Шрифт:
Так… Очень вовремя он вспомнился! Змея встретилась Алёне утром, а вечером того же дня ей явился призрак Никиты Шершнева.
Что же предвещают слизни? Может, это был вовсе не призрак?
Алёна начала притормаживать.
А может быть, Никита Шершнев пробежал или проехал (тот велосипедист в черной майке!) незадолго до нее и нарочно убрал с пути знаки, чтобы писательница, которая слишком много о нем узнала…
Так. Он убрал знаки, чтобы эта писательница – что? Если бы Алёна была автомобилисткой или велосипедисткой, акция имела бы смысл, а так…
Глупости. Никакого Никиты Шершнева не существует в природе. То есть в муленской природе его не существует. Где-то в Париже он, конечно, имеет место быть, ну и на здоровье. А здесь, в Мулене, – утренняя пробежка дождевых капель по лесу, странный маленький дубок на обочине – с неожиданно красными, словно цветы, листьями, заросли ежевики, сверкающие уже вызревшими черными ягодами, тонкий, тончайший в сырой духоте черемуховый аромат той лианы, которая заплела все окрестности деревни и уже подбирается к лесу…
Легкий свист за спиной!
Алёна шарахнулась в сторону.
Но это была не пуля из снайперской винтовки Никиты Шершнева и не отравленная стрела, выпущенная им же из духового ружья, – это велосипедист в оранжевой майке пронесся мимо на сверкающем чуде, крикнул радостно:
– Бонжур! – блеснул синими глазами, сверкнул молодой, белозубой улыбкой…
О господи, это же тот мальчик, парижанин, красавчик, юный Делон, соперник рыжего Доминика, на своем «Хроносе» или как его там.
Ну, ребята… ну, ребята! Так ведь и до инфаркта можно довести!
Или до сердечного спазма.
Из-под колес велосипеда веером взлетела щебенка, и «Хронос» пропал за поворотом. Стремительная птица!
Как хорошо, что Алёна подняла знаки. Мальчик не знает здешних дорог, а теперь он предупрежден: здесь надо быть осторожнее. Фримусу, который мчится впереди него, эти места хорошо известны, так что с ним все будет в порядке даже без знаков, ведь, наверное, он тоже родом из Мулена. Жаклин местная, так что и ее кузен тоже отсюда.
Забавное у него все-таки прозвище – Фримус. А еще более забавно, что его до сих пор так называют и даже представляют незнакомым людям. А может быть, настоящее его имя настолько неблагозвучно, что и сам Фримус, и родственники этого имени стыдятся? Хотя он, такое впечатление, и сам был удивлен, когда Жильбер назвал его прозвище. Странно, конечно, что не поправил.
Странно…
Алёна снова поскользнулась, и снова провизжали под ногами мелкие камушки, совершенно так же, как вчера они провизжали под ногами призрака Никиты Шершнева…
И точно так же внезапно, пугающе, как мелькнул он позавчера мимо крыльца, – точно так же мелькнула в голове Алёны догадка. Странная, парадоксальная – и в то же время совершенно очевидная.
Какого черта?! Зачем ты успокаиваешь себя этими бабскими глупостями: призрак, призрак!.. Это был никакой не призрак, это был самый настоящий, реальный, подлинный и материальный Никита Шершнев.
Но успокойся: явился он сюда не по твою душу. И впрямь: никак, ну никак не разузнать ему, куда ты подевалась. Да и больно-то ты ему нужна! Русско-французский киллер прибыл в Мулен по совершенно конкретному делу: работу работать, выполнять заказ на убийство. Явился по следу своей жертвы, имя которой – Дени Морт.
Или Фримус – это уж кому как больше нравится.
Франция, Париж,
80-е годы минувшего столетия.
Из записок
Викки Ламартин-Гренгуар
Мой муж, бесспорно, был одним из лучших среди тех людей, которых я встречала в своей жизни. Ни словом не поперечившись, он прервал наше свадебное путешествие, и мы в наемном автомобиле спешно отправились в Турин, потому что там жил кузен моего мужа, авиатор, который брался доставить нас в Париж за несколько часов. Наверное, тот перелет – в 21-м году явление беспрецедентное! – должен был запомниться мне навсегда, но я не помню о нем практически ничего, только то, что нас перед посадкой в самолет одевали в какие-то особые прорезиненные и утепленные костюмы – в вышине ведь куда холодней, чем на земле. Я напяливать это уродство отказалась – у меня были очень теплые меха, подарок к свадьбе, я надеялась на них, – а Робер пилотный костюм все же надел – полагаю, чтобы повеселить меня, – и ему это удалось. Недаром же я до сих пор помню этот эпизод!
Да, еще вот что осталось в памяти: поскольку воздушные путешествия были в те времена чем-то совершенно невероятным и очень опасным, люди, отправляясь в полет, обычно писали завещания. Мы с Робером тоже написали: тут я узнала истинный размер его состояния, потому что перейти это состояние должно было ко мне.
Очень смешно, конечно: завещать мне свое имущество, если я могу погибнуть одновременно с ним, с моим мужем! Я ему так и сказала.
– В самом деле! – усмехнулся Робер. – Ну что же, коли так, то в силе останется мое прежнее завещание.