— Когда ты с генеральской дочкой чаи гонял. Или ты не заметил, что парню за вашим столиком башку прострелили?

Слегка обалдевший Мезенцев едва инстинктивно не схватился за ствол «ТТ», чтобы отвести его в сторону от лба и тем самым помочь себе сосредоточиться на словах Темы. Потому что от этих слов в голове все переворачивалось.

— Так это ты стрелял?

— Ну.

— В меня?

— А в кого же? Хотя стоило, наверное, и эту козу московскую тоже пристрелить. Знаешь, она такая... В папу. Типа, я все про всех знаю. Высокомерная — вот как это называется. Стала мне читать, что там Генерал про меня в мемуарах настрочил... Я ее послал, короче говоря. Денег мало предлагает, а гонору, гонору... Не знаю, зачем ты с ней связался. Ты хоть трахнул ее?

— А как же, — сказал Мезенцев, у которого стал дико чесаться лоб — в том месте, куда упирался ствол пистолета.

— Серьезно?

— А зачем мне врать?

— Ну и как? Расскажи, как это было трахнуть дочку Генерала, — оживился Тема. — После того как он нас трахал и трахал в этом Приднестровье...

— Как? Неплохо, — сказал Мезенцев и стал говорить дальше, много и быстро, не особенно вникая в смысл своих слов, но заботясь о том, чтобы это были правильные слова.

А правильные — те, которыми можно заворожить Тему, увлечь его, а тем временем левой рукой осторожно поискать на столе нож для резки бумаг...

Тема сам был виноват — он напомнил Мезенцеву про Лену. Не про разовый секс двух усталых людей, которым нужно было хоть на время убежать от жизни за дверью гостиничного номера, и этот уход они увидели друг в друге... А про то, что она ждет его. Ждет и надеется. Мезенцев много сделал нехороших вещей, но он всегда старался не обманывать ждущих и надеющихся на него женщин. И не его вина, что в последние годы таких женщин у него было немного. Точнее — одна.

И звали ее Лена Стригалева.

А вообще все это было напрасно. Потому что едва Мезенцев нашарил на столе что-то продолговатое, как Тема сказал:

— Ну что ты там елозишь? Ну что ты в самом деле, как ребенок?.. Я тебе пять минут жизни подарил, а ты...

Тема укоризненно наморщил лоб, будто Мезенцев только что черной неблагодарностью отплатил ему за добро.

— Ладно, — с тяжким вздохом сказал Тема, отступая назад, чтобы не забрызгаться. — Повернись спиной. Смотри в окно. Может, там что интересное покажут.

Мезенцев послушно повернулся, оперся руками о стол и увидел, что продолговатым предметом был не нож для резки бумаг, как он надеялся, а обычный маркер... За окном тоже ничего интересного не было — оно выходило во внутренний дворик ресторана, да к тому же было завешено жалюзи. Сквозь узкие щели между планками была видна ночь и ничего, кроме ночи.

— Ну ты чего так прогнулся, — недовольно буркнул за спиной Тема. — Башку подними, а то встал, как будто я тебя сейчас трахать буду...

Миллион мелких иголок застучал по затылку Мезенцева, и от этого неприятного предсмертного зуда он вопреки пожеланию Темы еще ниже пригнул голову.

— Башку подними, — с раздражением в голосе повторил Тема. Мезенцев закрыл глаза и поднял голову.

По ушам ударил звук выстрела. Мезенцев ясно его слышал, но совершенно точно был при этом жив.

Тема умудрился промазать с двух шагов. Халтурщик.

— Давай, что ли, — зло проворчал Мезенцев. — Не тяни, садист недоделанный.

Но Тема молчал, и тогда Мезенцев открыл глаза. Первое, что он увидел, было отверстие в оконном стекле и разорванная планка жалюзи.

Мезенцев обернулся и увидел Тему. Тот лежал на полу с дыркой во лбу.

— Идиот, — пробормотал Мезенцев, то ли в качестве эпитафии Теме, то ли в качестве оценки своего поведения за последний час.

Он быстро опустился на пол — в окно запросто могли еще раз пальнуть, — ведь было еще неясно, кого хотел завалить стрелок во дворе — то ли Тему, то ли Мезенцева, то ли попал стрелок, то ли промахнулся. Поэтому Мезенцев вытащил из пальцев Темы «ТТ» и приготовился к худшему.

Хотя что могло быть хуже, чем обнаружить себя обложенным и преданным со всех сторон? А это с Мезенцевым уже случилось.

Потом в коридоре раздались осторожные шаги, и Мезенцев направил ствол на дверь.

Человек за дверью остановился и постучал. Потом добавил:

— Сейчас я войду. Осторожнее с оружием, пожалуйста.

Это было сказано с такой холодной уверенностью в своем праве так сказать и так сделать, что Мезенцев едва удержатся от искушения немедленно засадить в дверь всю обойму.

Но вместо этого он сказал:

— Рискни здоровьем! Я теперь сначала буду стрелять, а потом разговаривать!

— Да? — прежним всезнающим тоном ответили ему из-за двери. — А как же Лена? Что тогда будет с ней?