Шрифт:
— Что с ним?
– испуганно прошептала она.
— Он спит, — ответил Борг, подходя к ней. — Ему крепко досталось.
Склонившись, Ника прижалась лицом к его груди.
— Ну, ну, девочка. Ты-то здесь причем? Дорган сам пожелал этого… Да. А мы слышали, как ты пела.
— Громко так, — прогудел со своего места Харальд. — И Дорган тебя слышал.
— Почему он… так выглядит?
– Ника подняла голову и посмотрела на дворфа покрасневшими глазами.
— Ну, видишь ли, девочка, та штука, которой подверг его придворный маг, выкачала из него много сил, чтоб, все было наверняка…
— Боже мой!
– Ника опять прижалась щекой к груди эльфа, слыша слабое биение его сердца. — Если бы я только знала…
Теплая ладонь прошлась по ее волосам.
— Ты молодец, — прошептал Дорган, не открывая глаз.
— Ты не должен был соглашаться на такое. Ты, верно не знал, на что идешь?
— Знал — проговорил эльф, ласково перебирая ее волосы.
— Я вовсе не горела желанием петь.
— И все же, я пошел бы на это еще раз, чтобы услышать, как ты поешь… Но ты задержалась. Я начал беспокоиться.
— Я разговаривала с магом Руфусом. Он сказал, что давал тебе настойку, которая восстановит твои силы.
— У меня свои средства, чтобы подняться на ноги, — проговорил Дорган. — Он, что нибудь знает о Зуффе?
— Нет. Он никогда о нем не слышал, но обещал порыться в старых свитках и книгах. Потом меня призвал к себе герцог и мы вели с ним странный разговор.
— О чем вы говорили?
— Он сказал, что ему понравилось мое пение, но если судить честно, то Джеромо искуснее.
Харальд пренебрежительно фыркнул, а Борг заявил, что герцог, должно быть, туг на ухо.
— А потом, он начал говорить, что-то о мечте и что он умрет, так и не увидев ее воплощенной.
— Этот человек одержим?
– покачал головой на подушке Дорган — Так кому он решил отдать Венок?
— Завтра мы состязаемся с Джеромо, но если они потребуют…
— Уже нет… - перебил ее Дорган. — Не потребуют. Ступай отдыхать. Завтра ты должна быть готова к решающему состязанию.
— Доброй вам ночи, — попрощалась с мужчинами Ника.
Но прежде чем уйти в свою комнату, спустилась вниз. Ей повезло — хозяин гостиницы, достойный Доман, еще не ложился. Выслушав просьбу Ники, он с готовностью отозвался на нее, заявив правда что пергамент нынче дорог, но вот восковую табличку со стилом с удовольствием одолжит. Нику это, вполне, устраивало.
Ивэ спала, отвернувшись к стене и Ника пристроившись на краешке стола, придвинув поближе ночную свечу, быстро набросала на дощечке ноты и слова песни, которую решила исполнить завтра. Перечитав написанное и убедившись, что вроде, ничего не пропущено, она тихонько раздевшись и заплетя волосы в косу, скользнула в постель. До того, мерно дышавшая во сне Ивэ, вдруг повернулась на спину.
— Почему ты так поступаешь с Дорганом?
– спросила она, глядя в потолок.
— Как?
– вздрогнула Ника, уже устроившись под одеялом.
— Ты пользуешься им. Можешь обманывать его, он мужчина, но не меня. Ты только позволяешь ему любить себя. А сама… Я не удивлюсь, если окажется, что тебя от его прикосновений бросает в дрожь отвращения, но ты терпишь, потому что сейчас он тебе необходим, как и мы. Скажи, что я не права? Я знаю, как только ты добьешься с нашей помощью своего, ты тут же бросишь его. В твоем сердце нет любви к нему. Благодарности и дружбы — сколько угодно, но не любви. Ты легко забудешь его, а он тебя никогда. Но тебе ведь нет дела, что ты разобьешь его сердце — жестко выговаривала Ивэ.
– Пощади его. Уйди сейчас, пока он не прирос к тебе насмерть. Уйди. Ты справишься без нас.
Ника молчала до тех пор, пока не затих отзвук слов Ивэ. На столике догорала свеча.
— Может ты и права, — вздохнула Ника. — Но я ни в чем не виновата перед Дорганом. Я не вымаливала его любовь и ничего не обещала ему. Я — его собственный выбор. И он знает о том, что я покину его и потому перестань относиться к нему, как к несмышленому юнцу, которого необходимо опекать. Чего ты бесишься? Ведь недавно, ты сама правильно заметила, что мы сами должны разбираться друг с другом, без посторонних. И я не уйду сейчас, потому что нуждаюсь в нем. А у него будет достаточно времени разглядеть, какая я дрянь и стерва. Тогда наше расставание окажется для него безболезненным.
— Он этого никогда не увидит.
На следующий день, Ника проснулась к обеду и сразу же начала собираться. Ивэ не было, а на столе ее уже дожидался завтрак: холодное мясо, сыр, подогретое вино и ржаные лепешки с яблоками. Одеваться ей, молча помогала, появившаяся Ивэ. А вскоре за ними явился Лео. Ника бросилась к столу вдруг вспомнив, что не видела не нем восковой дощечки со своими ночными записями.
— Ивэ, ты верно, куда-то переложила дощечку?
— Какую еще дощечку?
– удивилась Ивэ.