— Но мы-то, черт возьми, находимся на Флит-стрит! — вскричал Крис, подбегая к окну, и внезапно захохотал, обернулся ко мне. — Простите, забыл, с кем имею дело. Сравнений вам не занимать… Я польщен, Бари, что вы приняли наше приглашение. Называйте меня Крис.

— Хорошо. Я слушаю вас, Крис.

Директор грузно опустился в кресло, наморщил лоб, вспоминая что-то очень важное или неприятное.

— Вот вчера, — он задумчиво почесал нос, — поступил сюжет местного значения — из Лондона… Какие-то мальчишки крадут воду… Наполняют цистерны, замораживают в кубы и продают. Разумеется, их поймали… Но как я дам этот сюжет?

Он в упор смотрел на меня, я молчал.

— Дело, конечно, не в цистернах! — Крис припечатал широкой ладонью свой вывод. — А в том, что старшему из похитителей воды семнадцать, а младшему — семь. Совсем как вашему Джино, Бари.

— Я их не видел, Крис, — спокойно заметил я.

— Если мы дадим сюжет, их оправдают. — Крис махнул рукой. — Но скажите мне, Бари, — он понизил голос, наклонился над столом, — что все это значит? Почему в мире не хватает воды для всех?

Я никак не прореагировал на доверительный тон, понимая, что Крис экзаменует меня, словно мальчишку.

Молчание затянулось.

— Если вы мне поручите, Крис, ответить на этот вопрос, то я пришлю пленки из США.

Я встал.

Он уловил вызывающие нотки, тоже встал.

— Ну, что вы, Бари… Мы никогда не даем поручений… Вы сами знаете, Бари, как это делается…

— Да, благодарю, сэр, я знаю.

Этот мотив мне знаком. Я внимательно прочитал контракт с фирмой «Всемирных новостей» и не обнаружил в нем пункта, на котором поймал меня Бак. Интересно, чем Крис прижмет когда-нибудь меня?

— Вы любите Англию, Бари? — Генеральный директор протянул руку. — Мой вам совет: не спешите на службу, побудьте два-три дня в Лондоне. Тем более что служба идет! — Он проводил меня до двери. — Заходите, Бари, или звоните. Всегда к вашим услугам. Даже в такую жару…

Я вышел на улицу. Действительно, было жарко, хотя не так трагично, как считал сэр Крис. Для чиновников Сити в традиционных котелках, темных костюмах и галстуках тридцать с лишним градусов чувствительны. Но уж если ты работаешь в банке или конторе, изволь соблюдать те же правила, что и десятилетия назад. Верность традициям — главная черта Британии.

Я любил Флит-стрит, маленькую, одну из самых известных лондонских улиц. Старинные особняки с неповторимыми решетками, дверьми и лестницами самоотверженно выдерживали натиск времени, с чувством собственного достоинства держались перед повисшими над ними небоскребами. Казалось, и сейчас здесь идет противоборство прошлого и настоящего — литературного и газетного миров. Вот маленькая гостиница «Старый чеширский сыр», где встречались драматург Голдсмит и литературный критик Сэмюэл Джонсон. Не сохранилась, но, вероятно, здесь стояла «Таверна дьявола», вытесненная в прошлое современным банком. Таверну частенько посещал прославленный автор «Гулливера», едкий сатирик Джонатан Свифт. Однако это только призраки прошлого, воспоминания о славной старине, навеянные прежним Лондоном.

Нет больше таких редких индивидуальностей, как Свифт, газетный бизнес захлестнул Флит-стрит. В небоскребах за старинным маскарадным фасадом стучат на машинках, бегают по коридорам, диктуют в микрофон корреспонденции сотни современных свифтов; телетайпы, радио, телевидение несут море информации; в редакторских кабинетах непрерывно рождаются сенсации, которые через несколько часов, обретя на печатных машинах бумажную плоть, растекаются в десятках миллионов экземпляров. Сотни газет и журналов находятся в руках нескольких монополий, и адская машина сенсаций работает непрерывно, днем и ночью, для миллионов англичан.

Похитители воды, разрекламированные в вечерних выпусках, сегодня утром забыты всеми: произошли новые события.

В Лондоне бастовали пожарные, требуя повышения зарплаты, и ночью сгорело несколько домов. Пожары тушили воинские части. Утренние выпуски газет заполнены фотографиями доблестных спасателей. И все же солдаты — не профессиональные пожарные. В некоторых районах была отключена вода. Угроза новых пожаров нависла над городом.

Я не пошел в редакции, заглянул в «Старый чеширский сыр» и в прохладном подвале увидел за потемневшим дубовым столом сегодняшнюю знаменитость — продюсера Адамса, человека искусства, снимавшего телевизионные шоу с участием известных певцов. Он выпрыгнул из-за стола, как маленькая бочка, засеменил короткими ножками навстречу.

— Бари, ты?! Я сначала решил, что у меня галлюцинация от жары!

Он был в курсе моих дел.

— Этот негодяй Бак посмел вмешаться в твое творчество! Телевизионный мир возмущен… Мы направили Баку протест от имени всех продюсеров Би-Би-Си.

Я пожал плечами:

— Теперь я у других хозяев.

— Хозяев? — Адамс скептически рассмеялся. — Что-то на тебя не похоже, Бари!.. Я двадцать лет в Би-Би-Си и ни разу не видел ни одного хозяина. Снимаю, что взбредет в голову.

Я с печальной улыбкой смотрел на Адамса. Что мог я сказать ему? Что в наши дни телевидение стало самым доходным бизнесом? Он и так это знает, хотя Би-Би-Си традиционно не пользуется рекламой, а существует за счет налогоплательщиков. Те монополии, которые щедро оплачивают телерекламу своих товаров, сами диктуют, в какие программы включить их рекламу, а следовательно, вольно или невольно определяют содержание программ. Конечно, Адамс, как и вся Би-Би-Си, мог гордиться своей независимостью от коммерции, «особой позицией» — в отличие от других мировых телесетей. Механизм руководства был здесь тоньше: члены правления — крупные фигуры от бизнеса и политики — не спускали директив журналистам, не вмешивались в их дела. Но зато сами журналисты знали, какой материал от них требуется. Когда-то Адамс получил символический знак продюсера телекомпании — похожую на телебашню авторучку с кожаным ремешком-хлыстом. Этим хлыстом продюсер мог подгонять свою группу, если она не проявляла достаточного рвения, — всех тех, кто еще не стал «независимым», не растолкал локтями других.