– Тогда,- сказала она,- когда это случилось с моими родителями, мне казалось, что никогда не перестанет быть больно. Что радость никогда не вернется. Но теперь стало лучше, теперь она все-таки иногда приходит. Так что в каком-то смысле можно.

– А то, что ты сделал с другими?

На это она ему не ответила. Где-то в темноте залаяла собака.

– Я боюсь собак,- сказал он.

Мне захотелось почитать им.

В школе «Сухая корка» нам не читали вслух, считалось, что от чтения становятся неженками, в интернате Химмельбьергхус тоже так считали. Но в Общине диаконис нам читали.

Узнав, что такое чтение, я уже не смог забыть о нем. Мне было все равно, что читали: сегодняшнюю проповедь из Христианской газеты по утрам или Библию по вечерам – я так ждал этого. Читала управляющая, сестра Рагна, она стояла с книгой в конце спальни. Это помогало заснуть. Всегда самым трудным было войти в ночь. Когда светло, легче удерживать все на расстоянии. Когда становится темно, все обрушивается на тебя.

Я хотел почитать им вслух. Именно сейчас для Августа наступал самый тяжелый момент дня. И у нас не было для него никаких лекарств. Мне хотелось смягчить его путь в темноту.

У нас был «Мир природы», но читать это было невозможно. И единственное, что пришло мне на ум, была Библия, но это тоже не годилось – слишком уж это было близко к диаконисам и к Билю.

Тогда я решил говорить о том, что приходило на ум.

– Мы возьмем корабль,- сказал я,- достаточно большой, чтобы на нем можно было жить, и поплывем на юг, где становится теплее. На корабле невозможно никого исключить, у тебя всегда есть право быть там, где ты есть, и все всегда вместе. По вечерам мы можем сидеть и слушать, как плещется вода. Когда мне исполнится двадцать один год, мы тебя усыновим.

Может быть, он и не слышал меня, может быть, он спал, как и положено, но Катарина услышала меня.

То, что ты себе представляешь, как правило, не похоже на действительность. Обычно все оказывается хуже. Это мгновение было точно таким, каким я его себе представлял. Я так и представлял себе: семья соберется вместе. Именно вот так.

– Мне жаль, если я сделала вам больно,- сказала она.

– Не думай об этом,- сказал я.- Все ведь кончилось хорошо. Но как насчет твоего отца и матери?- спросил я.- И что же эксперимент?

– Наверное, я думала, что снова смогу увидеть их,- ответила она.- Но это невозможно. Это была лишь фантазия. И все-таки эксперимент заканчивается. Во всяком случае, первая его часть.

Мне не хотелось быть слишком навязчивым, и я не стал спрашивать почему. Но она поняла мой вопрос, хотя он и не был задан. В нашем нынешнем положении не было нужды так много говорить.

– Время – никакой не закон природы,- сказала она.- Оно есть план. Если посмотреть на него внимательно или начать прикасаться к нему, то оно начинает распадаться. Это результат первой части опыта. Этот план не может иметь отношения к Билю. Слишком уж он великий и всеобъемлющий. Вторая часть – это исследование того, что находится за временем. Мы увидели, как его части начинают расходиться. Дальше надо понять, что находится за ним.

Стоило на нее взглянуть, как это становилось ясно – ей обязательно нужно было получить ответ. Это была потребность, с которой она сама ничего не могла поделать. Это я и хотел сказать ей, но не было возможности.

Август сильно дрожал, она сняла с себя свитер и закутала его.

– Если ты сядешь сюда, нам будет легче согреться,- сказала она.

Она обнимала Августа, а я прислонился к ней. Я все-таки сказал ей это, слова получились сами собой, с этим ничего нельзя было поделать, я сказал, что люблю ее. Впервые в жизни я произнес это.

Я понял, что слова эти относятся и к Августу. Что нельзя сказать такое женщине, чтобы это одновременно не касалось и ребенка.

Она ничего не ответила. Но в этом и не было необходимости. Я давал, не требуя ничего взамен.

Мы все втроем, должно быть, спали, когда он заговорил, это по-прежнему звучало как во сне.

– В другой раз,- сказал он,- надо будет побольше их помучить. А то все было так быстро.

Я всегда знал, что он человек конченый.

Именно Катарина заметила это, она взяла меня за руку.

– Он исчез,- сказала она.

Туман рассеялся, и от звезд и снега стало светло. Мы пошли по его следам, на снегу были капельки крови. По пути нам попалась его повязка.

В школе нигде не было света, здание было темным, окна – черными. Так все выглядело в те ночи, когда мне не спалось. Он прошел через южный двор вдоль стены. Проник внутрь, выдавив стекло в двери. Мне всегда казалось, что очень неразумно делать щеколду у застекленной двери.