Шрифт:
Мне хочется также выразить чувство искренней благодарности и признательности всем тем, кто прямо или косвенно участвовал в подготовке этих двух экспедиций.
То, что объединяет человечество, является естественным и должно поощряться, и, наоборот, то, что разъединяет людей, является искусственным и должно быть преодолено.
Тур ХейердалГЛАВА ПЕРВАЯ
Как кончалось прошлогоднее плаванье. — На борту «Шенандоа». — Что нам делать с корабликом? — «Там полно акул!» — Печальное расставанье. — Тур трижды говорит «да». — И все-таки… — Приватный обед в Каире. — Храним тайну. — Опять Сафи. — Хвала Ивон. — Тур хватается за голову. — «А плавать ты умеешь?» — Нас провожают. — Сорвало парус! — Операция «Грот». — Как трудно его поднимать. — Шторм. — Зачем, зачем?..
Мы забрались на крышу хижины, Жорж — ближе к носу, я — к корме, и обозревали горизонт. Норман крутил шарманку рации. Карло роздал колбасу и сгущенное молоко — последний наш завтрак на «Ра».
Все вокруг было в диком хаосе, в хижине плескалась вода, плавали доски, медикаменты, пахло аскорбиновой кислотой, только два ящика еще чудом держались, тот, на котором спал Тур, и тот, на котором — Абдулла; газовые баллоны смыло, и в абсолютно чемоданном настроении мы ждали, когда подойдет яхта и подойдет ли.
Вдруг Норман закричал:
— Я их вижу! Куда вы глядите, там, наверху?!
В моем кормовом секторе ничего не наблюдалось, я обернулся к Жоржу — тот клевал носом. А вдали виднелась белая точка.
Она приближалась понемногу и становилась роскошной красавицей яхтой, качало ее немилосердно, на борту стояли парни, ярко одетые, с фото- и киноаппаратами, они снимали нас, мы тут же оживились, проснулись, замахали, полезли на мачту, закричали, чтобы прежде всего прислали нам покурить. Подошла резиновая лодочка, и матрос бросил с нее блок сигарет, мы на него накинулись, распотрошили и закурили блаженно.
Теперь хорошо бы вымыться пресной водой — едва очутившись на «Шенандоа», я шепнул об этом Туру, он кивнул: «Беги!» — и я ринулся внутрь, обнаружил ванну, чье-то мыло и бритву — а когда вернулся, пресс-конференция уже шла полным ходом, Тур отвечал на вопросы, на сотню, если не на тысячу, затем мы поели, выпили пива, ледяного, из холодильника, и чувствовали себя превосходно, а многострадальный наш кораблик мирно покачивался совсем рядом и тоже отдыхал, —
Так завершилось наше первое путешествие, 16 июля 1969 года, десять месяцев назад, а сегодня будто их не было, этих месяцев. Снова снасти скрипят, рубашка просолена, сейчас выскочит Норман и крикнет: «Дерржи впрраво!» — нет, ничто не кончилось, только экипаж немножко другой, да корабль не тот, хоть и называется так же.
Тогда, после встречи с «Шенандоа», сразу возникла проблема, куда девать «Ра». Бросать его нам не хотелось. Жорж заявил, что покидать папирусное судно вообще не собирается. Он, мол, договорился с Абдуллой, и они продрейфуют до Барбадоса, потихоньку, без вахт, будут заниматься ремонтом, а мы с яхты возьмем их под контроль и в случае чего окажем помощь.
Уговорились, что утром все обсудим как следует, и Жорж, полный энтузиазма, отправился на «Ра» засветить сигнальный фонарь. Фонаря он не зажег, поскольку керосин выгорел, а пока возился — стемнело, развелось волнение, и мы испугались, что декларации Жоржа осуществятся слишком буквально: яхтенный прожектор, как на грех, не действовал, и за ночь, в кромешной тьме, «Ра» и «Шенандоа» рисковали разойтись навсегда.
Делать нечего. Норман сел в резиновую лодчонку, ему подсвечивали кто чем — кинософитами, карманными фонариками. Кое-как, почти уже ощупью, он подшвартовался к «Ра» и вернул энтузиаста пресному душу и свежим простыням.
А наутро мы с Жоржем — я в качестве гребца-перевозчика, он с аквалангом — поплыли выяснять, что можно на «Ра» сделать и как продлить его век.
Мы почти догребали, когда я вдруг ощутил, что кто-то шевелится подо мной, внизу. Я сказал об этом Жоржу, он сунул голову в маске под воду и сообщил:
— Там полно акул!
Я тоже посмотрел и увидел — ходят рыбины, двух- трехметровые, если не больше.
Все же Жорж решил нырнуть, хотя я твердил, чтобы он не смел этого делать. Нырнул, вынырнул, уселся на борт «Ра» и принялся рассуждать о том, что, видимо, работать не удастся, но попробовать стоит: «А ты бери ружье и карауль».
Как бы я его укараулил, не знаю, он — под водой, акулы — тоже под водой, но я взял ружье и дежурил минут пять, это были не самые спокойные в моей жизни минуты, — потом надел маску и поинтересовался, где он там, — Жорж плавал, и акулы плавали, понемногу собираясь в кружок. Жорж не стал дожидаться, пока они сговорятся окончательно, и выбрался на воздух. Я сказал ему: «Хватит, не безобразничай, поехали обратно». Однако он попросил переправить на «Ра» Тура, пусть на месте принимает решение.
Я перевез сперва Тура, затем Нормана, затем еще и Сантьяго. Они долго и азартно жестикулировали, но ни к каким утешительным выводам не пришли.
Повторяю, бросать «Ра» нам до слез не хотелось.
Снова отложили приговор до утра — может быть, твари разбредутся. Уже глубокой ночью направили в океан кинолампы, он акулами кишмя кишел, черные тени сновали во всех направлениях. Матросы учинили рыбалку, весьма впечатляющую: за борт выбрасывался канат с огромным крючком, с пластиковой бутылкой-поплавком, канат крепился к поручням и вмиг начинал ходить ходуном, его тянули в десять-двенадцать рук — суп из акульих плавников вкусен, — но судьба папирусного суденышка была решена.