– Ты что думаешь, очнувшись, он не донесет на нас? – усмехнулась она. – Именно теперь он нам и опасен! Теперь, когда я…

Она осеклась, и глаза ее, устремленные на Романа, приняли умоляющее выражение.

Он вспомнил, как скрипела кровать. И понял: да, она кричала и стонала на той кровати, когда Илларионов ее… Он запрокинул голову и хрипло вздохнул.

«Все, что мы делаем, мы делаем ради нас…»

– Значит, тебе удалось… – он не договорил.

Эмма кивнула.

– А ты что-нибудь нашла?

Она покачала головой.

– Я понимаю, не было времени, – сказал Роман. И сам удивился, сколько сарказма прозвучало в этих словах. Но он же не собирался ни на что такое намекать… Или собирался?

– Ты не понимаешь, – вздохнула Эмма, по-прежнему не глядя на него. – Я нашла тайник. Только он был… пустой.

У Романа словно весь воздух вырвали из легких в одно мгновение! И в голове пустота… Такая пустота!

– Значит, все зря… – пробормотал он наконец.

– Значит, зря… – эхом отозвалась Эмма.

– А тебе не удалось узнать, Илларионов достал камни, или их там не было?

– Их там не было. Илларионов сказал, что очень удивился, поняв, что случайно утащил с собой не просто очечник, валявшийся на полу… наверное, Валерий его нечаянно уронил, когда… – Она не договорила, но Роман понял: «Когда в агонии бился!» – Ну вот, Илларионов понял, что это не просто очечник, а тайник. Но еще больше удивился тому, что он пустой!

– А ты ему веришь? – спросил Роман.

Эмма пожала плечами.

– Почему бы и нет?

– Ты ему веришь?! – воскликнул он.

– Почему бы нет? – повторила она. – Ты не можешь себе представить, как он живет! То, что для нас – безумные деньги, для него капля в море. Он очень богат, ну очень! Эти двести или там триста тысяч долларов, на которые мы молимся, из-за которых столько кругов накружили, для него – практически копейки. Стоимость его эксклюзивной машины. Понимаешь? Одной покупки в антикварном салоне на Лонгшамп! Он бы ни за что не удержался и сказал мне, если бы нашел камни.

– Ага, – пробормотал Роман. – Значит, сказал бы? То есть ты вошла к нему в полное доверие! И каким же образом?

Эмма вскинула холодные глаза:

– Таким же, каким ты входил в полное доверие у Фанни и Катрин. Другого способа, знаешь, еще не придумано.

– Я это делал потому, что так приказала ты! – выкрикнул Роман оскорбленно.

– Но ты и не подумал отказываться, верно? – мягко спросила Эмма. – Ты, как оловянный солдатик, исполнил приказ… и получил от этого массу удовольствия. Ну, получил ведь, да? Ты хотел их, этих баб. Хотел… Это женщина может в постели притвориться, даже оргазм сымитировать. А мужчина должен в самом деле хотеть, чтобы у него хоть что-то получилось.

Роман молчал. Его трясло так, что хотелось прислониться к стене. Но он заставлял себя стоять прямо, чуть не по стойке смирно, будто он и в самом деле был оловянным солдатиком.

– Прости меня, – сказала Эмма. – Помнишь, мы твердили, как молитву: все, что мы делаем, мы делаем ради нас. Но на самом-то деле мы все это делали ради бриллиантов! Ради богатства! Мы свою любовь сдали в банк под баснословные проценты, а банк… лопнул. И ничего не осталось.

«Осталось! – хотел выкрикнуть Роман. – Осталось! Я люблю тебя!»

Хотел выкрикнуть, но почему-то не мог.

– Вот видишь, ты молчишь, ты все понимаешь… – пробормотала Эмма. – У меня к тебе одна просьба: уходи отсюда. Хорошо?

Он не поверил собственным ушам:

– Как это? Куда? А ты?!

– Ты можешь уйти к Фанни. Она тебя примет, счастлива будет. С ней ты не пропадешь. А я…

Эмма присела, осторожно взяла вялую кисть лежавшего на полу Армана, нашарила ею пистолет и сложила безвольные пальцы так, что они обхватили ручку, а один лег на спусковой крючок. Подняла его руку и приставила ствол к своему виску.

– Эмма! – вскрикнул Роман и умолк.

– Я тебя изувечила. Изуродовала, – сказал она. – Из-за этих камней столько… грязи, крови… спермы… Да, именно так. Этого запаха я не могу уже выносить, ты понимаешь? Я хотела дать тебе все самое лучшее, хотела… – Она задохнулась. – И теперь даже никакой награды не получить за нашу общую проституцию. Зачем я тебе без камней, без надежды на будущее? Зачем?

– Эмма, да ты что? – пробормотал он, ужасаясь и ее словам, и тому, что черный ствол по-прежнему притиснут к ее виску. – Да ты что? Какое значение имеют камни? Разве в них дело? Если не будет тебя… Ты же смысл моей жизни, если бы ты ушла от меня, я бы умер, я бы покончил с собой, и камни тут совершенно ни при чем!