Басов синхронно переводил слова князя, и Крапивин только диву давался, когда это успел его старый знакомый выучить шведский язык.

Посол Мартензон произнес в ответ несколько фраз, которые Басов тут же перевел:

— С вами очень приятно иметь дело, князь. В отличие от ваших соплеменников, вы опускаете церемонии и ставите очень конкретные вопросы.

— К псам церемонии, — резко бросил Скопин, усаживаясь за стол. — Мой народ в беде нынче. Я желаю обсудить план войны сей же час.

Он знаком приказал членам своей делегации усаживаться рядом с ним. Шведы принялись занимать места напротив. Однако когда все расселись, Крапивин допустил невероятную бестактность. Такую, что сидевший рядом с ним Головин чуть не подпрыгнул на месте и закатил глаза к потолку.

— Простите, господин Басовсон, — произнес полковник, — по вашему выговору я могу предположить, что вы уроженец Московии. Прав ли я?

— Совершенно верно, — улыбнулся ему Басов. — Я родился и провел детство и отрочество в Московии. Но потом я был вынужден покинуть отечество и скитаться по миру. Ныне я являюсь подданным и верным слугой шведского короля и принял лютеранство.

— Будет об этом, — оборвал их Скопин-Шуйский. — Приступим к делу.

Невзначай Крапивин бросил взгляд на Федора и был изумлен. Совершенно ошарашенный полковник, выкатив глаза, смотрел на Басова, словно кролик на удава, и, кажется, тихо шептал какую-то молитву.

Галки во дворе новгородского кремля кричали вовсю. Очевидно, их очень радовала теплая, почти летняя погода, наконец-то наступившая после длительной прохладной весны. Молодая зелень пробивалась через стыки бревенчатой мостовой. Вышедший с молебна Крапивин оглянулся на огромную нависающую глыбу собора Святой Софии и в очередной раз подумал о том, что новгородская архитектура очень сильно отличается от московской, с ее затейливыми завитками, резьбой и игривыми росписями. Здесь, на севере, все было проще, но как-то основательнее; восторг вызывали не украшения, а гармония, мощь и светлая устремленность к небу.

— Да, красивый собор, — услышал спецназовец рядом знакомый голос.

Он резко обернулся. Уже давно никому не удавалось застать его врасплох. Впрочем, у одного человека это всегда получалось без особого труда.

— Здравствуй, Игорь, — натянуто улыбнулся Крапивин. — Решил нарушить конспирацию?

С момента своей памятной встречи в Выборге они не разговаривали, а случайно встретившись на людях, старательно изображали поверхностное знакомство.

— Какая конспирация? — удивленно поднял брови Басов. — Дел просто много было. Ну, как ты?

Басов был в костюме шведского кавалериста. С широкополой шляпы свисало пышное перо, а на перевязи висел тяжелый палаш.

— Сам знаешь, — проворчал Крапивин. — Воюем.

— Знаю, — усмехнулся Басов. — К шведам за помощью прибежали.

Крапивина аж передернуло.

— Смута, — сквозь зубы процедил он.

— Вот и я говорю, смута, — поддержал Басов. — Верхи не могут, а низам всё и все по барабану. Но к шведам зря обратились.

— Это почему еще?

— Между Швецией и Речью Посполитой война. Появление на территории Московии шведского отряда стало для Сигизмунда поводом собрать армию против Шуйского. Согласись, что и в наше время ввод войск противника в сопредельное государство является достаточным основанием для начала боевых действий. Коронное войско уже собирается под Смоленск. Теперь король получит хоть какую-то поддержку в польском обществе. Царь Василий хотел с помощью шведов разбить тушинского вора, а получил куда более серьезного противника.

— Что же ты, такой умный, любитель баланса, не предотвратил этого? — съязвил Крапивин.

— А зачем? — усмехнулся Басов. — Во-первых, и без нашего вмешательства события развивались именно так. К катастрофе это не привело. Во-вторых, я тебе дал политический расклад на ближайшую перспективу. Теперь ты знаешь, что из страха за свою шкуру Шуйский способен подставить собственную страну. На самом деле именно это и будет началом конца смуты. Теперь у страны есть внешний враг, а внешние враги лучше всего объединяют. Смута состоит в том, что общество расколото. А теперь все иначе. Для большинства русских тушинский вор мигом стал пособником поляков. Для нанятых им поляков появился выбор: грабить самостоятельно или примкнуть к королевскому войску. Сигизмунд уже послал в Тушино послов с соответствующим приглашением. Скоро тушинские поляки расколются. Часть пойдет к королю под Смоленск. Остальные, самые отпетые, типа Яна Сапеги и Лисовского, разобьются на небольшие отряды и будут гулять по стране, пока их наконец отсюда не выкинут. Опоры в лице самозванца у них больше не будет, а следовательно, закрепиться в стране они не смогут. Можешь считать, что гражданская война окончена.

— А сам Лжедмитрий? — спросил Крапивин.

— Нанятые им же поляки возьмут его под стажу. Он поймет, что его решили сделать разменной монетой в торге с Сигизмундом, и сбежит. Еще несколько месяцев с казаками и другими своими сторонниками он будет гулять по стране и даже свалит Шуйского.

— Свалит?

— Ну да. Московские бояре, которым решительно надоела смута и трусливый донельзя Шуйский, предложат его сторонникам нулевой вариант: бояре свергают Шуйского, а тушинцы низлагают Лжедмитрия. В Москве Шуйского низложат и насильно постригут в монахи, а тушинцы своего обещания не выполнят. Их послы заявят москвичам: «Вы своего царя предали, а мы за своего помереть рады». В общем, сложится ситуация, когда единственным претендентом на престол окажется тушинский вор. Но этот-то не Отрепьев. О его кровавых повадках все уже наслышаны. Так что московские бояре присягнут на верность польскому королевичу Владиславу и объявят его московским царем. За это Жолкевский разобьет тушинцев. Кстати, Василия Шуйского и его братьев Сигизмунд заберет в Краков и устроит там нечто вроде античного триумфа с выводом пленных. Низложенный царь умрет в польском плену. Лжедмитрия прирежет собственная татарская охрана. Остатки банды во главе с атаманом Заруцким и Мариной Мнишек добьют под Астраханью много позже.

— То есть русским царем станет польский королевич? — переспросил Крапивин, коря себя за то, что перед отправкой на задание изучил историю смуты только до пришествия на Москву Отрепьева.

— Номинально. Хотя, когда польское войско войдет в Москву, бояре тут же соберут ополчение для борьбы с ним. Сами, правда, при этом присягнут Владиславу. Вполне в духе этих интриганов. Делиться властью семибоярщина явно ни с кем не собирается.

— Ополчение Минина и Пожарского? — уточнил Крапивин.