— Ах, господа офицеры! Ничего таинственного в этих клинках уже нет, — возразил один из преподавателей. — Наш ученый Павел Аносов давным-давно раскрыл все эти секреты. У себя на Урале он получает булат, который ни по качеству, ни по красоте не уступает дамасским клинкам. В Златоусте я видел, как на его оружейном заводе сабли испытывают на прочность. Страшно смотреть, как ими плашмя хлещут по чугунным болванкам или сгибают под прямым углом.

— Слов нет, дамасская сталь имеет отменные качества, только оружие из нее изготовляется долго и получается весьма дорогим. Миллионную регулярную армию им не вооружишь, — вставил свое слово и Федор Иванович.

Этот полковник, высокий и ширококостный, словно породистый голштинский жеребец, читал курс по организации и вооружению иностранных армий. Был слух, что ведет он свой род от каких-то датских баронов и предки его появились в Москве еще при матушке Екатерине. Сам же он еще недавно служил в германской армии то ли офицером генерального штаба, то ли адъютантом германского императора. Что там случилось, не знал никто, а те, кто знал, молчали. Только Федор Иванович как-то очень уж внезапно покинул Берлин и переехал в Санкт-Петербург и теперь продолжал свою службу в российском Главном штабе.

Очередь рассмотреть клинок дошла и до Дмитрия. Понял, что он сработан тем же мастером из Тегерана, что и один из клинков, висевших на стене кабинета дяди Семена. Даже надпись та же самая — «Во имя Аллаха милостивого, милосердного». На другой стороне клинка тонкая золотая чеканка сплелась в стих «клянусь мчащимися всадниками, выбивающими искры, нападавшими на заре». Обрадовался, что еще не все позабыл из прошлых уроков дяди. Не удержался, прочитал надпись вслух и перевел. Затем пояснил, что это стих из Корана.

Товарищи вежливо выслушали, согласно кивнули — очень интересно.

Веселая вечеринка продолжалась.

При прощании Федор Иванович задержал Дмитрия. Сказал, что и раньше слышал о его интересе к восточным странам и народам. Как бы между прочим поинтересовался, не желает ли тот пополнить свои знания в этой сфере. Услышав положительный ответ, удовлетворенно кивнул.

После этого вечера состоялись новые встречи с новыми людьми, а затем писание рапортов, томительное ожидание и повторные беседы в кабинетах начальства. В результате всех этих хлопот всю прошлую зиму Дмитрий являлся на Дворцовую площадь, где один из переводчиков Азиатского департамента российского Министерства иностранных дел приводил в порядок его познания в арабском языке. Потом начались походы на набережную Невы, в университет. Там специально отобранные преподаватели читали лекции для небольшой группы офицеров — одетых в штатское стажеров из Географического общества. Тем временем служба в полку продолжалась, хотя начальство и сделало некоторые послабления. Бывало, спал не более четырех часов в сутки. Сдавал дежурство, быстро переодевался и на извозчике гнал через весь Петербург, чтобы не опоздать на занятия.

Но игра стоила свеч! Университетские преподаватели обладали уникальными знаниями. Можно было до бесконечности слушать их лекции об истории и традициях народов Ближнего и Среднего Востока, их верованиях и обычаях. Это не были рассказы о седой старине, многие из преподавателей сами бывали в азиатских странах. Иной лектор становился у карты и в мельчайших подробностях начинал описывать караванные пути от Ашхабада до Кандагара и Дели. Перечислял перевалы и колодцы, называл вождей местных племен, давал характеристики их родным и приближенным. А какие богатства хранились в массивных шкафах университетской библиотеки!

К весне лекции закончились. Их слушателям не устраивали шумных проводов, и один за другим они исчезли из столицы. Вернулся в свой полк и Дмитрий, но теперь он часто появлялся в библиотеке университета, где получил разрешение брать книги для самостоятельной работы дома. Как аккуратному читателю, ему даже позволяли и самому покопаться на книжных полках.

Однажды Дмитрий стал невольным свидетелем любопытной сцены. В читальный зал вошел невысокий молодой человек, чья походка, осанка, лихие усики резко выделяли его среди обычных посетителей университетской библиотеки. На фоне скромных студенческих тужурок и штатских пиджаков его расшитый шнурами мундир и начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги всем бросались в глаза.

— Чем могу быть полезен, господин офицер? — сухо поинтересовался седой библиотекарь.

— Профессор Богомолов просил передать вам эту записку. Мне нужен словарь абиссинского… пардон, амхарского языка, составленный господином Ашиновым.

— Соблаговолите немного подождать, господин офицер. — Упоминание имени известного профессора, знатока церковной истории и многих восточных языков произвело на библиотекаря сильное впечатление. — Как прикажете записать вас в библиотечный формуляр?

— Булатович Александр Ксаверьевич. Поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка.

Посетитель получил словарь, щелкнул каблуками, распрощался.

Дмитрий стоял за книжными шкафами, молча слушал и смотрел. Как эта Абиссиния наших поручиков-то манит! Совсем недавно в этой африканской стране Машков Виктор Федорович побывал. Тоже поручик. До того на Кавказе служил, а потом Главный штаб послал его в командировку в Абиссинию «для ученых занятий». Там он и встретился с абиссинским царем Менеликом, привез от него письмо российскому императору Александру Третьему. Получил орден и опять отправился в Африку с ответным посланием. Об итогах его поездок в газетах не писалось, на площадях не объявлялось. Но теперь в Петербурге не только ученые-востоковеды, но даже министры знают, что в Абиссинии народ говорит на амхарском языке, саму эту страну следует называть Эфиопией, а ее царя — негусом.