Зоя, Зоя… Георгий говорил, что никогда не слышал это имя. Он не знал о ней, но это вовсе не значит, что Зоя не знала о нем!

Может, он уже не вернется. Может быть, Тина сыграла на руку убийце и в толчее, возникшей у входа, киллерша незаметно достала из сумки пистолетик с глушителем или нож-кастет, которым очень удобно убивать незаметно. И вскоре в этом номере появится полиция, чтобы равнодушно сообщить ужасную новость, а заодно узнать, кем Тина приходится Георгию Кайсарову. Вернее, приходилась…

Никем, скажет она. Валентину была никем, теперь вот и Георгию…

Да что за напасть, что за жуткое совпадение: оба человека, которых любила Тина, стали жертвами одной и той же гадины!

Бледное сосредоточенное лицо Валентина, сидящего возле желтых цветов дрока в ожидании смерти… Оно, это лицо, вдруг возникло перед ней. Его убили у нее на глазах, а она ничего не могла сделать, чтобы спасти его… Да, ничего. А вот Георгия она спасти могла, однако не сделала этого.

Сердце заболело так внезапно, так сильно… В груди давило, но глаза оставались сухими.

Он-то ведь не думал о собственной безопасности, когда прыгал за тобой на полном ходу «Метеора». И каждую минуту готов был нарваться на пулю, когда вытаскивал тебя из оцепления Виталия, Славика и того белобрысого.

Он-то… А ты?

И еще один вопрос задай себе. Случалось ли с тобой в жизни такое? С сердцем твоим – случалось? Разве тихая, приличная тоска, в которой ты жила после смерти Валентина, сравнима с болью, скрутившей тебя сейчас? А ведь еще ничего, в сущности, не случилось. Но если случится – ты в жизни себе этого не простишь!

Выскочила в коридор. Лифта ни одного – как назло! Остановилась, надавила пальцем на кнопку вызова. Кнопка расплывалась перед глазами. Да и все вокруг теряло очертания. Опять слезы, но что в них проку? Слезами горю не поможешь. Неужели уже не поможешь?..

Ладно. Что бы там ни было – только бы скорее. Зоина пуля, в конце концов, ерунда и милосердие по сравнению с этой неизвестностью.

Лифт загудел, возвещая о своем прибытии. Тина рванулась вперед – и налетела на какого-то высокого мужчину, выходившего из лифта.

– Далеко собралась? – спросил он по-русски. Некуда, ну просто некуда деваться от этих соотечественников!

Попыталась обойти незнакомца, но тот почему-то крепко держал ее за плечи и не отпускал. Вскинула в бешенстве глаза – и не вдруг осознала, что перед ней Георгий.

Пол закачался под ногами, словно весь этаж вдруг превратился в кабину огромного тряского лифта. А может, это был сейсмический толчок? Впрочем, ей сейчас все безразлично, тем более взгляд гаденыша-лифтера, с оскорбленным видом поджавшего губы. Наверное, этот юнец был блюстителем нравственности и полагал неприличным, когда в общественных местах женщины, заливаясь слезами, бросаются мужчинам на шею, а те подхватывают их на руки и уносят в номер. Возможно, богатый опыт подсказывал лифтеру, что дружескими увещеваниями подобные ситуации не заканчиваются?..

Тина лежала на ковре и чувствовала, как по спине пробегают мурашки. Здесь, внизу, легкое «дыхание» кондиционера казалось сквозняком. Надо бы чем-нибудь накрыться, но она скорее согласилась бы тут же умереть от воспаления легких, чем высвободиться из объятий Георгия. И никакой это не озноб, а сладкие судороги блаженства…

Коснулась губами прохладного плеча Георгия. Тихонько подышала, согревая его. Послышался смешок:

– Давай укроемся, а?

– Давай, – пробормотала Тина. – Только ты не двигайся.

– Привет! А как же укрываться?

– Ты укроешь меня, – шепнула вкрадчиво. – А если хочешь, я тебя.

– Хочу. Давай! – Он резко перевернулся на спину, увлекая ее за собой.

Тина, задыхаясь, взглянула в его запрокинутое лицо и еще успела подумать, что кондиционер, наверное, кто-то сразу выключил…

– Неужели снова мерзнешь? – раздался его голос, и Тина открыла глаза, удивившись сумраку, воцарившемуся вокруг.

– Нет, а что?

– Ты дрожишь.

– Это я смеюсь. А может, и плачу, сама не знаю.

– Почему?!

– От счастья.

Он промолчал, лишь крепче прижал ее к себе. Потом сказал:

– Да. Понимаю. У меня даже в глазах потемнело.

– У меня тоже, – сообщила Тина. – Наверное, уже вечер.

Георгий, извернувшись, поднес к глазам ее запястье, взглянул на часы – единственную оставшуюся на ней «одежду»:

– Действительно – вечер. Уже десять. Герои, спасители Отечества… хороши же мы с тобой! Пожалуй, сегодня никакого переезда не будет. Ты как на это смотришь? Или все-таки начнем собираться?