Джон Кембелл, секретарь Коммунистической партии Шотландии, ставший потом редактором газеты «Дейли Уоркер», имел много детей. Один из них Вилли, воспитанный в коммунистическом духе, решил переехать в Советский Союз, на родину Владимира Ильича Ленина, чтобы быть к нему поближе. По приезде в Советский Союз он взял себе псевдоним — Карлин.

Он был небольшого роста, с тяжёлой англосаксонской челюстью, нос картошкой и вечно весёлые глаза. Вилли был само обаяние, его профессия — артист-эксцентрик. Сразу после приезда в Москву Леонид Осипович Утёсов взял его к себе в оркестр, а в кинофильме «Весёлые ребята» он сыграл эпизодическую роль: перепутав, его бьют метлой по голове и спрашивают, где дирижёр. Потом я с Вилли работал на эстраде, и мы были с ним очень дружны.

Когда Вилли приехал в Москву, он знал безукоризненно английский язык и ни одного слова по-русски. В оркестре у Леонида Утесова все музыканты говорили на лабухском жаргоне. И Вилли, изучая с утра до ночи этот кошмар, не сомневался, что это именно тот русский язык, на котором говорил Ленин. Прошло немного времени, и Вилли приобрёл гонорею. Ударник оркестра Утесова Самошников повёл Вилли к венерологу. Венеролог спрашивает у Вилли, когда это было, и кто она, эта соблазнительница. Вилли не понимает, о чём говорит врач, Самошников переводит ему:

— Вилли, что это за чувиха? Вилли:

— Клёвая чувиха для баранства, клёвые матральники, хиляльники, поберляли, кирнули. Самошников переводит врачу:

— Он говорит: «Хорошая девчонка для любви, прекрасные глаза, ноги, поели, выпили…» Врач:

— Это было за деньги? Самошников, обращаясь к Вилли:

— Ты башлял? Вилли:

— Башлял. Самошников врачу:

— Да, он платил. Врач:

— Спросите у него, она ушла или осталась у него на ночь? Самошников:

— Она похиляла или вы друшляли? Вилли:

— Друшляли. Самошников врачу:

— Да, она оставалась на ночь. Вилли пытался вставить какую-то крылатую фразу из своего лабухского языка, но Самошников ему сказал:

— Качумай.

И Вилли замолчал. Вилли никак не мог понять, почему Самошников переводит его. — Неужели врач не русский? — спросил он у Самошникова. Диалог был намного длиннее, но, к сожалению, я не успел выучить лабухский язык, а сейчас не до этого.

Этот случай не единственный.

Здесь, в Америке, мне рассказали, что в одном русском ресторане работал официантом китаец, который прекрасно говорил на идиш. А когда обращались к хозяину ресторана, еврею по национальности, и спрашивали, как могло получиться, что китаец говорит на идиш, и с большим удовольствием, хозяин отвечал:

— Вы ему ничего не говорите, он думает, что изучил английский язык.

Вилли Карлин был предельно скромным человеком, хотя мог жить прекрасно за счёт имени своего отца. Вилли неудачно женился, и жена заставила его пойти к председателю Коминтерна товарищу Дмитриеву, который хорошо знал Вилли и дружил с его отцом, чтобы Дмитриев предоставил Вилли Карлину комнату в центре города. А когда они с женой разошлись, он как благородный англичанин оставил ей жилплощадь, а сам пошёл скитаться по углам.

Второй раз Вилли женился очень удачно, по любви. Несмотря на преклонный возраст, лицо её носило отпечаток прежней красоты, она была балериной в прошлом, с красивыми ногами и на две головы выше Вилли ростом. Она не выговаривала букву «р» и относила это к своему аристократическому происхождению. Если идти по этому пути, то на Брайтоне живут одни аристократы. Звали её Лена Мордвинова. Лена Мордвинова жила у Никитских ворот, занимая комнату в большой густонаселённой квартире. Лена полюбила Вилли за все: за то. что он маленького роста, весёлый, без комплексов, англичанин с обаятельным акцентом, за то, что он любил её и боготворил. Это была самая нежная и влюблённая семейная пара, которая встретилась мне в моей жизни. Мы вместе работали, дружили, я у них жил большое количество времени и ни разу не слышал, чтобы кто-то из них сердился. Никто друг другу не возражал; что бы ни сказал Вилли, Лена его поддерживала; о чём бы ни завела разговор Лена, Вилли ей поддакивал. Доходило до абсурда. У Лены Мордвиновой всё было не так, как у людей, а чуть выше. Её бывшие знакомые, с кем она встречалась, были на уровне Алексея Толстого, если она встречалась с артистами, то это были Качалов, Тарасова и так далее в этом плане. Допустим, разговор заходит о простуде, и Лена всем сообщает:

— Вы знаете, у меня болезнь протекает не так, как у всех людей. Если у меня выступает лихорадка, так только на жопе.

Вилли тут как тут и подтверждает:

— Да, у Лены лихорадка только на жопе… Дальше Лена прищуривает свои глаза, смотрит на тебя в упор и медленно покачивает головой, что, наверное, должно означать: «Понял, какая я необычная?» Удержаться от смеха удаётся с большим трудом. Лена Мордвинова всегда заводила разговоры о прошлом. Она часто повторяла с большим достоинством:

— Вы даже не представляете себе, какая я была блядь! Вилли не даст соврать. Вилли (влюблённо):

— Да, она была большая блядь! Лена:

— Я была блядью высшего класса. Вилли (с гордостью):

— Да, она была блядью высшего класса. Лена:

— Я не всем давала. Вилли:

— Не всем, далеко не всем… Лена:

— Я была куртизанкой. Я часто водила мужиков за нос, но если уже отдавалась, то так, что они помнили на всю жизнь.

Вилли:

— Да, мужики помнили всю свою жизнь. Лена: