— Слушаю вас. Валя?! Что случилось? Да успокойся ты, говори толком, что случилось, и перестань реветь!

Вдруг взгляд Кости потемнел. Побелели костяшки пальцев, все крепче сжимавшие телефон.

— Что?! Сейчас еду. Да-да. Выезжаю. Где ты? В больнице? Понял, еду.

Костя убрал телефон. Надел пальто.

— Вот так, Таня, извини. Правы оказались твои косточки. Несчастье с сыном. Он в больнице. Еду туда.

— Он жив?

— Да, слава богу. Надеюсь, увидимся.

— Я тоже надеюсь. И еще я думаю, что все обойдется. Успокойся.

— Хорошо бы. Пока.

— Пока.

Закрываю за ним дверь и иду в зал. Отключаю музыку, наливаю себе коньяку. Пью его с чувством, с толком, с расстановкой, а заодно и размышляю о ситуации. Кости были правы, как и всегда. Кину-ка для себя.

— Что ждет меня в ближайшем будущем?

13 + 30 + 4 — «Вы раздосадованы невозможностью схватить то, что было так близко от вас и что неожиданно отдалилось от вас».

— Вот это верно, дорогие мои косточки. Тут, как говорится, в самую десятку. Сим откровением успокоимся и отправимся в объятия Морфея, поскольку других особей мужеска полу сегодня, увы, не предвидится…

Но и эти самые объятия пришлось покинуть гораздо раньше, чем задумано было по плану.

Звонок выволок меня из-под одеяла в девять утра. И кого принесло в такую рань? Иду открывать, попутно глянув на себя в зеркало и кое-как пригладив свою весьма роскошную после сна прическу.

В дверь настойчиво звонили.

— Да иду же, иду.

Набрасываю халат. Открываю дверь. Константин.

— Доброе утро, Танечка.

— Господи, ну как у тебя?.. С сыном все в порядке? Проходи, садись. Замучился, наверное. Слушай, если хочешь, коньяк у меня еще не кончился. Конфеты тоже. А кофе сварим.

Костя снял пальто и повесил его в шкаф. Прошел в зал и сел в кресло, в котором всего несколько часов назад он пытался искушать судьбу.

— Вот по поводу сына я к тебе в такую рань и приехал. Ты уж извини. Все расскажу, хотя даже и не знаю, с чего начать.

— С чего угодно, хоть с конца. Только позволь хоть немного привести себя в порядок.

— Хорошо, но побыстрее.

Я зашла в ванную: пятнадцати минут мне вполне хватило, чтобы выйти оттуда вполне готовой к серьезному разговору, за которым — в этом я уже не сомневалась — последует новая работа.

— Дай еще минуточку — приготовить кофе и тосты, за завтраком и поговорим.

— Спасибо, Таня, я уже завтракал, мне — только кофе.

Я кинулась на кухню, где постаралась максимально быстро организовать завтрак.

И вот ароматный кофе в окружении того же джентльменского набора, что и ночью. Натюрморт на подносе дополняли лишь тосты. Я присела к столу.

— Ну вот, теперь и слушать готова. Рассказывай, что случилось, чем смогу помочь?

— У меня несчастье с сыном. Очень рассчитываю на твою помощь.

— В чем именно? Давай-ка рассказывай поподробнее. На него напали?

— Нет, он отравиться пытался.

— Как отравиться?! Почему?!

Костя отхлебнул кофе.

— Понимаешь, я могу сейчас показаться тебе слишком многословным, но наберись терпения и выслушай, не перебивая. Хорошо?

Я промолчала в знак согласия.

— У нас с Валей есть сын, Артур. Ему шестнадцать лет. В детстве он у нас часто болел. Мы, соответственно, жалели его, ни в чем ему не отказывали.

— Одним словом, баловали?

— Есть немного, конечно. В садик он, разумеется, не ходил: всякие там бабки, няньки — Валя сама об этом заботилась. Я ей полностью в этом доверял. Ей хотелось, чтобы он был разносторонне развит, поэтому с ним куча разных учителей занималась. Учили Артура и французскому, и английскому, и музыке.

В итоге из нашего малыша вырос нервный, капризный подросток, который умеет иногда добиваться того, чего он страстно желает. И вот год назад он пришел к такому мнению, что музыка и есть его жизнь, его призвание, его будущее.

Несмотря на мои возражения, он поступил в училище искусств на фортепианное отделение.

— То есть он на втором курсе?

— Да, так. А в этом году в их группу пришла новая девочка — Анюта. Она приехала с родителями из другого города, какого именно — не знаю. Ей тоже шестнадцать лет. Так вот, наш Артур безумно, прямо-таки патологически влюбился в эту Анюту. Все разговоры день и ночь только о ней. И друзья, и увлечения разные — все побоку. Она, конечно, симпатичная, славная девочка, но совершенно не нашего круга. Родители — простые рабочие. Отец, по-моему, даже выпивает. И я бы не удивился, если б узнал, что он и супругу поколачивает.