе не стыдно, Пьер! Какой же Бог мог это освятить? Тоже придумал!

– Так надо, Ивонна. Я не могу не откликнуться на зов человека, которому обязан всем, что имею. Это для меня святое дело, милая моя, - Пьер предостерегающе вытянул руку ладонью вперед.
– Пойми и не осуждай, прошу тебя. С тобой останется Эжен. Он взрослый и сможет в случае необходимости постоять и за тебя и за семью. Верно я говорю, сынок?

Эжен неопределенно пожал плечами. Он с интересом слушал и наблюдал за объяснением родителей. Ему было интересно и тревожно слышать доводы отца и возражения матери. Он хорошо понимал обоих, но не мог стать ни на одну из сторон. В душе его нарастал ком какого-то протеста, пока неясного желания. Этот ком медленно, но неуклонно увеличивался в размерах, заполняя аморфной массой мозг и сердце.

Ивонна тяжело вздохнула, поглядела в печальные глаза Пьера. Потом слегка смягчила черты лица. Это было почти не заметно, но Пьер уже знал, что лед растаял.

Он бросился на колени перед женой, обнял ее и спрятал лицо в складках юбок. Срывающимся от волнения голосом молвил:

– Благодарю тебя, любимая! Я знал, что ты поймешь, не оставишь меня с моими сомнениями и угрызениями совести. Ты слишком добра для этого. Моя Ивонна, как я люблю тебя! И прости меня, если можешь!

Эжен отвернулся, скрывая навернувшиеся на глаза слезы. Ему было так тоскливо и в то же время радостно слушать и смотреть на эти родные лица людей, так преданно любящих друг друга. Хотелось броситься к ним и обнять обоих сразу.

Идиллию прервал малыш Тибо, ворвавшийся в комнату и заполнивший ее требовательным криком. Следом прибежала старшая дочь Мари, за ней Жюли, играя рассерженную няньку.

– Идите все ко мне, мои дорогие!
– воскликнул Пьер, сгребая детей в охапку.
– Что вы тут не поделили? Будьте дружны и любите друг друга. Эжен всегда защищал Мари, когда был моложе.

Он целовал младших детей, ласкал их, а Эжен все не мог успокоиться, глядя на отца. Он никак не мог отвести любящих глаз от этой сцены, в горле застрял комок, он с трудом сдерживал слезы умиления, радости и любви. Как они любят друг друга! Как я их люблю!