— Конечно, — обидевшись, отвечал Алехандро. — Может быть, ты удивишься, но еще я умею есть без чужой помощи.

— Не сомневаюсь, — расхохотался испанец, — видел своими глазами.

Он скрылся в кустарнике и вскоре вернулся с большим толстым кроликом. Достал нож из ременных ножен и выпотрошил зверька на большом плоском камне. Завороженно Алехандро смотрел, как он сдирает шкурку. Эрнандес поднялся, чтобы выбросить внутренности подальше от стоянки, но Алехандро его остановил. Порывшись среди скользких внутренностей, он извлек сердце.

— Сердце маленькое, значит, кролик был злой, — сказал он.

— Тогда он заслужил, чтобы мы его съели, — сказал испанец. — Оставляю тебе судить о подобных вещах. А сам я точно знаю одно: человек, который умеет обращаться с пращой, никогда не будет голодным, если рядом есть хотя бы крысы. — Размахнувшись, он отбросил внутренности подальше, чтобы не привлекать к стоянке хищных зверей. — Праща настигает цель, какую не поразить из лука. Лучше некошерный кусок в желудке, чем кошерный обед в мечтах.

Алехандро нехотя согласился, а про себя подумал: «Лучше умереть от голода, чем съесть кролика». К его удивлению, жареный кролик издавал такой же запах, как курица, которую его мать готовила почти каждый день. На вкус он оказался не хуже, и Алехандро поел с удовольствием, надеясь, что Господь простит ему это мелкое прегрешение, которое невольно пришлось совершить в пути. Мысленно он пообещал Богу, что если благополучно доберется до Авиньона, то станет самым ревностным и послушным заветам Его, каким не был еще до него ни один еврей.

Эрнандес достал из мешка буханку хлеба, и они умяли его, оставив разве что крошки. Закусили сушеными фигами, так что обед удался на славу, и Алехандро даже подумал, что никогда не ел так вкусно. Под конец они наполнили свежей водой фляги и напились про запас так, что едва не лопнули.

— Клянусь, теперь я ни за что не проеду мимо воды, не напившись, — сказал Алехандро, вспоминая, как его измучила жажда за три дня в монастырской темнице. И отер рукавом рубахи влажные губы.

— Тогда ты и мимо куста не пройдешь, не пометив.

К своему удивлению, Алехандро расхохотался. Вытянувшись на попоне, измученный долгой скачкой, с желудком, отяжелевшим от доброй пищи и свежей воды, Алехандро лежал и размышлял: «Как же могло так случиться, что я оказался здесь, в роще под этими звездами, когда я должен был быть сейчас в Сервере и спокойно спать в своей мягкой постели?» Он перебирал в уме события последних дней. «Как же это могло обернуться так скверно?» Он прикинул, что с тех пор произошло: его клеймили, разлучили с семьей и, может быть, навсегда вынудили бежать из города, где он родился и вырос, и теперь он другой человек, совсем не тот, кем был прежде.

Но больше всего его удручало то, что он обнаружил в себе сегодня свойства, каких не подозревал. «Я убил человека, — горестно думал он, — убил без малейшего колебания». С ужасом он признал, что почти не чувствует сожалений, и, не зная, что думать, гадал, не сошел ли с ума, не безумие ли тому виной. В глубине души он все-таки знал, что нет, не безумен, он лишь восстановил справедливость. Разве не учили его: «око за око»? Алехандро подумал, что взял на душу грех, став судьей и палачом, иначе подлый епископ ни за что бы не понес наказания, так отблагодарив Авраама, который многие годы служил ему верой и правдой. Но успокоиться он не мог, и сон не шел к нему. Он лежал, глядя на звезды, потом потрогал подсохшую корку поджившего ожога, заново переживая ужас и стыд за свою беспомощность. Наконец, вспомнив о золоте, поднялся к попоне, подошел к пожиткам, лежавшим поодаль. Взял свою седельную сумку и положил под голову вместо подушки.

Он думал, что Эрнандес давно спит, но услышал в темноте его голос:

— Правильно сделал. Осторожность еще одна воинская добродетель, которая у тебя есть. Спокойной ночи, еврей.

— И тебе спокойной ночи, испанец, — негромко проговорил Алехандро.

«Значит, он знает про золото, — понял он, чувствуя облегчение, оттого что путешествует с человеком честным, коли тот избежал соблазна. — Он не бросил меня умирать на дороге, а ведь мог бы тогда жить безбедно».

На эти деньги он в Авиньоне может устроиться заново. Может купить все, что нужно, открыть новую аптеку, нанять помощника и даже слугу для хозяйства. Он снова станет хорошим врачом, и, если туда каким-то чудом доберутся отец и мать, их будет там ждать новый, уютный дом. Мечты его заслонили боль, и, рисуя себе в уме картины счастливой жизни, Алехандро наконец уснул.

Перед рассветом Эрнандес потряс его за плечо.

— Знаешь, лично мне хотелось бы закончить службу для Дома Санчесов еще в этом году. А ты до того привык спать и бездельничать, что мы, похоже, никогда не расстанемся. Если ты будешь столько дрыхнуть, то я потребую, чтобы в день мне платили больше, а не те гроши, за какие я нанялся, — проворчал испанец.