Этот последний довод был попросту идиотским. Чем сильнее станет мое стремление создать Квасп, тем больше возникнет развилок вероятностей, в которых он окажется реальностью. Ослабление же моей решимости вовсе не было актом благотворительности, уступкой преимуществ кому-либо другому - это всего лишь ухудшало любую будущую версию меня и каждого, кого они коснутся.

Имелось у меня и третье оправдание. Настало время разобраться с ним.

Я связался с Франсиной.

–  Сможешь освободиться на время обеда?
– спросил я. Она помедлила с ответом, у нее всегда была срочная работа.
– Чтобы обсудить уравнения Коши-Римана… - намекнул я.

Она улыбнулась. Это был наш тайный код, обозначающий, что

просьба особенная.

–  Хорошо. Тогда в час? Я кивнул:

–  До встречи.

Франсина опоздала на двадцать минут, но я привык ждать ее и дольше. Полтора года назад ее назначили заместителем декана факультета математики, а у Франсины кроме новой административной работы остались и кое-какие преподавательские обязанности. Я же за последние восемь лет заключил несколько краткосрочных контрактов с различными нанимателями - государственными учреждениями, корпорациями, неправительственными организациями, - но кончилось тем, что я занял одну из младших должностей на физическом факультете нашей альма-матер. Конечно, я завидовал престижу и гарантированности работы Франсины, но был вполне удовлетворен своей деятельностью, далекой, впрочем, от того, что принято считать традиционной карьерой.

Я взял Франсине большую тарелку бутербродов с сыром и салатом.

Она с аппетитом принялась за еду.

–  у меня от силы минут десять, правильно?
– уточнил я.

–  Разговор мог бы подождать и до вечера, - пробубнила она, прикрыв рот ладонью.

–  Иногда я не могу откладывать решения на потом. И должен действовать, пока не лишился храбрости.

После такой многозначительной прелюдии она стала жевать медленнее.

–  Сегодня утром ты прошел второй этап эксперимента Оливии?

–  Да.
– Я обсудил с Франсиной всю процедуру еще до того, как

вызвался добровольцем.

–  Как я поняла, ты не потерял сознание, когда твои нейроны стали еще более классическими, чем обычно?
– Она глотнула через соломинку шоколадное молоко.

–  Нет. Очевидно, никто и ничего не терял. Официальных результатов пока нет, но…

Франсина кивнула, ничуть не удивившись. Наше мнение насчет теории Пенроуза совпадало, и сейчас не было нужды обсуждать ее снова.

–  Я хочу знать, собираешься ли ты делать операцию?
– спросил я. Она еще несколько секунд потягивала молоко, потом выпустила соломинку и вытерла пальцем верхнюю губу, хотя в этом не было необходимости.

–  Ты хочешь, чтобы я приняла решение? Здесь и сейчас?

–  Нет.
– Повреждение матки, которое она получила в результате

выкидыша, могло быть исправлено хирургическим путем, и мы возвращались к этой теме в течение вот уже пяти лет. И я, и она прошли полную хелатотерапию (Хелаты – сложные органические молекулы, имеющие или принимающие форму клешней, благодаря чему они способны образовывать прочные комплексные соединения с атомами металлов.) для удаления из организма любых следов урана-238. Мы могли завести ребенка обычным путем, и почти не рискуя - если бы она этого захотела.
– Но если уже приняла решение, то я хочу, чтобы ты сообщила о нем сейчас.

–  Так нечестно, - обиделась Франсина.

–  Что именно? Намек на то, что ты могла и не поделиться со мной

своим мнением?

–  Нет. Намек на то, что ты свалил всю ответственность на меня.

–  Я вовсе не собираюсь умывать руки и уклоняться от решения.

Ты ведь прекрасно знаешь о моих чувствах. Но знаешь также, что я поддержу тебя полностью, если ты скажешь, что хочешь выносить ребенка.
– Я верил в это. Возможно, то была некая форма двоемыслия, но я не мог рассматривать рождение еще одного обычного ребенка как некую жестокость и отказываться принимать в этом участие.

–  Прекрасно. Но что ты станешь делать, если я не захочу?
– Она невозмутимо разглядывала мое лицо. Думаю, она уже знала ответ, но хотела, чтобы я его озвучил.

–  Мы всегда можем усыновить ребенка, - нарочито ровным тоном проговорил я.

–  Да, можем.
– Франсина слегка улыбнулась. Она знала, что лишила меня возможности блефовать, и даже быстрее, чем когда смущала меня взглядом.

Я перестал разыгрывать загадочность - Франсина с самого начала видела меня насквозь.

–  я просто не хочу на тебя давить, склонять к поступкам, о которых ты пожалеешь.

–  На этот счет не волнуйся, - заверила она.
– Мы и в этом случае все равно сможем завести ребенка.

–  Но не столь легко.
– Дело было не только в родителях - трудоголиках или обычном брате или сестре, тоже претендующем на внимание мамы и папы.

–  Ты решишься на этот шаг только в том случае, если я смогу пообещать, что это будет наш единственный ребенок?
– Франсина покачала головой.
– Я не собираюсь давать такого обещания. Я также не намерена делать операцию в ближайшее время, однако не стану клясться, что не передумаю. И еще я не стану клясться в том, что если мы это сделаем, то это никак не повлияет на ход дальнейших событий. Еще как повлияет. Но этого будет недостаточно, чтобы принимать любые решения «за» или «против».