— Он не рецидивист, — сказала я.

Дима почему-то начал меня раздражать. Похмелье, что ли, так действует? Как и Никуленко, мне хотелось побыть одной.

— Я пойду в купе, посижу перед приездом. Голова очень болит, — и закрыла дверь перед самым Диминым носом. Потом на секунду приоткрыла ее. — За минералку спасибо.

Я щелкнула дверным замком и села за столик. Вот ведь незадача — и заказ выполнила, и усилий к этому особых не прилагала, а все равно что-то не то. На душе муторно.

«Что же ты, — подумала я про себя, — на поезде покаталась, выпила, потрахалась, бабки срубила — и домой? Отдыхать? А Никуленко? Толковый мужик, заслуженный, Союзом художников десять лет руководил, на нарах будет пыхтеть?» Хотя «на нарах» — это еще вилами по воде… Но… Жалко мне было его, не знаю почему, а жалко. Наверное, женское начало во мне взыграло, какой-нибудь материнский инстинкт.

«Стоп! — вдруг подумала я, — к черту материнский инстинкт. Если Никуленко совершенно ни при чем, как погиб Нубин, кто его убил?»

Внезапно я вспомнила о своей похмельной жажде и открыла бутылку с минеральной водой никуленковским консервным ножом. Несколько раз глотнула прямо из горлышка. Стаканы стояли на столе, но к ним прикасаться не хотелось — на донышках плескались остатки водки. Я глотнула еще раз и задумалась.

Может быть и такое, что Никуленко всю дорогу пасли те, кто отвечал за сохранность перевозки, они и убили Нубина, заметив, что последний слишком много времени уделяет Григорию Львовичу. Но я тоже часто заходила к Никуленко — и жива. Да и убит Нубин как-то не профессионально. Явно работал какой-то любитель. И надо сказать, что сам Михаил Георгиевич Нубин личность довольно темная. На моей стороне он работал или нет?

Голова моя, переполненная тяжелыми мыслями и алкогольным дурманом, отказывалась соображать. Не исключен вариант следующий: Никуленко меня безбожно обманывает — это он застрелил Нубина, который чем-то выдал себя в разговоре, это он совершенно сознательно везет героин в Тарасов. Ну в таком случае я — доверчивая дура, а он превосходный артист. Но это, конечно, маловероятно, уж я-то в людях разбираюсь.

Я достала из мешочка свои гадальные кости. Что мне на все это скажет Судьба? Убирать со стола не было сил, и я кинула кости на пол. Словно в ответ на столь бесцеремонное обращение, они раскатились по разным углам купе, заставив меня лазать по полу на карачках, собирая их. Нашла, наконец:

3+20+36.

«Взявшись за дело, доведите его до конца».

За какое дело? До какого конца? Что мне в этих гаданиях не нравится, это то, что они всегда расплывчаты и весь их глубокий смысл и мудрость осознаются задним числом. Что значит довести дело до конца? Если бы этот совет я получила в начале своих с Димой отношений, тогда все было бы понятно, а так… Если имеется в виду Никуленко, то и здесь я собираюсь довести дело до конца — сдать его людям Благушина.

Поезд замедлял ход. Теперь он часто и ненадолго останавливался на всяких пригородных станциях. Подъезжаем. Пора собираться. Я осмотрела купе — мне только постель проводнику сдать. Как говорится, нищему собраться — подпоясаться. Я сложила постельное белье в стопочку и понесла его в купе к проводнику.

В коридоре царило обычное веселое и вместе с тем озабоченное оживление, которое характерно для всякого поезда, подходящего к месту назначения. Я прошла в купе проводника и, не найдя его там, положила свои простынки в общую кучу.

Теперь, наверное, нужно его поискать и сообщить об этом. Чтобы не дай бог не подумал, что я постельное белье решила спереть. Я посмотрела в коридоре — некоторые уже вытаскивали свои вещи из купе, в дальнем тамбуре маячили Дима и Анатолий Борисович — курили. А куда подевался этот чертов проводник?

Я прошла в ближний тамбур, туда, где обычно производится посадка-высадка пассажиров. Только взялась за ручку двери, она открылась. А вот! На ловца и зверь бежит — проводник.

— Надо же, — сказал он, увидев меня, — случиться такому.

Похоже, ему было все равно, кому поведать свою историю.

— А еще приличный человек, — продолжал проводник, почесываясь и снимая с усов какую-то гадость…

Я вдруг вспомнила, что его зовут дядя Вася.

— Я вам постель сдала, — сообщила я, — в общую кучу кинула.

Я стояла вполоборота и уже собиралась уходить. До откровений обслуживающего персонала вагона мне не было никакого дела. Краем глаза заметила идущего ко мне Диму.

— И самое главное, ключи-то зачем коммуниздить надо было? Попросить не мог? А ведь еще на ходу выпрыгивал, наверное, — забормотал проводник про себя, поняв, что я его не слушаю.

Господи, не может быть!

— Кто? — спросила я, прекрасно, впрочем, зная, о ком идет речь.

— Да начальник ихний, — кивнул дядя Вася на подошедшего Диму.