Теперь ему осталось жить лишь 106 дней. Уже 22 августа 1944 г., за пять дней до того, как он посчитал, что время для принятия политических решений еще не созрело, Рузвельт в своему меморандуме сообщил военному министру: «Необходимо разъяснить немецкому народу, что вся нация позволила втянуть себя в противозаконный заговор против морали современной цивилизации». Вряд ли можно было связывать с этими словами радужные надежды. Для Гитлера их, во всяком случае, уже не оставалось.

22 апреля 1945 г., на следующий день после того, как профессор Тео Морель окончательно покинул своего пациента, тот рассуждал в бункере рейхсканцелярии о самоубийстве: «Мне следовало бы принять это самое важное в моей жизни решение еще в ноябре 1944 г. и не покидать ставки в Восточной Пруссии». [392] Говоря это, он прекрасно осознает, что вся его борьба начиная с 1941 г. была направлена только на то, чтобы как можно дольше оттянуть принятие такого решения. Когда спустя пять дней в Берлине он все же принимает решение покончить с собой [393] и разом положить конец «всей этой суете», как он выразился, в стиле игрока ва-банк он приукрашивает и придает героический дух этому решению в глазах окружающих и заявляет: «В этом городе у меня было право отдавать приказы. Теперь я должен повиноваться приказу судьбы. Даже если бы у меня была возможность спастись, я не сделал бы этого. Капитан тонет вместе со своим кораблем». 13 апреля Ева Браун интересуется у генерал-лейтенанта Герхарда Энгеля, как можно надежнее всего застрелиться. Несмотря на уговоры своего окружения, в частности Ханны Райч и Ганса Баура, которые хотели вывезти Гитлера на самолете, он остается в Берлине и кончает с собой, когда все уже потеряно. За тря дня до этого он, находясь под воздействием стимуляторов, спокойно ложится в постель и отдает распоряжение разбудить его только в том случае, если перед его спальней остановится русский танк, чтобы завершить «последние приготовления».

Описание последних дней Гитлера, сделанное Тревор-Ропером, настолько подробно и достоверно, что излишне повторять его здесь.

Совсем по-другому обстоит дело с обнаружением трупа Гитлера. Опубликованное Львом Безыменским спустя 23 года после этого события утверждение, будто он был обнаружен советскими солдатами в начале мая 1945 г., опознан спустя несколько дней экспертной комиссией и в конце мая «окончательно сожжен, после чего пепел… был развеян по ветру», не подтверждается фактами.

По внешнему виду труп, выкопанный советскими солдатами в начале мая 1945 г. из засыпанной воронки от гранаты, никем не мог быть опознан. По данным акта № 12 советской комиссии по расследованию, он был обожжен до неузнаваемости. От головы остались только обожженные части затылочной кости, левой височной кости, нижние части скуловой и носовой кости, а также верхняя и нижняя челюсти, в то время как вся кожа на лице и верхняя часть черепа отсутствовали. Не лучше выглядели туловище, руки и ноги. Таким образом, комиссии Красной Армии в качестве доказательства, что ею обнаружен «предположительно труп Гитлера», оставались только челюсти. То, что ее данные о зубах, мостах, коронках и пломбах убитого поразительно совпадали с описанием челюстей Гитлера, объяснялось обстоятельствами, к возникновению которых комиссия не имела отношения. После того как комиссия завершила работу, в руки советских экспертов через ассистентку дантиста Гуго Блашке Кете Хойзерман попала медицинская картотека с точными данными о зубах Гитлера и несколько его рентгеновских снимков, а зубной техник Фриц Эхтман, изготовивший для Гитлера несколько коронок и мостов, [394] снабдил их дополнительными сведениями. Этими фактами они не только воздействовали на людей из числа ближайшего окружения Гитлера, которых находились в плену и которых постоянно допрашивали о месте его нахождения и смерти, но и использовали полученные от них данные и не относящиеся к делу фотографии в 1968 г. в качестве «доказательства», что Гитлер якобы был найден и опознан. По сведениям людей из окружения Гитлера, которые либо наблюдали за его сожжением и похоронами 30 апреля 1945 г., либо непосредственно занимались сжиганием трупа, туловище и голова Гитлера горели с 16 и по меньшей мере до 18 часов 30 минут (данные после 18.30 не могут считаться достаточно достоверными). Незадолго до 23 часов тело, которое, по их словам, почти полностью сгорело, было захоронено. «Обугленный труп, у которого уже не было лица, а вместо головы были ужасно обгоревшие остатки, был положен на брезент и под сильным советским артиллерийским огнем закопан на изрытом воронками поле вблизи рейхсканцелярии. Воронка, в которую его положили, была зарыта землей и утрамбована сверху», — рассказывал личный адъютант Гитлера Отто Гюнше, который поджег тело в 16 часов, спустя полчаса после самоубийства. Не только Гюнше, но и другие люди, участвовавшие в сожжении, например слуга Гитлера Хайнц Линге и его водитель Эрих Кемпка, достававший для этих целей бензин, показали, что от головы Гитлера ничего не осталось. Допрошенный советскими властями Гарри Менгесхаузен, несший караульную службу в составе боевой группы СС «Монке» в рейхсканцелярии и наблюдавший через окно за церемонией сожжения с расстояния 60 метров, рассказал, что голова Гитлера была «сожжена», [395] прежде чем труп был захоронен. А один из полицейских, который служил в личной охране под командованием Раттенхубера и не пожелал быть названным, доложил Геббельсу вскоре после 22 часов, то есть непосредственно перед захоронением, что «фюрер полностью сожжен и от него почти ничего не осталось». [396] Некоторые из свидетелей, которые впоследствии уже не столь уверенно говорили о «полном сожжении», делали это явно под влиянием внушенного им представления, что человек не может полностью сгореть при наличии всего 90 литров бензина. Так, например, пилот Ганс Баур, которому Гитлер поручил позаботиться о полном уничтожении его тела, заявил: «Если бы я знал, что Кемпка сможет достать всего 180 литров бензина для фюрера и его жены, то я бы позаботился о том, чтобы кремировать его в одной из больших коксовых печей». Несмотря на некоторые более поздние оговорки, все выжившие свидетели придерживаются мнения, что после эксгумации тела Гитлера совершенно невозможно было обнаружить у него во рту «части стенки и донышка тонкостенной стеклянной ампулы», как указано в акте № 12 советской комиссии от 8 мая 1945 г. При этом они даже не ссылаются на показания Кемпки о том, что голова была полностью раздроблена в результате выстрела в рот. [397]

Советские авторы, в том числе генерал Розанов и Лев Безыменский, в течение 23 лет утверждали в соответствии с показаниями свидетелей и результатами исследований иностранных историков, что Гитлер застрелился. В 1968 г. Безыменский вдруг во всеуслышание заявил: «…Наша комиссия не смогла 8 мая 1945 г. обнаружить никаких следов выстрела». Неизвестные документы из московских архивов якобы опровергали то, что Гитлер застрелился. Тот факт, что он, несмотря на совершенно определенное заключение главного судебно-медицинского эксперта Шкаравского, не обнаружившего на найденном трупе никаких следов выстрела, [398] пытался выяснить, кто же все-таки выстрелил Гитлеру в голову, [399] ясно демонстрирует, что он и сам не слишком верил московским документам и тем, кто их составлял. Неуверенность советских историков (подкрепленная к тому же диаметрально противоположными свидетельскими показаниями) проявляется не только в противоречивости данных, которыми они пользуются. Помимо всего на них строятся и совершенно неправильные выводы. Безыменский, в частности, «с достаточной долей уверенности» утверждает, что Гитлер был не в состоянии застрелиться. [400] Несмотря на плохое состояние здоровья, Гитлер все же мог есть без посторонней помощи. Поэтому ему было значительно легче выстрелить себе в рот, чем, например, многократно в течение дня подносить ко рту вилку и ложку. [401]

Утверждение Безыменского, что Советский Союз так долго тянул с опубликованием результатов обследования трупа, обнаруженного в 1945 г., поскольку опасался, «что кто-нибудь может попытаться выступить в роли чудом спасшегося фюрера», абсурдно и говорит само за себя. Безыменский еще в 1970 г. был заметно озабочен тем, что кем-то могут быть обнаружены неоспоримые доказательства, опровергающие утверждения и предположения русских. Неизвестным для Безыменского, Тревор-Ропера и других исследователей, занимавшихся вопросом смерти Гитлера, остался тот факт, что русские не сожгли обнаруженный ими труп в мае 1945 г., как утверждал Безыменский в 1968 г., а законсервировали его. Спустя четыре месяца после осмотра ими трупа в Берлине они попытались выяснить у американской спецслужбы СИС, что известно американцам и англичанам о смерти Гитлера и местнахождении его останков, и интересовались, нет ли у американцев на примете врача, который мог бы идентифицировать голову Гитлера. Поскольку американцы, естественно, были заинтересованы в таком расследовании и у них находился в заключении отоларинголог Гитлера Эрвин Гизинг, хорошо знавший голову и зубы Гитлера по рентгеновским снимкам, сделанным в сентябре 1944 г., [402] они дали свое согласие. Офицеры 4-го отдела американской военной разведки под псевдонимами Стюарт и Фелбс проинформировали Гизинга о намерениях русских. Тот в это время переводил для разведки свои дневниковые записи, снабжая их оправдательными примечаниями и комментариями в надежде добиться скорейшего освобождения. Когда русские узнали от американцев, что у них находится Гизинг, который готов опознать голову Гитлера, они пошли на попятную. Они не рискнули показать тело и другим немногим немецким пленным, которые были быв состоянии развеять их сомнения. Кроме того, уже 3 мая 1945 г. им пришлось признать, что один из найденных ими и предъявленных для опознания трупов не был телом Гитлера, так как на ногах у него были заштопанные носки. [403] Они пришли к выводу, что в обстановке нарастающей напряженности между союзниками нельзя упускать шанс, имея на руках такой козырь, как тело Гитлера, тем более что эти утверждения было не так-то легко опровергнуть. Когда пилот Гитлера Ганс Баур, которому они предъявили фотографии челюсти Гитлера и в которого они в буквальном смысле слова вколотили свою версию, выразил готовность, находясь в 1946 г. в Советском Союзе, осмотреть и опознать труп, который якобы все еще был в Берлине, русские промолчали и больше к этой теме не возвращались. Объяснение советского врача немецкого происхождения, который допрашивал Баура, что они «хотят в конце концов знать, можно ли уничтожить труп», говорит само за себя.

Хотя рост Гитлера составлял почти 175 см, а в советском протоколе был указан рост трупа 165 см, это не обязательно опровергает советскую версию, так как тело подверглось воздействию высокой температуры при сожжении. Однако были и другие факты, которые бесспорно говорят против того, что обнаруженный труп принадлежал Гитлеру. Главный судебно-медицинский эксперт Шкаравский, судебно-медицинский эксперт Богуславский, главные врачи Краевский и Маранц, а также военный врач Гулькевич под руководством Василия Горбушина, которого Безыменский называет экспертом и который до войны был мастером на московском заводе «Красный путиловец», в подписанном ими «заключении» указывают: левое яичко не было обнаружено ни в мошонке, ни в семенных каналах, ни в малом тазу. Предположение Безыменского, сделанное им в 1968 г., что этот «врожденный порок» Гитлера до сих пор не упоминался в литературе, поскольку «фюрер всегда решительно отказывался подвергаться врачебному обследованию», [404] исходит из фактов, которые не имеют к Гитлеру никакого отношения. Бесспорно доказано, что Гитлер с 1934 по 1945 г. необычайно часто обследовался врачами и никогда ничего не имел против тщательного обследования своих половых органов. О том, что они были нормальными, не имели недостатков и были совершенно здоровыми, свидетельствует один из врачей, который проводил обследование Гитлера в берлинской клинике Вестенд вскоре после его прихода к власти и уделил особое внимание его пенису и яичкам вследствие слухов об имевшейся у него якобы склонности к гомосексуализму. Тео Морель также неоднократно подтверждал, что половые органые Гитлера, его пенис и яички были нормальными. [405] В 1940 г., когда Гитлер полагал, что ему уже недолго осталось до смерти, он 9, 11 и 15 января потребовал у специалистов, чтобы они ему откровенно сказали, как у него обстоят дела со здоровьем. Пользуясь случаем, он заодно прошел тщательную проверку на сифилис. При этом реакции Вассермана, Майнике и Кана дали отрицательную реакцию.

Важнейшие результаты обследования, проведенного врачами Бринкманом, Шмидтом-Бурбахом и Ниссле, которые мы еще раз приводим здесь, гласили:

9 января 1940 г.:

анализ крови нормальный. Пульс 72, кровяное давление 140/100.

10 января 1940 г.:

сахар и белок в моче отсутствуют, повышен уробилин. Реакция Вассермана (на сифилис) — отрицательная, осадок в моче умеренный, состоящий из углекислого кальция. Отдельные лейкоциты.

15 января 1940 г.:

Сахар в моче отсутствует. Реакция Майнике (MKRII) на сифилис отрицательная. Реакция Кана (на сифилис) отрицательная.

Отоларинголог Эрвин Гизинг, лечивший Гитлера с 22 июля по 7 октября 1944 г. и без всяких трудностей получивший 1 октября разрешение подробно исследовать все тело лежавшего в кровати пациента, в том числе половой член и яички, записал сразу же после этого в дневнике: «Я снова накрыл живот ночной рубашкой и откинул одеяло с ног… Аномалий половых органов я не заметил. Рефлексы Бабинского, Гордона, Россолимо и Оппенгейма — отрицательные. Он недвусмысленно подтверждает, что яички у Гитлера были нормальными. У трупа же, вскрытого русскими в морге армейского полевого госпиталя № 96 в Берлине, отсутствовало левое яичко. Этот факт доказывает, что в руки русских попали не сожженные останки Гитлера (которые, по данным Отто Гюнше, еще до появления Красной Армии были в спешке захоронены его ближайшими сотрудниками). Представленные ими в состоянии упоения победой части тела не принадлежали Гитлеру. Не имел отношения к Гитлеру и труп, обнаруженный ими 3 мая, который они даже не стали предъявлять на опознание, так как у него были заштопанные носки.