Ценности, полученные от «влюбленных женщин», он обычно использовал в качестве гарантий под предоставленные кредиты, с помощью которых ему удавалось поддерживать партию в трудных ситуациях. Это недвусмысленно подтверждается выдержкой из договора о предоставлении кредита, который уполномоченный НСДАП заключил по заданию Гитлера с фабрикантом кофе Рихардом Франком летом 1923 г. В нем говорится, что «в качестве гарантии кредита» в размере 60 тысяч швейцарских франков господин Адольф Гитлер передает господину Рихарду Франку право собственности на заложенные в банке Генриха Эккерта в Мюнхене ценности… платиновый кулон с изумрудом и бриллиантами на платиновой цепочке… платиновое кольцо с рубином и бриллиантами… платиновое кольцо с сапфиром и бриллиантами… серебряное кольцо с бриллиантом; золотое кольцо, 14 карат… венецианские кружева ручной работы длиной 6,5 м, шириной 11,5 см (XVII век)… красное шелковое покрывало для рояля испанской работы с золотой вышивкой».

В узком кругу в отсутствие женщин Гитлер частенько чрезвычайно презрительно отзывался о браке и о женщинах вообще. Так, например, 25–26 января 1942 г. он заявил: «Самое плохое в браке то, что он создает юридические права. Лучше уж содержать любовницу». Правда, он допускал это только «для выдающихся мужчин». «Мужчина, — говорит он, — должен иметь возможность навязать свою волю любой женщине. Женщины… ничего другого и не хотят». А 1 марта 1942 г. он заявил: «Если женщина начинает размышлять о вопросах бытия, это плохо… она начинает действовать на нервы». Спустя десять дней он сказал: «Мир мужчины значительно больше мира женщины… Мир женщины — это мужчина. Обо всем остальном она думает лишь время от времени… Женщина может любить глубже, чем мужчина. Об интеллекте у женщины и речи быть не может». У женщин «только одно жгучее желание, — рассуждает он в кругу военнослужащих 10 апреля 1942 г., — чтобы за ними ухаживали все симпатичные мужчины». А перед этим 1 марта он говорил: «Если женщина украшает себя, то она делает это в тайной надежде позлить другую. У женщин есть способность, которой мужчины лишены. Она может целовать подругу и одновременно колоть ее булавкой. Совершенно бесполезно пытаться исправить женщин в этом отношении. Оставим им эту маленькую слабость! Если этим можно осчастливить женщину — ну что ж, прекрасно! Лучше уж пускай женщины занимаются этим, чем метафизическими вещами».

Несмотря на пренебрежительные высказывания о женщинах, он пытается убедить каждую из них, что находит ее привлекательной и достойной восхищения. Каждой даме этот очаровательный австриец целует руки, даже своим замужним секретаршам. Он никогда не кричит на них, даже если они делают грубые ошибки. Никогда не проявляет своего недовольства по отношению к ним. Чаще всего он называет их «красавицы мои». Он всегда уважительно здоровается с ними, пропускает вперед себя. Никогда не садится первым в их присутствии, хотя порой позволяет себе это, принимая иностранных государственных деятелей. Так было, например, во время встречи с Чемберленом и Даладье в 1938 г. В присутствии женщин его гортанный голос становится мягким и завораживающим. Многие женщины, которые перед встречей с Гитлером ожидали увидеть грубияна с плохими манерами, расставались с ним совершенно восхищенными и покоренными. Если он замечал у женщины хоть малейшую ранку, он демонстрировал подчеркнутое сочувствие и заботу. Он иногда прощал дамам даже нарушение правил, которые неукоснительно соблюдали все в его окружении, в том числе Геббельс, Шпеер, Борман и другие влиятельные люди, например запрет на курение в его присутствии. При этом он еще иногда и шутил. Однажды Макс Шмелинг, Альберт Шпеер, Йозеф Геббельс и Ильза Браун сели играть в карты, когда Гитлер уже отправился спать. Некоторые из них курили. Когда он неожиданно вошел, все попрятали сигареты. Ильза Браун села на пепельницу, в которую положила свою незатушенную сигарету, и это не укрылось от Гитлера. Он остановился рядом с ней и начал обстоятельно объяснять ей правила карточной игры. Затем он ушел, не подав виду. На следующее утро Ева Браун осведомилась у своей сестры, «нет ли у нее на заду волдырей от ожогов». Женщинам он прощал высказывания, которые мужчинам могли стоить свободы или даже жизни. Если интеллектуалы из числа мужчин, особенно имевшие ученые степени, позволяли себе высказывать в его присутствии мнение, отличающееся от его, он чаще всего возражал резко и безапелляционно, так как терпеть не мог суждений, родившихся в ходе диалектического мыслительного процесса. По отношению же к женщинам он всегда проявлял терпимость, внимание и реагировал беззлобно, даже если они говорили неприятные для него вещи. Он лишь однажды резко поставил на место Генриетту Хоффман (фон Ширах), когда она посмела выступить в защиту евреев, а Ильзе Браун в ответ на подобное замечание сделал только ироническое внушение, что у каждого немца есть еврей, которого он любит, хотя на самом деле столько евреев и не наберется.

Нельзя сказать, чтобы Гитлер был неспособен на глубокую и искреннюю любовь, как часто утверждают. Когда в 1931 г. его племянница Гели покончила с собой, [226] он пережил глубокое потрясение. Он хотел застрелиться, замкнулся в себе, [227] впал в тяжелую депрессию, мучил себя упреками и никогда с тех пор больше не ел мяса и животных жиров. Он запретил посещать комнату Гели в своей мюнхенской квартире на Принцрегент-плац, 16, кому бы то ни было, кроме себя и экономки Анни Винтер. Скульптору Йозефу Тораку он поручил сделать бюст Гели, который он впоследствии выставил в новой рейхсканцелярии. Художник Адольф Циглер, которого Гитлер ценил за его политическую позицию, [228] нарисовал ее портрет, который занял почетное место в большой комнате резиденции «Бергхоф» и был постоянно украшен цветами. Даже в своем частном завещании от 2 мая 1938 г. Гитлер вспоминает о своей покойной возлюбленной. «Обстановка комнаты мюнхенской квартиры, в которой жила моя племянница Гели Раубаль, — пишет он, — должна быть передана моей сестре Ангеле». Всему вышесказанному не противоречит то, что Гитлер относительно быстро пережил, по крайней мере внешне, это тяжелое событие (спустя 15 месяцев после самоубийства Гели попытку самоубийства совершает Ева Браун). [229]

Дочь мюнхенского учителя Ева Браун впервые встретилась с Гитлером в 1929 г. у его соратника, личного фотографа и друга Генриха Хоффмана в Мюнхене на Шеллинг-штрассе, 50. Неопытная 17-летняя светловолосая ученица монастырской школы сразу же очень понравилась ему, хотя он любил Гели, которая к тому времени уже год как жила с ним в Мюнхене. Когда бы он ни появлялся у Хоффмана, а это было довольно часто, он искал встречи с Евой Браун, которая, несмотря на то что Гитлер был на 23 года старше ее, была в восторге от него в отличие от своего отца и старшей сестры, работавшей в приемной у врача-еврея Мартина Леви Маркса. К концу 1930 г. они начали встречаться все чаще. Днем он ходит с ней в кино, обедает в ресторане «Остария Бавария», посещает оперу и приглашает ее на пикники в окрестностях города. Он все больше увлекается молодой девушкой, хотя симпатичная пышнотелая дочь Хоффмана Генриетта, которая была на три года старше Евы, пытается отодвинуть ее на задний план и завладеть Гитлером. Впоследствии она выйдет замуж за лидера нацистской молодежной организации Бальдура фон Шираха. Усилия Генриетты оказались бесплодными. Хотя Гитлер охотно видится с ней, шутит и ходит с ней в музеи, но относится к ней всего лишь как дочке друга, перед которым он чувствует свою ответственность. Вечера и ночи принадлежат Гели Раубаль, которой сразу же становится известно, что у ее дяди появилась подруга, с которой она не хочет встречаться. Гитлер любит Гели Раубаль, а с Евой Браун флиртует вне всякой меры. Обе девушки, не знакомые друг с другом, знают об этом и страдают, но каждая реагирует по-своему. После того как Ангела в отчаянии в сентябре 1931 г. покончила с собой, наступил час Евы Браун, и она сумела воспользоваться им, возродить своей самоотверженной любовью находившегося в тяжелой депрессии и подавленного Гитлера и полностью завоевать его расположение. Теперь он появляется с ней в обществе и по вечерам, приводит к себе на квартиру, а в начале 1932 г. она становится его любовницей. С тех пор она была всегда с ним, в горе и в радости, хотя и мучалась порой от вполне оправданной ревности. В письмах к сестре она называла его «фюрером». Под его чуткой опекой она расцвела с годами. В соответствии с «полученными указаниями» она держится в тени, по мере возможности занимается повышением своего образования, сидит на диете, занимается гимнастикой, переезжает в резиденцию «Бергхоф» и все же остается только бледной тенью фюрера, чья фотография стоит у нее на столе, [230] когда приходится садиться обедать в одиночестве. За тринадцать лет она начинает понимать, как мало для него значит брак. «Представить себе только, — говорит он 1 марта 1942 г., — как мало на свете людей, которым женитьба дала все, что они хотели — исполнение великих жизненных желаний. Это величайшее счастье, когда встречаются два человека, созданных природой друг для друга».

После смерти Гели Йозеф и Магда Геббельс, у которых Гитлер с удовольствием обедал, некоторое время ненавязчиво пытались познакомить фюрера с привлекательными женщинами. Так, например, они приглашали дочь знаменитого оперного певца Гретль Слезак, которой к тому времени едва исполнилось 30 лет, чтобы развеселить Гитлера и отвлечь его от мрачных мыслей. Насколько далеко зашли отношения Гитлера со светловолосой дочерью Слезака (бабушка которой была еврейкой), точно установить невозможно. Известно, однако, что супруги Геббельс немало позаботились, чтобы Гретль Слезак и Гитлер достаточно часто оставались наедине. После истории с дочерью Слезака Геббельс познакомил Гитлера с красивой, обаятельной, опытной и умной актрисой Лени Рифеншталь, которая со временем приобрела ни с чем не сравнимые привилегии и в конце концов получило право на съемки всемирно известного фильма об Олимпийских играх 1936 г. в Берлине, хотя на это претендовали такие опытные и международно признанные режиссеры, как Луис Тренкер. О характере отношений Гитлера с Лени Рифеншталь отсутствуют надежные доказательства. [231] Светловолосая, интеллигентная и эксцентричная актриса Мади Раль, которую также называли «фавориткой» Гитлера, после его смерти погрузилась в молчание.

Широко распространенное утверждение, что Гитлер был неспособен на плотскую любовь к женщинам, — это лишь порождение фантазии. В соответствии с опубликованными протоколами советской врачебной комиссии, которая якобы идентифицировала труп Гитлера в мае 1945 г., у покойного отсутствовало левое яичко, которого не удалось найти ни в мошонке, ни в семенных каналах, ни в малом тазу, что после опубликования протоколов привело к неверным выводам о Гитлере. Морель неоднократно исследовал половые органы Гитлера и сделал по этому поводу следующую запись: «Половые органы не имеют признаков аномалии или патологии, вторичные половые признаки выражены нормально». Врачи, которые 11 и 15 января 1940 г. проводили пробу на сифилис, также не отметили у Гитлера каких-либо аномалий. Даже если бы у Гитлера было только одно яичко, это не обязательно означало, что этим самым были ограничены его половые контакты. Люди, страдающие монорхизмом (имеющие одно яичко) или крипторхизмом, [232] — не такая уж большая редкость, и они, как правило, в состоянии вести половую жизнь, даже если и не всегда могут зачать потомство. Нет никаких сомнений, что Гитлер вел нормальную половую жизнь. [233] В этой связи недвумысленным представляется замечание Евы Браун, которое она в марте 1935 г. занесла в свой дневник. «Я нужна ему (Гитлеру. — Прим. автора) только для определенных целей, — жаловалась она. — По-другому, наверное, и быть не может… Когда он утверждает, что любит меня, то говорит правду, но только в данный момент». Личный вран Гитлера Тео Морель дал в 1945 г. показания перед американской комиссией, что Гитлер, совершенно очевидно, поддерживал сексуальные отношения с Евой Браун. В это же время он доверительно сообщил своему бывшему пациенту посланнику Паулю Шмидту (-Кареллю), что Ева Браун часто во время приездов к Гитлеру донимала его (Мореля) просьбами стимулировать лекарственными препаратами сексуальное желание Гитлера, которое в последние годы жизни снизилось в результате непрерывных болезней, переутомления, груза забот, ответственности и все более тяжелых поражений.

Фантастичным представляется и очень широко распространенное утверждение, что женщины, с которыми Гитлер устанавливал близкие отношения, были чаще всего «миниатюрными блондинками». Гели Раубаль, например, имела типично славянский тип лица и черные волосы. У Гитлера были женщины с черными, каштановыми, рыжими и светлыми волосами. Невозможно установить, отдавал ли он предпочтение какому-либо «идеальному типу» в отношении цвета волос. Его юношеская романтическая любовь Штефани была блондинкой. Блондинкой была и Ева Браун, хотя дантист Гитлера Блашке, который лечил и ее зубы, утверждал: «Самая малость перекиси водорода. Она не была такой уж блондинкой, ей приходилось слегка осветляться». С точки зрения фигуры Гитлер предпочитал женщин с пышной грудью, как у Марии Райтер (-Кубиш), Зигрид фон Лафферт и леди Митфорд, которая 3 сентября 1939 г., после того как Англия объявила войну Германии, пустила себе две пули в голову, но осталась жива. [235] Не отличавшаяся пышными формами Ева Браун, которой, разумеется, были известны вкусы Гитлера, на первых порах подкладывала себе в бюстгальтер платки, чтобы создать видимость большой груди. Своему дневнику она 10 мая 1935 г. доверила следующую горькую запись: «Как мне мило и бестактно сообщила фрау Хоффман, у него есть для меня замена. Ее зовут Валькирия, [236] и выглядит она соответственно имени, включая и ноги. Ему ведь нравятся такие размеры. Если это верно, то он ее скоро доведет до похудания, если только она не обладает способностью толстеть от огорчений». По возрасту возлюбленные Гитлера в основном были более чем на двадцать лет моложе его. Гели родилась в 1908 г., Мария Райтер (-Кубиш) в 1909-м, Ева Браун в 1912-м, леди Митфорд в 1914-м, а Зигрид фон Лафферт в 1916-м.