Множественность форм и алгоритмов практики есть не что иное, как зримое воплощение богатств социальной ментальности - производное той странной субстанции, которая, по выражению известного историка (Жака Ле Гоффа), есть нечто объединяющее Цезаря с последним солдатом из его

НЕКЛЕССА Александр Иванович родился в 1949 году. Окончил МГИМО. Член бюро научного совета "История мировой культуры" при Президиуме РАН, председатель Комиссии по социокультурным проблемам глобализации. Живёт в Москве

легионов, святого Людовика с крестьянином, пашущим землю, Христофора Колумба с матросами на плывущих по океану каравеллах. Сегодня, балансируя на краю познанной реальности, люди ощущают эту дрожь в груди, познавая волнение и страсти конквистадоров. И так же, как и те, не имеют ни достоверных карт эпохи, ни прочерченных маршрутов в мир за горизонтом.

Время, в котором мы обитаем, - лишь порог нового эона, зыбкое транс-граничье, мост над неспокойными водами, объединивший погружающийся в Лету континент Модернити с возникающей из вод истории зыбкой и неведомой Атлантидой. Хроники переходного периода противоречивы и алогичны, они дезорганизуют и корректируют привычную систему исторической записи - Histories Apodexis. Качества фиксации реальности, характерные для уходящей эпохи - ясность, логичность, выверенность оценок, - в новой редакции бытия становятся не слишком востребованным инструментарием. Который в конечном счете рискует оказаться на свалке.

Дискуссии о постсовременной цивилизации или же менее обязывающие рассуждения о модернизационной реформации вполне могут являться данью скучному ритуалу, но они же имеют шанс стать взрывчатой, революционной темой. И, кстати, совсем не риторичный вопрос: что, собственно говоря, понимать под "постсовременной цивилизацией"? Если это очередная социально-культурная метаморфоза христианского эона, то подобные процессы не раз, не два происходили на протяжении двух последних тысячелетий. Если же в данной констатации заключена мысль о принципиально иной социальной конструкции, то мы, конечно, присутствуем при революционном и драматичном событии.

Как раз подобное толкование все чаще ощутимо в дискуссиях о происходящем на планете.

Более того, речь идет, по-видимому, о зарождении иной цивилизации не только в том широком смысле, который был привнесен в определение категории в Х1Х/ХХ веках как тема культурно-исторических типов, культурных суперсистем, субэкумен (что позволило, к примеру, Арнольду Тойнби насчитать двадцать с лишним цивилизаций), но в русле изначального, более узкого употребления термина, презентованного толкователям общественных трансформаций еще маркизом Мирабо.

Здесь мы вплотную приближаемся к парадоксу, невольно трансцендируя и переосмысливая значение понятия, заключенного в последовательности "дикость-варварство-цивилизация", предполагая возможность некоего четвертого состояния общества.

Саму же историю цивилизации - в том числе в значении становления, расцвета и упадка городской ("цивильной") культуры - можно, в конечном счете, свести к двум протяженным периодам.

Один - это возникновение и развитие городских культур древнего мира, причем как восточных, так и античных, т. е. того обильного разнообразия, которое можно объединить понятием традиционная цивилизация. И другой - становление, развитие в течение двух тысячелетий универсальной христианской цивилизации, Pax Christianum, культуры Большого Модерна, которая, пройдя сквозь ряд метаморфоз, реализовала с различной полнотой и успешностью коды модернизации (осовременивания), став глобальной. Различаются они, в числе других примет, направленностью исторического взора: в прошлое у первого, в будущее у второго.

Именно данная - современная – форма человеческого общежития пребывает ныне в состоянии трансмутации. Христианская цивилизация развивалась, декларируя особый статус человека, формируя соответствующую среду действия, имеющую целью его спасение: восстановление и освобождение. При этом новое (moderni) мироощущение1, оплодотворяя Ойкумену, не раз и не два срывалось в длительные заблуждения, затяжные кризисы.

Вектор развития современной цивилизации - обретаемая людьми свобода, которая прагматично оценивается также мерой возрастания формального могущества. Причем подобная констатация оказалась чреватой двусмысленными следствиями.

Действительно, постулаты восстановления и освобождения, личностного роста и соборности, индивидуации и солидарности, проходя земную реторту, различным образом искажались, расщеплялись, мутировали. Кризис христианской культуры, несовпадение состояния внутреннего мира человека с его техническими возможностями, глобальная модернизация без евангелизации, мультикультурные и мультиконфессиональные траектории развития, - все это предопределило нынешние воспаления и разрывы социальной ткани, одновременно усилив предчувствие грандиозной исторической пертурбации.

Цивилизация Модернити, форсированно, но механистично осваивая мир, все чаще ради эффективности социальных замыслов и прагматики земного обустройства оставляла за бортом изначальные мотивации, евангелизацию и культуртрегерство. Введя себя тем самым с какого-то момента в полосу перманентных, фундаментальных коллизий с миром, усвоившим технологическую ипостась данной культуры, но отвергающим ее культурные коды и мировоззрение.

Сегодня на планете сложилась ситуация вселенской культурной растерянности: концерт технологически схожих, физически могущественных, но социокультурно, мировоззренчески диссонирующих цивилизаций. И сквозь прорехи этой эклектичной субстанции просматривается контур некой постцивилизации.