— Извольте привести веский довод, почему я должен слушать вас, а не испанца.

— И я тоже оберегал ваше семейство от болезни, — ответил оскорбленный Гэддсдон. — Все ваши младшие дети благополучно пережили мор и прекрасно себя чувствуют, хотя в Элтхеме также не было недостатка в крысах. А что касается лекарства, сир… Может ли христианский монарх и без запрета архиепископа позволить осквернить бренные останки человека, и так уже настрадавшегося?

— У нас нет недостатка в мертвых крестьянах, Гэддсдон. Пройдитесь по улицам нашего прекрасного города! Везде трупы! Почему бы одному из них не сослужить нам последнюю службу, коли доктор Эрнандес прав?

— Разве мертвецы эти не испили чашу страдания? Зачем же умножать их муки надругательством, подвергая опасности душу тех, чьи тела не смогли похоронить как положено? — патетически воскликнул придворный лекарь и оскорбленно добавил: — Я знаю, что лекарства от чумы нет, и мне горько видеть, что вы, ваше величество, не желаете признать моих заслуг перед вашей семьей.

— Не путайте одно с другим, — устало сказал король. — Я не преуменьшаю ваших заслуг. Однако нутром, не умом даже, я чувствую опасность, оттого что ужасы чумы могут повториться и снова унести множество жизней. В особенности теперь, когда я вернулся, чтобы снова взять в свои руки бразды правления моим ослабевшим королевством.

— Тогда умоляю ваше величество по крайней мере не позволить распространиться страхам, а также слухам о чудодейственном средстве. Делайте то, что должны, а чума, если она еще есть в наших краях, непременно даст о себе знать. И если будет Господня воля на то, чтобы лекарство нашлось, оно найдется.

Король тяжело вздохнул, выдав тем самым свое разочарование.

— Хорошо, — сказал он. — Достаточно споров, мы устали.

Он приказал отправить Алехандро письмо, где благодарил того за усердие и бдительность, но отклонял его просьбу и его предложение. Потом он послал за Изабеллой, собравшись сообщить об известии, пришедшем с другим письмом, в надежде, что оно порадует ее так же, как порадовало его.

— Отец! — воскликнула Изабелла. — Умоляю! Не поступай со мной так! Я останусь в этой глуши несчастной на всю жизнь!

— Изабелла, предупреждаю тебя, — гневно сказал король, — не говори так, ибо я все равно не стану нарушать обещания. Ты выйдешь замуж за Карла Богемского, как только будут сделаны все приготовления к твоему путешествию.

— Боже праведный, пожалей меня Ты, — в отчаянии воскликнула принцесса, — ибо отец мой бессердечно решил сначала предать меня всем трудностям путешествия, которое будет длиться два месяца, а потом отправить в объятия необразованного дикаря!

Король вскочил.

— Замолчи! — зашипел он, как никогда разгневанный упрямством дочери. — Не забывай, ты говоришь о будущем императоре Богемии! Придержи язык!

— Насколько я помню, он еще даже не коронован, — дерзко возразила Изабелла.

Гнев его достиг той степени, что он двинулся к ней, занеся руку для пощечины, но в последний момент все же удержался.

Потрясенная, Изабелла отвернулась и закрыла глаза. Удара не последовало, и она, вновь открыв их, увидела, что огромная рука отца остановилась в дюйме от ее физиономии. Сходство отца и дочери в эту минуту было более чем заметно.

— Не возражай мне, ибо ты дитя мое и не должна выходить из воли моей, и выйдешь замуж за того, за кого скажу я. Несчастен муж твой, ибо ты крест, который ему нести всю жизнь! Если я пожелаю, я тебя выдам и за Сатану, хотя сомневаюсь, что дьявол согласится взять в жены девицу столь дурного характера. А теперь отправляйся к себе и начинай готовиться к свадебному путешествию. Позволяю тебе сейчас тратить больше обычного, но терпеть тебя подле себя больше не желаю.

Изабелла, униженная перед всем двором, вопреки повелению, осталась стоять на месте. Потом подошла к королю и умоляющим голосом произнесла:

— Отец, прошу вас, позвольте, прежде чем я уйду, поговорить с вами наедине.

Эдуард взглянул на дочь, свою любимицу, обожаемое дитя, чем дальше, тем больше становившуюся похожей на его мать, не к ночи будь помянута, и, несмотря на гнев, ему не хватило духа ей отказать. Взмахом руки он велел придворным удалиться, и они поспешно двинулись прочь, шелестя одеждами и приглушенно перешептываясь.

Изабелла, упав к отцовским ногам, горячо заговорила:

— Мой господин и отец мой, отчего вы так наказываете меня, отсылая в дальнюю страну к нелюбимому жениху? Разве я чем-то рассердила вас? Скажите, в чем мое прегрешение, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы загладить вину перед вами, о которой мне неизвестно.

Отцовское сердце разрывалось на части. На самом деле ему и самому отнюдь не хотелось отсылать любимую дочь так далеко, но перспективы, открывавшиеся с этим браком, казались столь велики, что он не мог упустить такую возможность.

Он ответил Изабелле, стараясь придать своему голосу больше твердости, чем ощущал в душе:

— Ваше поведение, какое вы продемонстрировали сегодня, недостойно английской принцессы. Мои советники и так не раз указывали на то, что я слишком часто потакаю вам и прощаю пренебрежительное отношение к обязанностям, для которых вы рождены и в число которых входит также брак, выгодный для страны, а не для вас лично. Враги мои считают, что я слаб и меня легко сбить с избранного пути. Вы хотите играть им на руку?