Его слова потрясли меня. Мы предприняли неудачную попытку прорваться через ормокский тракт в начале января. Значит, я целый месяц в одиночестве бродил по острову!

Вопреки предсказаниям Ясуды, дождь все шел и шел, не прекращаясь. Нагамацу больше не ходил на охоту, и наши порции мяса сокращались день ото дня. Мы перестали проводить время в обществе Ясуды. Притащив кучку тлеющих углей, развели костер в жилище Нагамацу. Там мы обычно устраивались друг напротив друга; я сидел, обняв колени руками, Нагамацу порой хмурился и мрачно посматривал на меня.

– Угораздило же меня притащить тебя сюда! – сказал он однажды. – Постарайся всегда помнить об этом.

Запасы мяса закончились.

Как-то утром дождь прекратился, и Нагамацу решил попытать счастья. Впервые за много недель я отправился навестить Ясуду.

– Если он сегодня опять вернется с пустыми руками, – заявил я, – то я сам попробую чего-нибудь наловить. Где, кстати, то озеро? Ну, помните, вы говорили, что там с помощью ручной гранаты можно добыть кучу рыбы?

– Мало ли что я говорил. Во-первых, озеро ужасно далеко отсюда. А во-вторых… я думал, ты потерял свою гранату.

– На самом деле она у меня в ранце.

– Да ну-у? – заинтересованно протянул Ясуда, широко раскрыв глаза. – Хотя… она наверняка отсырела за все это время. Давай ее сюда, посмотрим!

Проявив верх легкомыслия и беспечности, я вытащил гранату из ранца и передал Ясуде.

– Гм, какая славная, а? Дай-ка проверим, все ли с ней в порядке… Да, выглядит нормально.

После этих слов Ясуда сделал нечто поразительное: он как ни в чем не бывало засунул гранату в свой ранец и затянул ремень.

– Эй-эй! – воскликнул я. – Отдайте!

– Так-так, – задумчиво проговорил Ясуда, – я, конечно, мог бы тебе ее отдать, но какая разница, у кого она находится? У меня она будет в целости и сохранности. Тем более что я сижу здесь как привязанный, правда же? Все вещи следует отдавать на хранение мне, я лучше всего подхожу для этой цели. Если граната останется у тебя, то опять промокнет. А это уж точно ни в какие ворота не лезет.

Я пришел в смятение.

– Верните мне гранату, Ясуда-сан! Я сам позабочусь о том, чтобы она не отсырела. Нагамацу рассердится, узнав, что я отдал ее вам.

– Почему ты так думаешь? Он разве что-нибудь говорил об этом?

– Он сказал, чтобы я ни в коем случае не подпускал вас к гранате.

– Ах вот как! Почему же ты все-таки отдал ее мне?

– Я сделал это не подумав.

– Что ж, ты совершил большую ошибку, да? Однако слезами горю не поможешь. Слишком поздно. Что с возу упало, то пропало!

– Сейчас же отдайте!

Я протянул руку к ранцу Ясуды – он выхватил штык. Я отпрыгнул назад. У меня тоже был штык. Но, на мой взгляд, это выглядело страшно глупо: два солдата японской армии в филиппинских дебрях скрещивают клинки из-за ручной гранаты.

– Ладно, – пробормотал я, – можете ничего не возвращать. Если она вам так нужна, оставьте ее себе. Только немедленно уберите штык!

– Славненько. Приятно общаться с интеллигентным человеком, он все схватывает на лету! Знаешь, если ты действительно хочешь отдать мне гранату, я не буду возражать.

Кажется, настал мой черед отправиться на охоту. Некоторое время я, правда, колебался, разглядывая свои ладони. Я слышал голос: «Узри эти руки, что никогда не трудились».

Вдалеке раздался выстрел.

– Он кого-то подстрелил! – завопил Ясуда.

Я вскочил и через заросли бросился на звук. Вскоре лес расступился, и между деревьями я увидел речное русло. По высохшему песку и гальке бежал человек! Грязный, лохматый, босоногий. Японский солдат в зеленой военной форме… Это был не Нагамацу!

Снова грянул выстрел. Пуля пролетела мимо цели, солдат, сгорбившись, помчался дальше. Он бежал по руслу, изредка оглядываясь через плечо. Немного позже человек, видимо решив, что пуля его не достанет, перешел на шаг, расправил плечи. Вскоре он скрылся в лесу.

Итак, я увидел «мартышку». Мои подозрения подтвердились.

Я прошел вдоль речного русла к тому месту, где наткнулся на отрезанную ступню. Когда я приблизился к кустам, зловоние стало невыносимым. Потом я обнаружил много стоп. И не только стоп! Все части человеческого тела, непригодные для гастрономических целей, были ампутированы и выброшены. Они валялись бесформенной кучей: кисти, ступни, головы… Искореженные, изуродованные солнцем и дождем. То, что высилось передо мной, – огромная зловонная гниющая гора – не поддается никакому описанию.