Огуречный рай

Аннотация
Нина Еремеевна была довольно шустрой старушенцией. Во всяком случае, на здоровье не жаловалась, хотя два года назад местные эскулапы приговорили ее к смерти...

Глава 1 Нина Еремеевна и другие Нина Еремеевна была довольно шустрой старушенцией. Во всяком случае, на здоровье не жаловалась, хотя два года назад местные эскулапы приговорили ее к смерти. Тогда у нее был перелом шейки бедра. Врачи совершенно определенно сказали внучке, что пора старушке грехи замаливать. Надежды, что она выживет, почти нет. А если и выживет, то придется ей всю оставшуюся жизнь провести в инвалидном кресле. Нина Еремеевна о приговоре врачей, конечно, догадалась и совсем уж собралась помирать. Тем более что на инвалидное кресло ей рассчитывать не приходилось: не было у старушкиных родственников таких денег. Сын с невесткой пили горькую матери на позор. У них с утра главный вопрос всегда был, где денег на опохмелку взять? А уж почем похмелье, Нине Еремеевне объяснять не требовалось. Внучка ее девятый класс заканчивала. Бабушка уж как мечтала пристроить ее куда-нибудь, чтоб образование получила. А для этого тоже деньги нужны были, ну просто позарез нужны. А помощи ждать неоткуда. В общем, месяца четыре бабка честно ждала смерти, чтоб обузой никому не быть, но не получилось. Прошли все сроки, а бабуська помирать и не думала. Зажило все, как на собаке. Начала она потихоньку вставать. Поначалу даже от людей скрывалась: стыдно, вроде как чужой век заедает. Потом даже бегать, с палочкой, правда, научилась. Непутевые сын с невесткой очень на ее квартиру рассчитывали. Считали, что и Оксанке на мороженое, пока учится, хватило бы, и им безбедное житье-питье было бы обеспечено на некоторое время. Но квартирку-то Нина Еремеевна втайне от детей завещала внучке. Узнали бы они, такой бы концерт закатили! Но бабулька не собиралась ставить их в известность. И Оксанке помалкивать наказала. Пришлось непутевым детям смириться с тем, что хозяйка квартиры живехонька. Когда-нибудь все равно помрет. Оксанка же была рада. Жить в родной квартире с фиолетовыми родителями ей не улыбалось. Бабушка хоть супчик пустой, да сварит. Жили бабушка и внучка скучно и размеренно. Считали каждую копеечку, пока не появился он . О его появлении Оксанка даже не узнала. Вернее, узнать-то узнала, но никак не связала это с переменами в их финансовом положении. Просто в один прекрасный день она попросила у бабушки денег на новую юбку и — получила. Даже жалоб на трудную жизнь не услышала. Девчонка, конечно, обрадовалась, а о том, откуда у бабушки деньги появились, Оксанка даже не задумалась. Ее подружки давным-давно такие юбочки приобрели. Баба Нина теперь усердно наряжала внучку и все интересовалась, не хуже ли других Оксанка одевается. Та и радовалась. Юность! В это время всем кажется, что у взрослых денег куры не клюют. Просто одни жадные, а другие нет. Вот Оксанкина бабушка — не жадная. Ну и прекрасно! — Ксюш, где моя тросточка? Ты не видела? А то мне надо идти. Тросточку старушка уже давным-давно брала просто для виду. Она и без нее прекрасно обходилась. Но Оксанка, как девочка умненькая, спорить не стала. Раз бабушка хочет свою тросточку, значит, без нее ей нельзя. Девочка обшарила все углы и принесла Нине Еремеевне то, что та просила: — Вот, бабуль. Ты ж ее сама где попало бросаешь. — Ну здрасьте! Я бросаю! Ты ее небось нарочно спрятала. Все думаешь, бабушка у тебя молоденькая и бегать может, как конь, — ворчала старушка. После болезни характер у нее испортился. Да только Оксанка не больно-то обращала внимание на ее ворчание. Бабушка перекрестила все углы, как обычно, перед уходом, помолилась и вышла за порог. Она часто так вот уходила. Куда? Зачем Оксанке знать об этом, если бабушка говорить не хочет? Надо, и все. У старых людей свои заботы. Надо осмотреть всех с головы до ног. Про цены поговорить. Власти поругать. — Бабуль, тебя во сколько ждать? — Да как всегда. Подышу свежим воздухом и вернусь. Ты своими делами занимайся, доченька. Ну, доченька и занялась. Врубила «Куин», свою любимую группу, на всю катушку и улеглась на диванчик. Занятия подождут. Бабушка о них уж чересчур печется. Никакого от нее покоя. Учись да учись. Если суждено Оксанке поступить в техникум, она и без особого напряга поступит. А если нет, — не судьба, значит. Тогда, может быть, на платное отделение куда-нибудь пристроит. Откуда у бабушки такие деньги возьмутся, Оксанка особо не задумывалась. Сейчас, во всяком случае, она с удовольствием расслаблялась. А то придет бабушка, опять давить начнет. Вот тогда и сядет Оксанка за уроки. Нина Еремеевна шла привычным маршрутом. Скоро полгода, как она выполняла совсем несложные поручения. Чего проще? Отнести две банки огурцов по нужному адресу. И Оксаночке одежка, и самой не задумываться, побаловать себя или нет маслицем к чаю. Поезд на этот раз опаздывал, но Нина Еремеевна не волновалась. Можно и подождать, не барыня! Все уже отработано, чай, не первый день. К сведению пассажиров: поезд Алма-Ата — Тарасов опаздывает на сорок минут. Нина Еремеевна купила себе стаканчик сока и с наслаждением выпила. Все-таки лето, жажда мучает. А средства, слава богу, позволяют. Ну, не господу слава, конечно, а спасибо ему , родимому. Спас от нищеты. Наконец диктор объявил о прибытии поезда. Старушка направилась по тоннелю к третьей платформе и затерялась в толпе встречающих. — С-серый, т-ты ее видишь? — здоровенный парень в пестрой рубашке заикался, и это, видимо, очень раздражало его спутника. Тот его резко оборвал: — Да не дергайся ты. Куда она денется? Мы же точно знаем, в какую сторону она пойдет. Пускай себе спокойненько отоваривается. — А в-вдруг у нее н-несколько адресов? — не унимался первый. Второй спокойно достал из смятой пачки «Астры» две сигаретины. Одну закурил сам, другую сунул приятелю. — На вот, покури лучше. А то ты, того и гляди, всю малину испортишь. Сейчас нарисуется, никуда не денется. Прошло еще несколько минут, и молодые люди от удивления буквально рты пооткрывали. От вагона-ресторана отчалили несколько старушек. У каждой в руках была авоська с двумя банками огурцов. Старушки направились в разные стороны. — Ни фига себе! Чуешь, Косой? Косой чуял: — И з-за к-какой лучше п-пойти? За ч-чужой, п — по-моему, безопаснее. Т-ты к-как думаешь? Ленка в-ведь в п-первую очередь с-своих п-подозревать будет. — Совсем даже наоборот, я думаю. Тут мы все уже просчитали, а там придется действовать наугад. А у Ленки мы будем время от времени появляться, редко, конечно. Тогда никто ничего не заподозрит. Не ссы, все будет тип-топ. Они как по команде бросили бычки на перрон и последовали за Ниной Еремеевной. * * * А старушка была донельзя довольна собой и своими немногословными партнерами. Никаких тебе разговоров. Все четко, ясно. Сумка, банки — и вперед. Как всегда. Конспирацию она строго соблюдала, хотя ее это порой и забавляло. — Чудно, — размышляла Нина Еремеевна, — обыкновенные огурцы, а такая таинственность. Иной раз ей до ужаса хотелось зайти по дороге домой, распечатать одну из этих самых банок и посмотреть, что же они там прячут. В последнее время у нее даже появились кое-какие соображения на этот счет, но она старательно отметала их в сторону. — Оно и лучше, когда не знаешь-то. Спросу меньше, — уговаривала себя старушка. Она, конечно, не заметила двух молодых людей, которые, перешептываясь, наблюдали за ней. — С-серый, д-давай п-подальше держаться, а то з-заметит, — волновался Косой. — Понятное дело. Сориентируемся как-нибудь. Нина Еремеевна прищурилась, стараясь разглядеть номер троллейбуса, который как раз подошел к остановке. Троллейбус был тот самый, какого она ждала. Кряхтя и опираясь на палочку, которая, по правде говоря, ей только мешала, она влезла в троллейбус и уселась на переднее сиденье. Молодые люди пристроились неподалеку. Нина Еремеевна, к счастью, не замечала этого неназойливого внимания, так что их задача существенно облегчалась. Они уже предрешили ее судьбу. Просто отнять у старухи банки было бы, по их мнению, глупо. Это значило бы привлечь внимание истинного хозяина имущества. С такой акулой они связываться боялись. Из-под земли достанет, и тогда им крышка. Да и бабулька их опишет подробненько. Так что оставалось одно: выключить старушку, и тогда она уж ничего не расскажет. Все спишут на какого-нибудь маньяка. Они пока не думали, что будут делать, когда содержимое банки иссякнет. Впрочем, сегодня они убедились, что старушка такая не одна. А значит, когда время придет, война план покажет. Бабулька вышла на конечной остановке троллейбуса и направилась к остановке автобуса четвертого маршрута. Парни, тихо переговариваясь, следовали за ней. — С-серый, н-надо б-было бы лучше п-подальше от дома з-заняться ей. Т-там н-нас к-каждая собака знает. — Что ты нервный какой-то? Уже темно, во-первых. А во-вторых, мы же позаботились о том, чтобы нас не узнали. И потом, там безлюдно. А тут как два тополя на Плющихе. Понял? Косой кивнул: — П-понял. — То-то же, салага. Меня слушай. Со мной не пропадешь. Подошел автобус, и все трое устремились к нему. Бабушка снова влезла в переднюю дверь, молодые люди — в заднюю. Иногда привычки сильно подводят. Проехала бы Нина Еремеевна лишнюю остановку, идти бы ей к тому дому, куда она направлялась, более короткой дорогой и, главное, по людной улице. Но ей больше нравилось ходить через парк, точнее, — пустырь, заросший деревьями и высокой травой. Кроме собачников, в самом дальнем углу этого заброшенного, дикого места, здесь обычно никого не бывало в этот час. Ну, или почти никого… Впрочем, старушка искренне полагала, что она никому и даром не нужна. Зато воздух на пустыре был свежее, чем в раскаленном от жары городе, от пруда даже тянуло прохладой. Дожидаясь строго определенного часа, раньше которого ей даже дверь могли не открыть, она привыкла коротать время, отдыхая на пенечке. Несмотря на то что поезд опоздал, нужно было еще немного подождать. — Зимой-то, конечно, посложнее будет, — размышляла старушка, бодренько шагая привычным путем. — Ну да ничего. Может, он мне домой заходить разрешит, погреться. Там поглядим. Чего гадать? Нина Еремеевна уселась на свой любимый пенек, и молодые люди направились было к ней. — Рекс! Ко мне! — раздалось совсем рядом. Из-за кустов выскочил парнишка. Молодые люди сразу стушевались, решив подождать более подходящего момента. — Я ж говорил, что у пруда лучше всего. Уже темнело, но в сумерках Нина Еремеевна еще могла видеть, как парнишка-собачник возится со своим четвероногим другом. Потом, вздохнув, поднялась. — Похоже, пора, — пробормотала она себе под нос. * * * Ленька, двенадцатилетний пацан, сорвиголова, занял к этому времени свой боевой пост. Взобравшись на дерево и устроившись поудобнее, он стал терпеливо ждать, когда появятся… они. Для этого он приходил сюда всегда заранее со старым отцовским биноклем ночного видения, который тайком утаскивал из дома. Этот спектакль он смотрел уже не впервые. И, надо сказать, он ему очень даже нравился. Одно дело — порнуха по телику, а другое — когда этим занимается твоя старшая сестренка. Ябедничать матери о «невинных» прогулках Катьки с ее очкариком Ленька пока не собирался. Во-первых, еще не насмотрелся, во-вторых, надо будет еще подумать, нельзя ли извлечь из этого какую-нибудь пользу для себя. * * * Витя с Катей шли, взявшись за руки. У них на этом пустыре было одно классное место, где они могли не волноваться: никто их там не найдет, а главное — не помешает. Они встречались уже целых два месяца и считали, что пора перейти к более близким отношениям. Вот и сейчас они опустились на траву, изредка шепотом перекидываясь парой слов. Через несколько мгновений необходимость в словах и вовсе отпала. Время от времени слышались звуки поцелуев и томные вздохи. Прижавшись друг к другу, эти двое забыли обо всем на свете. Ленька даже губы облизнул. Ему тоже так хотелось. Но вдруг он беспокойно заерзал и чертыхнулся шепотом: — Блин горелый, этот придурок сейчас и им, и мне весь кайф поломает. Придурком, по мнению Леньки, был житель соседнего с ними дома, который раз в неделю прогуливался на пустыре действительно в необычном виде. * * * Виктор Иванович Валентинский, как всегда, строго по расписанию вышел в это время на прогулку. Он обычно незаметно выскальзывал из собственного подъезда, когда становилось уже темно, и старался прохаживаться там, где его никто не мог увидеть. Дело в том, что Виктору Ивановичу совершенно не хотелось, чтобы знакомые душным летним вечером увидели его, одетого в… зимнее пальто с каракулевым воротником и каракулевую шапку. Шапку он, правда, до определенного места нес в пакете и надевал уже потом. Прикид, согласитесь, для разгара лета был весьма странен. Конечно, вопросов бы избежать не удалось. Но сколько ни объясняй, все равно ведь не поймут. У простого обывателя нет его, Валентинского, бережливости. Итак, Виктор Иванович выскользнул из подъезда и отправился на пустырь, намереваясь дефилировать там, в привычном месте, положенное время. Он шел по дикому парку, старательно размахивая полами пальто. Даже в темноте Валентинский признал Нину Еремеевну, свою соседку. Не то чтобы он ночью видел, как сова, просто знал, что старушка всегда возвращалась этим путем с одним и тем же грузом. Однажды он случайно столкнулся с ней тут, что называется, нос к носу. Потом еще раз, и тоже совершенно случайно. Оба эти раза он был без пальто, поэтому ничто не мешало ему поболтать с соседкой. Из чисто житейского любопытства Виктор Иванович пошел рядом с ней, намереваясь завести разговор о том о сем и потихоньку выведать, что же это она регулярно, в одно и то же время носит. Сумка всегда одна и та же и, похоже, весит всегда одинаково. Виктор Иванович был не только странным, но и очень любопытным человеком. Но Нина Еремеевна, обычно добродушная и словоохотливая, враз свела разговор на нет и сказала, что спешит к знакомой. И, к удивлению Виктора Ивановича, проулочком мимо собственного дома проковыляла. Виктор Иванович недовольно хмыкнул: — Хм! Какие мы суровые. Но не узнать, куда это отправилась соседка на ночь глядя, было выше его сил. Он прошел за ней до самого подъезда, в который вошла старушка, и убедился, что в этом доме ни одна лампочка не горит. — Остальное потом узнаю, при случае, в следующий раз. Нынче не судьба, видать, — успокоил сам себя Виктор Иванович. Валентинский был одинок. Никакие заботы или хлопоты его не тяготили. Но он просто обожал чужие. Он и зарабатывал, в основном разгадывая чужие секреты, во всяком случае, способствуя этому. Странное поведение соседки настолько заинтересовало Виктора Ивановича, что он попытался прояснить ситуацию: каждый вечер он исправно крутил ручку радиоприемничка, откуда слышались не голоса дикторов и не музыка, а разговоры его соседей. Мастер Валентинский был на все руки — тут уж ничего не скажешь. У него и клиентами были те, кто подобными прибамбасами интересовался. Немного их было, но случались. Такой вот мастер Левша. Но сколько ни крутил Виктор Иванович ручку радиоприемника, ничего о соседкиных вояжах он не узнал. Обычно обсуждались наряды для Оксанки, велись беседы о жизни, об учебе все той же Оксанки и разная прочая галиматья. Но больше всего Виктора Ивановича возмущала музыка, которую слушала эта вертихвостка. — Дурдом какой-то, — возмущенно ворчал он, отключая самодельный приборчик. * * * Узнав Нину Еремеевну, Виктор Иванович поспешно схоронился за деревом, не желая предстать перед ней в пальто и в шапке, и стал наблюдать. Ленька вздохнул было с облегчением, но тут обратил внимание, что к приюту влюбленных приближается странная процессия. Впереди шла старушка с авоськой, похоже, довольно тяжелой. За ней крались двое парней. Оба были в темных масках. Сначала пацан испугался, что они застукают его сестренку. От волнения он чуть с ветки не свалился. Но потом мальчишка увидел такое, что забыл и о сестре, и об ее очкарике. Один из молодых людей внезапно резко поднял руку и ударил старушку в левый висок. Другой в тот же момент выхватил у нее сумку, так что она даже упасть не успела. А старушка беззвучно рухнула наземь. Парни, жестикулируя, сначала на мгновение наклонились над ней, а потом помчались прочь. Придурок, который прятался за деревом, мигом испарился. Еще через минуту «сладкая парочка», поспешно натянув, поправив, отряхнув то, что положено, едва ли не бегом поспешила туда, где горели огни и разные люди шли по своим делам. Ленька слез с дерева. Он был потрясен и совершенно не знал, что же ему теперь делать. Подойти к неподвижно лежавшей старухе он не решался, было страшно. Немного подумав, он тоже побежал прочь. * * * В отделении «Скорой помощи» вечер выдался неспокойный. Дежурная медсестра едва успевала принимать вызовы. Похоже, жара плохо влияла на жителей Тарасова: сердечные приступы, приступы удушья, параличи следовали сплошным потоком. Антонина Ивановна уже изнемогала, как вдруг на несколько минут телефон замолчал. Она тяжело поднялась и пошла вскипятить себе чайку. И тут телефон задребезжал вновь. Раздраженно чертыхнувшись, медсестра сняла трубку: — Отделение «Скорой помощи». Говорите. Вас слушают. В трубку прерывисто дышали. Невидимый собеседник никак не мог с собою справиться. — Вас слушают, говорите, — настойчиво повторила Антонина Ивановна. — Тетенька, тут в парке бабушка лежит и не двигается. — Живая? Снова прерывистое дыхание испуганного ребенка — голос явно был детский. Антонина Ивановна не знала: верить или нет. Сколько таких вызовов оказываются ложными. Но этот голос уж больно испуганный. Антонина Ивановна как можно мягче переспросила: — Я спрашиваю, живая ли бабушка? — Я не знаю. Боюсь смотреть. Ее ударили, и она упала. — Надо было посмотреть! — Подумав, она добавила: — Ты, наверное, милицию вызывай… Хотя ладно. Где этот самый парк, о котором ты говоришь? Ребенок объяснил, как мог. Антонина Ивановна не успела предупредить, чтобы он (или она) дождался прибытия «Скорой помощи». Ребенок положил трубку. Медсестра сама позвонила в милицию и переадресовала вызов, но только она успела положить трубку, как вновь раздался звонок. Ломающийся голос подростка тоже сообщал о старухе, которую ударили. Теперь Антонина Ивановна решила, что ее точно разыгрывают, и сердито закричала: — Прекратите безобразничать! У меня есть определитель номера. Я вот сейчас сообщу в милицию, вас поймают и оштрафуют родителей на кругленькую сумму! Они вам уши оборвут! Подросток, видимо, испугался и сразу бросил трубку. — Вот черти полосатые! Творят что хотят. Все от безнадзорности. А я еще милицию впутала! Не успела Антонина Ивановна пожалеть о своем звонке, как вновь поступило сообщение о нападении на бабушку. На этот раз голос был мужской, сообщение — обстоятельным. Антонина Ивановна приняла вызов, записала данные звонившего и попросила его дождаться приезда «Скорой помощи». * * * Оперативная группа и машина «Скорой помощи» прибыли на место происшествия практически одновременно. Но мужчину, который звонил в «Скорую», они не застали. Старушка была мертва. Медики уже не могли ничем помочь и сразу же уехали. Зато милиции дел хватало. В этом пустынном месте не оказалось ни одного свидетеля происшествия. Все, кто звонил в «Скорую помощь», словно испарились. Данные, которые сообщил о себе мужчина, оказались липовыми. Такого просто не существовало. Жители окрестных домов ничего не видели и не слышали. В парке, как обычно, было темно и тихо. Смерть старушки, по данным экспертизы, наступила около десяти часов вечера от удара тупым предметом в левый висок. — Кастет, — вздохнул тучный опер, обращаясь к своему юному коллеге, почти мальчику. — И поработал, похоже, левша. — Чего ради ее убили? С целью ограбления? — отозвался молодой опер. — Это пока не ясно. Знаю одно: это висяк. Голову на отсечение даю. * * * Когда вернулась домой Катя, Ленька уже был в постели. Она подумала, что мальчишка спит без задних ног, а он лежал, укрывшись с головой, и прислушивался к ночным звукам за окном. Ему было очень страшно. И, главное, он никому не мог ничего рассказать. Тогда все узнают, чем он там занимался, и про Катьку — тоже. А Катя с Витей решили не встревать в это дело. Им тоже было что скрывать. Начнут на допросы таскать — все наружу и выплывет. Тогда им, уж точно, родители уши пообрывают. Они, в общем-то, ничего толком и не видели. Помочь все равно ничем не смогут. Те двое были в масках. В темноте они чуть не наступили на Витю с Катей. Ох и страшно же было! * * * Виктор Иванович испытывал некоторые угрызения совести, но утешал себя тем, что ему с милицией совсем даже не по пути. Главное ведь он сделал: вызвал «Скорую помощь» и милицию. Остальное пусть решают сами. Во-первых, он очень страшился, что узнают про его незаконное пристрастие. Подслушивание соседских разговоров могло и боком выйти… Маловероятно, но вдруг. Во-вторых, он не был вполне уверен, что о его прогулках в зимней одежде не знает никто из соседей. Ведь до чужих странностей, как и до чужих тайн все охочи. Это он по себе знал. Поди потом объясни все это. Одним словом, пусть ищут. Сами. * * * Оксанка не волновалась до одиннадцати вечера: были уже случаи, когда бабулька задерживалась. Но когда по радио объявили: — Московское время двадцать три часа… — Оксана забеспокоилась не на шутку. Она выключила свет и встала у окна, поглядывая на улицу. Бабушки не было. Оксанка вышла к подъезду: может, бабка заболталась с какой-нибудь соседкой, но Нины Еремеевны во дворе не было. Оксанка уселась на лавочку, намереваясь ждать до победного конца. Около двенадцати терпение ее лопнуло, и она решила сходить к родителям: вдруг бабушка у них. В квартире родителей было темно и тихо. Дверь никто не открыл, а ключ девочка не прихватила. Оставалось одно: звонить в милицию. Так она и поступила. Глава 2 Детектив Таня Иванова Об эту пору я была решительно ничем не занята. Никаких серьезных дел на горизонте не маячило, и я на всю катушку балдела: навещала подруг, которые без меня истосковались, ходила то в салон красоты, то в салон модной одежды (надо же иногда обновлять свой гардероб), раза два повалялась на пляже. Словом, ловила кайф, как могла. Даже квартиру убирала так лениво, словно барщину отрабатывала. С деньгами у меня пока все было в порядке. Я совсем недавно закончила выгодное дельце. И в таком расслабленном состоянии я пребывала, что не сразу заметила слежку, а точнее — и вообще не заметила. На чернильную «девятку» обратила внимание моя подружка, Ленка-француженка. Мы поехали к ней на дачу, километров за пять от Тарасова. Грибочки там пособирали, винца домашнего попили, шашлычка поели. А когда на следующий день возвращались в Тарасов, Ленка вдруг сказала: — Смотри, Тань, а за нами опять эта машина едет. — Какая «эта»? — Я взглянула в зеркало заднего обзора. На загородном шоссе в выходные дни полно машин. Если их все разглядывать, то и в кювете недолго очутиться. — А вон та чернильная «девятка». Когда мы на дачу ехали, она за нами аж до самой калитки как приклеенная следовала, а потом свернула на нижние участки. Помнишь? Я еще удивилась, потому что ни у кого в нашем товариществе такой не видела. — Интересное кино. Хотелось бы знать, кому это я понадобилась? А может, владелец «девятки» так же, как я, расслабляться к другу ездил? — Наверное, — охотно согласилась моя подруга. Я еще раз с любопытством обозрела указанный Ленкой автомобиль. Стекла машины тонированные, содержимого не видно. — А мы сейчас это проверим. Ленка судорожно вжалась в кресло. Она хорошо знала, что за этим заявлением последует, а быстрой езды она панически боялась. Ленка всегда говорила, что, когда она сама села за руль, — а это случилось только на водительских курсах, — она четко поняла, как хрупок человек и его беззащитная «жестянка». Хоть на права она и сдала, но хорошего водителя из нее так и не получилось. — Тань, — заканючила она, — лучше не надо. Ну кому ты, в самом-то деле, нужна? Но я уже завелась. Азарт! Ничто не может сравниться с этим чувством. Мы уже въехали в черту города, и я свернула на улицу, где движение было не такое оживленное. Дачники обычно выбирали другой, более короткий путь. Там и дорога была получше. Улица, которую выбрала я, больше походила на автодром для испытания автомобиля на прочность. Но моя видавшая виды «девятка» цвета беж ко всему давным-давно привыкла, в том числе и к фокусам хозяйки. Итак, я вырулила на эту улицу и еще раз глянула в зеркало заднего обзора. Чернильная «девятка» не отлипала. — Та-ак, отлично. Понятненько… Ага, и номерочек тарасовский. Запомним на всякий случай. — Зачем тебе это надо, Тань? Что это даст? Он, может быть, только сейчас этот номер нацепил. Вот так. Что и требовалось доказать. Мы с Ленкой сто лет уже дружим. Успели друг от друга разных полезных знаний нахвататься. Я так даже уверена, что посредственному детективу моя Ленка сто очков вперед даст. — Просто так, на всякий случай. А вдруг «хвостовик» не предполагал, что его так быстро раскусят, и не поостерегся. Или вообще лох какой-нибудь. Или придурок. Или тайный поклонник. В наше время все возможно. Ничему не удивлюсь. Набираю скорость, «девятка» — тоже. Но они меня еще не знают: на скорости ручник на себя и одновременно — руль влево до упора — полицейский разворот называется. Машина резко, визжа и скрежеща, разворачивается на сто восемьдесят градусов. — Мамочки! Сумасшедшая! Ты и себя, и меня заодно угробишь! — запричитала Ленка. — А если это все-таки поклонник? У него же сразу вся любовь к тебе, чокнутой, кончится! Но мне не до ее воплей. Чувства юмора моя подружка не утратила, значит, все в порядке. А мне сейчас нужно быть предельно внимательной: на дороге аварийная ситуация, и она — дело моих рук. Преследователь мой в ответ на трюк с разворотом резко дернулся к правой обочине, влетел на бордюр, стукнулся о него днищем и тут же остановился. Я же, наоборот, прибавила скорость, нырнула вправо на узкую улочку и притопила, врубив предельную скорость. — О господи! С тобой ездить — либо с ума сойдешь, либо без башки останешься. Чумичка ты, Танька. Ленка все еще не могла отдышаться. — А что же мне было делать? Позволять им за собой таскаться, что ли? По крайней мере, я теперь точно знаю, что за нами следили. Только вот за тобой или за мной? И зачем? — Не думаю, что это за мной. У меня врагов, кажется, нет: двоек за год никому не поставила. Так что за мной только поклонник таскаться может, смею надеяться. Ленка — учительница французского языка и влюблена безумно и в свою безденежную работу, и в своих оболтусов. Действительно, вряд ли «наружку» приставили именно к ней. — Наверное, ты права. Что ж, пусть знают, с кем связались. Они… или он, или она у меня еще попляшут. Если это действительно слежка, то на этом дело не кончится. Они еще обязательно нарисуются. — Стоило ли тогда так лихачить? — Стоило. Я подвезла Ленку до дома, и мы с ней расстались, условившись вечером отправиться в кафешку. * * * За кости я взялась сразу, как только переступила порог своей квартиры. Знаете, о каких костях я веду речь? Это магические двенадцатигранники, которые все на свете знают. Стоит только сосредоточиться и задать им самый главный для вас на данном этапе вопрос. А затем бросить кости. Выпадает некая комбинация чисел. А дальше — смотри в толкования, и ответ готов. Правда, толкования я давным-давно наизусть знаю, поскольку гадаю довольно часто и себе, и своим клиентам. Эти-то поначалу не слишком косточкам верят, но приходит момент, когда даже самые недоверчивые сдаются. Сейчас, разумеется, мои мысли были заняты «девяткой» чернильного цвета. Я уютно устроилась в кресле и вытряхнула косточки из уже изрядно потрепанного замшевого мешочка на полированный журнальный столик. — Так-то вот, милые мои косточки. Срочно вашей хозяйке помощь требуется. Скажите-ка, как на духу: кто это и по какому случаю за мной вдруг таскаться начал? Я тщательно перемешала косточки и бросила их на столик. Вопросов было, по сути дела, два. Так сказать, усложненный вариант. Косточки цокнули о журнальный столик и застыли в комбинации: 17+1+30. Толкования гласят: «Расположение планет указывает на присутствие не очень искренних поклонников». Итак, все-таки поклонник. Любопытно. Есть у меня в отделении УВД Центрального района один хороший знакомый, мой бывший однокурсник, полковник Кирсанов Владимир Сергеевич, а если попросту, то Киря. Я решила ему позвонить. Сегодня воскресенье. Если повезет, он будет дома. И мне повезло. — Привет, коллега. Узнаешь? — Ну, еще бы не узнать! Он действительно всегда узнает меня по голосу и даже шутит, что мой голос ему мерещится в ночных кошмарах. Все дело в том, что я часто прошу его помочь, когда веду какое-нибудь дело. Ведь частному детективу тоже могут понадобиться результаты дактилоскопической экспертизы и еще что-нибудь в этом роде, без чего невозможно доказать вину преступника или невиновность порядочного человека. Я рассмеялась: — Кто тебя знает, может быть, ты вообще забыл, что есть на белом свете некая Таня Иванова. — Ты разве дашь об этом забыть? Как же! Дожидайся! Что у тебя там опять случилось? Выкладывай, не темни. Снова дело супернеобычное? — Да нет пока. — Ну, ты даешь! Неужели просто так позвонила, о здоровье справиться? Что-то не верится. Я вновь рассмеялась: — Проницательный ты малый, Киря. — Значит, все-таки не без корысти? — Отрицать не буду. Есть одно дельце. Так, мелочь. Помоги мне выяснить, кому принадлежит чернильная «девятка» номер Е 125 ОМ? Сможешь? — В принципе, это не трудно. Но давай баш на баш. Сначала скажи, зачем тебе это надо? Это что, для работы необходимо? — Ай, Киря, ну что вдруг за любопытство! Какая тебе разница? — Как хочешь! Я сказал: баш на баш. И все тут. Пришлось сдаться. Ну что поделаешь с этим любознательным ментом? — Хочу имя своего тайного воздыхателя узнать. — Вот как! Интере-есно. — Мне тоже. — Ведет, что ли, кто? — Киря все-таки был профессионалом. — Похоже на то. Есть подозрения. — А предположения имеются? — Абсолютно никаких. — А над чем сейчас работаешь, если не секрет? — В том-то и дело, что ничегошеньки не делаю. Уже целую неделю. Сама удивляюсь, кто это вдруг моей личной жизнью заинтересовался? — Ну, действительно, не иначе как поклонник, — пошутил Киря. — Сделаю, чего уж там. — Ну спасибо, родной. Ты всегда был моим лучшим другом, — поспешила подлизаться я. — Когда узнаешь, позвони. Если не найдешь меня по телефону, оставь сообщение на автоответчике. O\'кей? — Договорились. Я положила трубку и, напевая, отправилась в ванную, смывать дачную и дорожную пыль. Еще через пятнадцать минут я пила крепкий, только что сваренный кофе, просматривая газету «Местное время». Эту газету я, собственно говоря, покупаю только из-за программы да последней колонки, где печатаются сообщения о разных происшествиях. Больше там читать-то нечего. Сейчас я взяла ее в руки только потому, что просто обожаю «просвещаться», пока пью кофе. Я обогатилась информацией о том, что в частном секторе Фрунзенского района случился пожар, который явился следствием неправильного обращения с огнем; о том, что два алкаша, надравшись в стельку, не поделили между собой «горячо любимую женщину» и в результате оба оказались в травматологическом отделении с проломленными черепами и сломанными конечностями. Была еще заметка об убийстве какой-то старухи в диком парке. Я даже толком не въехала, где это. Но кофе был выпит, я отложила газету и пошла в кухню ополоснуть чашку. После этого я о газете и не вспоминала. У меня были дела поважнее. Мы с Еленой собирались вечерком в кафе. И хотя мы собирались пойти с ней вдвоем, я считала, что я должна выглядеть на все сто. Вдруг именно в этот вечер произойдет самая интересная и долгожданная встреча в моей жизни. Думаете, я не мечтаю об этом? Или Ленка? Хотя от знакомства в кафе многого ждать не стоит, но в жизни всякое бывает. И я занялась макияжем. А потом гардеробом. Мы с Еленой выбрали кафе у черта на куличках, облюбовали его еще по дороге на дачу. Уж больно Ленке французская кухня импонирует. Не знаю, правда, насколько там Францией пахнет и подают ли улиток, но название у кафе красивое: «Ле мистер де Пари» (ударение на последнем слоге!), что переводится «Парижские тайны». Может, конечно, и не стоило из-за этого тащиться на машине на край света, лишая себя удовольствия выпить бокал шампанского. Однако я и не собиралась ни от чего отказываться и запаслась по такому случаю таблетками «Антиполицай». В конце концов, во всех цивилизованных странах не запрещается употреблять алкоголь, когда ты за рулем. Главное, не переборщить. А наши российские законы, требующие абсолютной трезвости, ориентированы на «истинно русских» людей, по мнению которых, одна рюмка только рот пачкает. Я была уже почти готова, когда позвонила Ленка: — Ты чего копаешься, Тань? Я уже заждалась. Ох уж эта ее пунктуальность! На минуту не даст опоздать. — Бегу, бегу! — Я прихватила сумочку и выпорхнула из квартиры. * * * По дороге я все время поглядывала, не появится ли чернильная «девятка». Нет, не появилась. Правда, мне другая машина подозрительной показалась, но я отнесла это на счет собственной излишней мнительности. Малиновая «Ауди» ехала за нами до кафе. Прибывшие на ней вошли вместе с нами, но, ничего не заказывая, поговорили о чем-то с метрдотелем и удалились. Больше мы в этот вечер их не видели. Мы облюбовали столик в углу у окна и, сделав заказ, стали ждать, болтая о том, о сем. Когда нам наконец подали «шедевры французской кухни», мы были несколько разочарованы. Вряд ли французам понравилось бы то, что здесь готовили по их рецептам. Зато шампанское не подкачало. И все-таки зря мы потащились за тридевять земель. Можно было бы и где-нибудь поближе посидеть, причем гораздо душевнее. Но все плохое, как правило, уравновешивается чем-нибудь хорошим, и наоборот. Так случилось и на этот раз. Мы даже не заметили, когда они появились в кафе, поскольку были увлечены обсуждением «хвоста». Играла легкая музычка. Несколько пар танцевали. — И никакой свежей мысли по поводу этой «девятки» у тебя нет? — допытывалась Ленка. — Не-а. Ничегошеньки в голову не приходит. — Дамы танцуют? Мы обернулись. Их было двое. Один приблизительно нашего возраста, а другой постарше, лет, наверное, около сорока. Приятные мужчинки, ничего не скажешь, и оба мило улыбаются. Ленка вопросительно посмотрела на меня. Я пожала плечами. — Можем и потанцевать, если приглашают. Тот, что постарше, протянул мне руку. Я поднялась, несколько разочарованная. Мне больше понравился тот, что помоложе. После танца они попросили разрешения перебраться за наш столик. Мы не возражали. А что? Может, это и есть та самая встреча, о которой мечтают все одинокие женщины. — Минуточку, милые дамы, — произнес тот, что постарше, и ненадолго исчез. Появился он через пару минут с двумя розами и вручил их нам с Еленой. — Давайте знакомиться, — предложил он. Мы с Ленкой назвались. Сам он представился Евгением Петровичем, добавив при этом: — Можно просто Женя, если вы, конечно, не возражаете. Мы не возражали. Второго звали Анатолием. Теперь я уже не жалела, что мы отправились к черту на кулички. Вечер получился просто потрясающий. Ленка с Анатолием пили гораздо больше, чем мы с Евгением. Оказалось, он тоже за рулем. Подруга моя основательно окосела и то и дело хихикала без особого смысла. Толик, скажем прямо, не отставал. Евгений Петрович слушал их болтовню, снисходительно улыбаясь, потом сказал: — У меня к дамам предложение. Мы уставились на него, ожидая продолжения. — Давайте исчезнем отсюда и завалимся в одно классное место, где можно искупаться, даже без купальников. Звучало соблазнительно. Чисто женское любопытство — «а во что это выльется?» — сразу заговорило во мне. Но я была не настолько пьяна, чтобы сразу купиться. А вот Ленка, как ни странно, — обычно она не приветствует случайные знакомства, — похоже, купилась. — Тань, а может быть, правда, поставить твою «девятку» и отправиться купаться? — По-моему, нам пора домой. Тебе не кажется? Поздно уже. Ленка обиженно надула губы и пожала плечами. * * * Мы вышли из кафе все вместе. Я открыла дверцу своей «девятки» и села за руль. Подружка моя все никак не могла наговориться с новым знакомым, а Евгений Петрович стоял около моей машины и все уговаривал продолжить вечер. Я покачала головой и повернула ключ зажигания. — Е-хо-хо-хо, — пропела моя «девяточка», вовсе не собираясь заводиться. Я попробовала подгазовать — безрезультатно. — Вот, черт! — выругалась я. — Аккумулятор, что ли, сел? — Попробовала завести машину еще раз, не получилось. Евгений Петрович, который уже собирался сесть в свою машину, захлопнул дверцу и подошел ко мне. — Проблемы, Танечка? — Похоже на то. Не заводится. — Откройте-ка капот. Я дернула ручку замка капота на себя и вышла из машины. Евгений Петрович, не заботясь о том, что может испачкать костюм, поднял капот и внимательно принялся изучать внутренности моего автомобиля. Ничего особенного он не сделал, просто потрогал какие-то проводки. Зашел сзади, присел, повозился. Потом опять к проводочкам вернулся. — А ну попробуй теперь, Танюш. Я села за руль, только повернула ключ зажигания, и… моя ласточка завелась с полпинка. Чудеса да и только! — Вы просто добрый волшебник. И что же это было? — Да так, ерунда, мелочь. Не забивай себе голову. Елена с Анатолием, втайне надеясь, что машина так и не заведется, наблюдали за тем, что происходит, продолжая болтать. Уж очень им хотелось продолжить вечер. — Теперь вы моя должница, Танечка, и так просто не отделаетесь, — пошутил Евгений Петрович. — Не дадите же вы умереть от скуки двум порядочным одиноким мужчинам. Тем более здесь совсем недалеко. И не потребуется «Антиполицаем» закусывать. На девичью честь посягать не будем, — приложив руку к сердцу, шутливо закончил он. Я улыбнулась. Вот умеет мужик по ушам ездить. — Ладно, считайте, что уговорили. В какую сторону ехать? — За моим автомобилем. А чтобы не потерялись по дороге, я к вам своего друга посажу. Все сели, я уже собралась отпустить педаль сцепления, но, взглянув в зеркало заднего обзора, вспомнила, что собиралась протереть заднее стекло и забыла. — Минуточку, ребята. — Я поставила рычаг переключения скорости в нейтральное положение и вышла с тряпкой из автомобиля. Под ноги попалось что-то мягкое. Я даже испугалась. Но это оказалась обыкновенная масляная тряпка, которая валялась на асфальте. И тут меня осенило. Я поняла, почему не заводилась моя машина. Они заткнули выхлопную трубу. Вот так. Сигнализацию на объем надо включать даже в людных местах. Наш новый друг без труда это обнаружил. Вот только почему не сказал. Он сам уже вылез из «мерса» и, улыбаясь, направился ко мне. — Ну вот, Танечка, вы сами нашли «неисправность». Кто-то над вами подшутил, наверное. Не слишком удачно, правда? Я не хотел портить вам настроение. В общем-то, это мелочь. — Ни фига себе! Мелочь! Да они, гады, меня сегодня уже достали! Ну попадутся они мне на узкой дорожке! — Кто вас так сильно рассердил? Я махнула рукой, не желая посвящать его в подробности истории с преследованием. Зачем? Но настроение у меня здорово испортилось. Впрочем, никто этого не заметил. Ленка с Анатолием всю дорогу проворковали, как два голубка. * * * А дачка Евгения Петровича, куда он привез нас в тот вечер, оказалась совсем не хилой. Милый такой коттеджик о двух этажах, да еще с жилой мансардой. Камин, сауна, даже бассейн, правда, совсем крошечный, но все же! — Ах, какие славные ребята, — приговаривала Елена, вытягиваясь на постели в комнате, которую нам с ней любезно предоставил Евгений Петрович. — Правда, Тань? Я не очень торопилась разделить ее восторги. По мне, так если все слишком хорошо, то это тоже плохо. — Наверное, — буркнула я, вспомнив почему-то последнее высказывание моих магических косточек насчет не очень искренних поклонников, и тоже улеглась. Наш разговор происходил, наверное, около четырех часов утра, после ночного купания, курицы гриль и немалой дозы спиртного. Проснулись мы часов в десять. Солнце уже беспощадно палило. В доме было тихо, вкусно пахло кофе и жареной картошкой. Мы спустились вниз. Анатолий хозяйничал в кухне. — Доброе утро! Проснулись, девочки? А я уже завтрак сготовил. — Привет. А где твой друг? — А он по делам уехал, скоро вернется. И вас будить не велел. Ленка на это заявление никак не прореагировала. Усевшись в плетеное кресло около стола, она взяла из вазы яблоко и с аппетитом принялась за него. Но я возмутилась: — Это как же он мог так поступить? А если меня с работы уволят за прогул? — Так Леночка сказала, что вам с утра никуда не надо, — искренне удивился Анатолий. Ну и болтливая же у меня подруга. Прямо-таки находка для шпиона. Я кинула на нее уничтожающий взгляд. — А что тут особенного, Тань? Все равно тебе с утра за руль нельзя было. В этом она была права, конечно. И хоть пили мы в основном коктейли, но уж больно поздно улеглись в постель. * * * Вскоре вернулся хозяин особняка. Очень даже вовремя: мы как раз уселись за стол. — Привет честной компании, — как-то не очень весело сказал он. — Что-нибудь случилось, Евгений? — спросил его приятель. — Давайте завтракать, расскажу по ходу дела… Представляете, приезжаю в офис, а у меня на автоответчике сообщение: близкая подруга моей покойной матери трагически погибла. Ее убили. За что можно убить старушку, которая в жизни никого дурным словом не назвала? Мы все трое выразили ему соболезнования, а он продолжал: — Почему она на этом пустыре оказалась? Ума не приложу. Там даже не пустырь, а заросли какие-то. И тут я вспомнила заметку, которую читала еще вчера утром, про убитую старушку в диком парке. Любопытный расклад получался: об этом уже газеты раструбили, а он не знал. Тревожный звоночек зазвенел у меня в мозгу. В памяти опять всплыли высказывания моих двенадцатигранников. Мне даже захотелось бросить косточки еще раз. Но не бежать же прямо из-за стола в свою машину. Прошло еще несколько минут, и я, — может, подсознательно желая успокоить себя, — стала размышлять: разве я каждый день читаю эти дурацкие газеты, которые воруют друг у друга информацию? Дудки. К тому же там наверняка изменена фамилия старушки. Разве не могли люди, которые поглощены своим горем, напрочь забыть о каком-то знакомом, мать которого была подругой покойной? Еще как могли. А кости, возможно, имеют в виду кого-то совсем другого. — Одним словом, был я в милиции, узнавал, как расследование идет, и понял — толку там не будет. Убийц они не найдут. Они и не скрывают этого. Дело это, как менты выражаются, — висяк. Так-то вот, ребята. Хрупкая штука — жизнь человеческая, — Евгений грустно вздохнул и отхлебнул кофе. Мы трое молчали, не зная, как себя вести. А он продолжал: — Сегодня ее хоронят. Я поеду. Вы уж не обессудьте, что опять покину вас. Но вы можете здесь отдыхать, сколько хотите. Я не знаю, когда вернусь. Я решил найти убийцу старушки во что бы то ни стало. Для меня это, можно сказать, дело чести. Надо же кому-то за правду бороться. — Мы с Ленкой закашлялись одновременно и переглянулись. — Вы что, девочки? — Ничего. Просто не в то горло кофе попал, как говорится. И тут Ленка, можно сказать, предала меня: — А вы знаете, Евгений Петрович, наша Таня — очень талантливый и перспективный детектив. Не было еще такого дела, которое она бы не распутала. Надеюсь, вы слышали про Татьяну Иванову? Я ее убить была готова. Мне вовсе не улыбалось искать убийц этой старушки, которую скорее всего пристукнули какие-нибудь хулиганы или воры: понадеялись разжиться парой сотен из ее скромной пенсии. Даже человек, далекий от поисков преступников, может себе представить, как трудно в городе с почти миллионным населением вычислить таких типчиков. Особенно если они нигде раньше не засветились. Дело представлялось мне действительно бесперспективным, и, если я за него возьмусь, как бы мне не сесть в лужу. Прощай тогда моя безупречная репутация. Теперь наступила очередь наших новых друзей удивляться: — Ты серьезно, Леночка? Это правда, Танюша? Я кивнула. — Какое везение. Я надеюсь, ты не откажешь другу? Вот так. Ни больше ни меньше. Я молчала, судорожно соображая. В таком дурацком положении я оказалась впервые. И отказать неудобно, и о деньгах не знаю, как заговорить. С одной стороны, мы на полную катушку воспользовались его гостеприимством: винцо там, курочка, аренда помещения опять же. Но с другой — работать за спасибо ох как скучно. Он, надо сказать, сразу правильно понял мое замешательство: — Я знаю, что частным детективам платят солидный гонорар. Пусть тебя это не смущает. Назови сумму, я готов заплатить. — Но мне надо бы подумать, — промямлила я только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать. — Таня, я безумно рад, что мне так повезло. Не откажи, голубушка. Я в долгу не останусь. — Но я беру двести долларов в сутки плюс текущие расходы. Можно с вычетом ночных коктейлей, — слабо улыбнулась я. — Прекрати об этом. Не надо меня обижать. Так что? По рукам? Не дожидаясь ответа, он открыл барсетку, достал солидную пачку «зелененьких» и отсчитал мне тысячу баксов: — Это аванс. Остальное, когда найдешь убийц. Я им своими руками головы оторву. Насчет голов — его личные трудности. Но, в принципе, я его зауважала. Я тоже люблю, когда правда торжествует. Глава 3 Пустые хлопоты Я решила поехать с Евгением на похороны. Не зря ведь говорится: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Поэтому посмотреть на близких старушке людей мне не помешает. А может быть, даже и поможет. Присмотрюсь, прикину, кто и как на ее смерть реагирует. Елену и Анатолия мы подбросили до остановки и оставили без свидетелей решать вопрос, стоит ли им продолжать знакомство. Похоже было, что они настроены решить это положительно. Впрочем, у меня теперь имелись собственные проблемы, во всяком случае, мне платили за то, чтобы я их решала. Проживала старушка, как выяснилось, в Трубном районе в одной из хрущоб на Курской улице. Мне уже не раз приходилось работать в этих краях, поскольку Трубный район — колыбель тарасовского криминала. Мы прибыли, когда гроб, обитый красным ситцем, уже вынесли и поставили на табуретки, чтобы могли проститься с покойной те старенькие соседки, которые не поедут на кладбище. Тихо и безутешно плакала девчушка, стоявшая у изголовья. — Это ее внучка, Оксана. Она с Ниной Еремеевной жила, — прошептал мне на ухо Евгений. — Мамынька-а-а, и сложила ты свои рученьки-и-и. И отправилась ты в путь-дороженьку-у-у. О-ой! Да кто ж с тобой такое сотвори-ил? За што ж господь тебе смертушку-то такую страшную посла-ал? О-ой! — завопила вдруг вдрызг пьяная тетка. Рядом с ней стоял, осоловело хлопая глазами, обрюзгший мужик, одетый кое-как, с торчащими во все стороны жидкими волосенками. Он тоже едва держался на ногах. — Сыночек ее с невесткой, — вновь прокомментировал Евгений. — Алкаши. Никогда не просыхают. Я молча кивнула, вглядываясь в лицо покойной. Маленькая, сухонькая старушонка. Кому она могла помешать? На левом виске — гематома, наверное, прикончили ее, ударив тупым предметом. Если ударили сзади, значит, убийца — левша. Это я постараюсь выяснить попозже. Есть у меня кое-какие знакомства в УВД Трубного района. С Евгением Петровичем они небось не стали делиться информацией — это не в их правилах. Похоронили старушку на Увеке. Без громких речей, разумеется, без оркестра. Только все так же беззвучно плакала девочка, да пьяно голосила невестка. Закопали по-тихому и на поминки заторопились. Евгений Петрович тоже поехал, и я подумала, что и мне будет полезно там побывать. Все-таки все близкие будут, это уж как пить дать, а это может мне помочь в работе. Квартира старушки была чистенькая, уютненькая. На стенах, как полагалось в стародавние времена, — фотографии всех калибров. Наверное, и близкие, и далекие родственники, и вовсе не родственники — тоже. Старушки это любят. Сынок с невесткой в рамке под стеклом в свадебных нарядах. Улыбаются, вполне еще на людей похожи. Но больше всего Оксаниных фотографий. Видимо, старушка души в ней не чаяла. Изучая обстановку, я прислушивалась и к разговорам за столом. Все, кто пришел помянуть Нину Еремеевну, уже приняли по две стопочки, и языки поразвязались. — Хоть похоронили Еремеевну по-человечески. Нам-то, может, такого и не выпадет. Цены-то нонче какие, — говорила одна из соседок, божий одуванчик в черном в белую крапинку платочке, отхлебывая компот из стакана. — И не говори, — покивала головой другая. — Цены нынче — не подступишься. В соседнем доме парень умер, а у матери не было денег его похоронить, и занять негде. Пособие-то всего восемьсот тридцать рублей, и то не сразу. Вот ей в морге и предложили в общей яме закопать в счет пособия. В гробу, правда. Ну, не совсем в общей, а еще с тремя такими же неимущими. А куда деваться? Согласилась. — Согласишься небось. Ноне без денег никуда, — покивал платочек в крапинку. — Дык и в автобус-то только ее и взяли, даже сестре не разрешили поехать. Вот ведь какие времена настали. — И не говори, в войну так не жили. А у Еремеевны-то, видать, деньжата были. Вишь, как все… — она кивнула на стол, — все чин-чинарем. — Наверное, так. Она и Оксанку одевала как положено, не хуже других. Чай, не сыночек помогал. — Им бы самим кто помог: налил бы с утречка. Старушки живо обсудили финансовые возможности покойной и единодушно порешили, что жила Нина Еремеевна явно не на пенсию. Меня сей факт, разумеется, очень даже заинтересовал. Хотя я старательно делала вид, что меня целиком занимает пирог, на самом деле исподтишка я внимательно изучала окружающих. Мое внимание привлекла одна личность. Мужчина, — нет, это громко сказано, — мужичишка. Маленький, худенький, весь какой-то обтерханный. Правда, шевелюра прямо-таки шикарная: густые волнистые волосы, аккуратно зачесанные назад. Именно это сразу отличало его от таких, как сын Нины Еремеевны. У того волосы недели две, наверное, не мыты и не чесаны. А этот, если бы не его чморной прикид да общая хилость, выглядел бы очень даже ничего. Другие мужчины, поев, отправились на лестничную площадку курить или просто вести истинно мужские разговоры, а этот за столом остался, слушать бабьи сплетни. И сам с видимым удовольствием вносил свою лепту. Он-то и сказал то, что привлекло мое внимание: — Она все по вечерам сумку какую-то таскала. Я как-то раз спросил ее об этом, а она отмахнулась и ничего не ответила. — Домой, что ли? — поинтересовался платочек в крапинку. — Что-то я ни разу не видела ее вечером с сумкой. К детям ходила, это верно. Может, им что носила. Кто знает… — Не домой. Я ее в другом месте видел. — Может, бутылки собирала да сдавала? — Наверное, — согласился мужичок с роскошной шевелюрой. И мне почему-то показалось, что он слишком торопливо свел этот разговор на нет, словно вовремя опомнился. Я поднялась из-за стола и отправилась в кухню, чтобы поговорить с Оксаной. Но ей было не до меня. Она помогала дородной женщине, которая, наверное, взяла на себя хлопоты по организации поминок. Я не стала мешать им и направилась к выходу. Решила, что поговорю с Оксаной в более подходящее время. Только спросила, в какой квартире живет тот типчик с шеверюрой. * * * Евгения Петровича я нашла на лестничной площадке. — Вы едете? — Танечка, я задержусь немного. Оксану подбодрить надо. Побудь немного, вместе поедем. И что ты все на «вы»? Мы же знакомы уже целую вечность, — он устало улыбнулся. Я тоже улыбнулась и помахала рукой, уже спускаясь вниз по лестнице. — Прости, мне пора. Я на работе. — Ну понятно. Ты сейчас куда? — В милицию загляну, узнаю, что у них по этому делу имеется. Может, чем-нибудь и разживусь. — Не очень-то я в этом уверен. Но попробовать, конечно, стоит. Что ж, до встречи! Запиши мои номера телефонов: домашнего и сотового. Если что узнаешь, сразу звони. — Говорите, то есть говори, я так запомню. У меня хорошая память. — Судя по тому, что ты постоянно забываешь, что мы давно на «ты», не такая уж и хорошая, — он снова улыбнулся. — Это дело другое. До встречи! * * * Из дома Нины Еремеевны я отправилась в супермаркет, где обзавелась бутылочкой приличного, если судить по цене, коньяка. Не для себя, конечно. Я намеревалась навестить своего знакомого полковника УВД Трубного района Григорьева Александра Александровича, а по-простецки — Сан Саныча. Я с ним познакомилась, когда распутывала сложное дело об исчезновении девочки-подростка. Это было довольно давно, и я даже не была уверена, узнает ли меня полковник. Я на него тогда произвела очень хорошее впечатление, так что, может, и узнает. Я позвонила ему по сотовому и спросила, не сможет ли он уделить мне немного времени. — Я — Татьяна Иванова, частный детектив. Вы меня не забыли? Он действительно не забыл и, когда я пришла, встретил меня очень тепло, чуть ли не с распростертыми объятиями: — Танечка, родная ты моя, какими судьбами? Здравствуй, дорогая! Проходи, проходи. Садись, рассказывай, как поживаешь. Я улыбнулась ему одной из самых своих очаровательных улыбок. — Здравствуйте, Сан Саныч. Живу потихоньку… А вы как? Он махнул рукой. — Столько всего навалилось, одно слово — рутина. Сейчас мы с вами, Танечка, чаек сообразим. После поминок я была, что называется, под завязку, но от чая отказаться не рискнула. За чаем люди становятся добрее, ближе. Так мне будет проще получить от него информацию. Он вскипятил чай и налил в граненые стаканы. — Сахар сама клади, по вкусу. Я задумчиво помешивала свой чай и размышляла, с чего бы мне начать. И решила начать с приятного: — А я к вам с подарком, Сан Саныч. Он отхлебнул из стакана и лукаво улыбнулся: — С чего бы это? Я ж твои методы подкупа должностных лиц уже знаю. — Тем лучше, — рассмеялась я. — Значит, не надо ходить вокруг да около, а можно сразу в лоб. Я поставила свой стакан и извлекла из полиэтиленового пакета изящную коробочку. — Это вам. — Я поставила коробочку на стол. — Мило, Танечка, очень мило. Весьма тронут. Но я полагаю, что это не случайно. Так что выкладывай, что тебя привело ко мне. — Старушка. — Старушка? — удивился полковник. — Это как понимать? — На днях в диком парке — так написано в газете — убили старушку. Очень бы мне хотелось взглянуть на это дело. — Ух ты! Интересно, кто же в этой семейке способен оплатить услуги частного детектива. Да еще такого дорогого. Очень интересно. — Да ничего особенно интересного. Сын подруги этой старушки считает делом чести найти убийц. — Понятненько. Вновь отхлебнув чаю, Сан Саныч шумно вздохнул: — Безнадега, наверное, Танечка. Я бы с удовольствием тебе это дело передал, если бы ты в каком-нибудь другом отделении милиции работала и вдруг бы за ним пришла. Сплавил бы с радостью. Опять нам весь процент раскрываемости испоганит. — Что так мрачно? — Ты понимаешь, ни одного свидетеля. Мои ребята все дома близлежащие обошли, и ничего, тишина. Никто не видел, никто ничего не знает. И от собаки проку мало оказалось: следы уже затоптаны. Вот такие пироги: хочешь, ешь, хочешь, под стол бросай. Мы оба помолчали, наслаждаясь вкусным чаем. — Что это за парк? Это за заводским клубом, что ли? — Ну да. — Где ее там нашли? — У пруда прямо. Три звонка было и в «Скорую», и в милицию. А приехали — нет никого. Ни один не дождался. Да поздно еще было, черт побери. Мы туда уже около одиннадцати приехали. — Одним словом, дело ясное, что дело темное. — Вернее не скажешь. — Можно мне посмотреть дело? — Отчего ж нельзя? Можно, конечно. Только вряд ли тебе это поможет. Он поднялся, убрал мой презент в сейф и вышел, попросив меня немного подождать. Через минуту полковник вернулся с тощенькой папочкой. — На вот, смотри. Немного тут, прямо скажу. Не буду тебе мешать. Поделишься потом впечатлениями. Он вышел из кабинета, а я, отодвинув стакан с недопитым чаем, открыла папку. Материала действительно было кот наплакал. Бригада прибыла на место происшествия в двадцать два пятьдесят. Описание места происшествия и нанесенных телесных повреждений, не совместимых с жизнью, — вот, собственно, и все, чем располагали правоохранительные органы. Следы затоптаны так, словно там паслось стадо бизонов. Ни бычков, ни орудия убийства. Единственное, что я узнала нового, так это то, что труп лежал на спине, нападение совершено сзади, денег у убитой не было найдено. Из личных вещей — только тросточка. Похоже, зря я на коньяк разорялась. Нападавших, предположительно, было двое. Получается, что старушку ограбили. Все говорило за это. Я внимательно изучила все фотографии места происшествия, чтобы легче было на местности ориентироваться. Когда вернулся полковник, я допивала уже совсем остывший чай. — Ну и как? — Впечатляет. Вы мне пару фотографий не отпечатаете, чтобы я могла это место без проблем найти? — Да запросто. Пока печатали фотографии, он попытался выяснить, что имеется у меня по этому тухлому делу. Я только руками развела: — Вот что у вас в деле прочитала, то и имею. Полагаю, что нападение было совершено с целью ограбления. — Мы тоже приняли эту версию как рабочую, только все дело в том, что внучка утверждает, будто у бабушки не было с собой больших денег, только мелочь какая-то. — А квартира Нины Еремеевны на кого оформлена, уже выяснили? Он не успел ответить. — Сан Саныч, — в кабинет заглянул молоденький лейтенантик, — у меня к вам дело. — Говори, что за дело. Лейтенантик подозрительно покосился в мою сторону. — Да говори, говори. Это наша коллега, детектив Татьяна Иванова. Правда, частный. Но она человек порядочный. — Там дамочка одна горластая пакетик интересный принесла. С героином. — С героином?! И сама принесла? Да ты зайди, расскажи толком. Лейтенантик вошел в кабинет и, все еще недоверчиво косясь в мою сторону, продолжил: — Да она говорит, что сынишка ее с друзьями в дупле дерева нашли это богатство и домой приволокли. В том же самом парке, где старушку убили. Только в другом месте. — Ну-ну, — подбодрил его полковник, — продолжай. — А что продолжать? Играли ребятишки, и в это дупло один из них спрятался, а там эти пакетики. Им, конечно, интересно стало. Они один и взяли, для пробы, так сказать. Сейчас ведь про наркотики любой младенец знает. А мамашка дома это зелье и надыбала. Взбучку, конечно, мальчишке задала и вытрясла из него информацию. А потом сразу к нам с воплями: куда, мол, милиция смотрит? Так что с ней делать? — Оформить протокол в первую очередь. Пакетик на место, и наблюдать, кто за ним придет. Кто-нибудь наверняка пожалует. Впрочем, давайте-ка ее сюда, сам разберусь. — И Сан Саныч обратился ко мне: — Вы уж извините, Татьяна Александровна, но я должен поговорить с этой дамочкой. Если что, заходите. Я не обиделась, что он так резко перешел на «вы» и так решительно отфутболил меня. Ничего не попишешь. У него своя работа, и довольно сложная. Пришлось откланяться. * * * Выйдя из УВД, я вновь направилась на Курскую. Попетляв между девятиэтажками, я оставила машину во дворе одной из них и направилась к пруду, где убили Нину Еремеевну. Вот оно, это место. Ничего нового я, разумеется, не нашла. Просто подышала тем воздухом, которым дышали убийцы, чтобы хоть как-то воздействовать на свою потрясающую интуицию. Но она почему-то скромно молчала. Ну что ж, посетим того недоростка с роскошной шевелюрой. У него должны быть какие-то полезные сведения. Так мне, во всяком случае, показалось. Да и с бабульками-соседками почесать языком не помешает. Может, даже с Оксаной поговорить удастся. Я вернулась к своей «девятке», завела движок и вновь поехала к дому Нины Еремеевны. Дверь в квартире «шикарной шевелюры» мне никто не открыл. Ну и ладно. Бог с ним. Никуда он до завтра не денется. Глава 4 «Уж если я чего решил…» Однако, если дело меня заинтересовало хоть сколько-нибудь, я уже не могу остановиться. Хочется все сразу и, желательно, «до обеда». Уж если я чего решил, то выпью обязательно. И обязательно сегодня. Я вышла из подъезда и остановилась, прислушиваясь к разговорам старушек, которые на лавочке мирно отдыхали после трудового дня и сплетничали по поводу убийства Нины Еремеевны. Пропустить хоть слово из таких разговоров было выше моих сил. Я сделала вид, что жду не дождусь того типчика. Старушки на лавочке обычно знают все и про всех на свете. Но на сей раз разговор крутился в основном вокруг доходов погибшей. Из всего, что я услышала, следовало, что Нину Еремеевну вполне могли убить из-за денег. — А вы Виктора Ивановича, что ли, поджидаете? — поинтересовалась старушка в жилетке из искусственного меха, надетой поверх фланелевого халата. — Да вот позвонила, а его дома нет. — Так он, наверное, на танцах. Он же на танцы ходит у нас. В клуб «Строитель». — Вот как? Он что, в танцевальном ансамбле? — Да в каком ансамбле, господи, твоя воля? Клуб есть такой, «Кому за тридцать» называется, не знаешь, что ли? — А ему разве не больше сорока? — Какое там, не больше? Ему, похоже, около шестидесяти. Но ты, гражданочка, не знаешь разве, что мужчин не хватает в нашем городе? Вот дедки и молодятся. На них, видно, тоже спрос есть. Бабушки решили, что знают меня уже достаточно, чтобы перейти на «ты». Про дефицит мужчин я, конечно, слыхала, но представить себе этого шибзика в клубе «Кому за тридцать»… Для этого требовалась богатая фантазия. — Он вообще-то чудной немного. Мы уж просто привыкли к нему. А ты кто ему будешь-то? — Да никто. Знакомая просто попросила ему кое-что передать, а то ей самой некогда. — Ничего лучше я придумать не смогла, а разговор поддержать было необходимо, чтобы понравиться бабушкам и почувствовать, в чем им поддакивать. Уж тому, кто им понравится, они все как на духу выложат. Сама не знаю почему, но я сделала ставку на Виктора Ивановича. Мне хотелось узнать про него побольше. Ведь именно он сказал, что Нина Еремеевна носила куда-то или откуда-то сумку. Бабушки про эту сумку ничего не знали. — А что ж сразу-то не передала, на поминках-то? Ты ж там вроде была. — Она меня уже вечером попросила. — А-а, ну подожди маленько, — милостиво разрешили бабушки. Я решила воспользоваться их советом и села на лавочку. — А ты, милая, давно, что ли, его знаешь? — спросила сухонькая, как былиночка, старушка, которую ее собеседница называла Петровной. — Да нет. Я же говорю, меня просто попросили к нему зайти. — А-а, ну-ну. А то вот нам уж больно интересно, а спросить не у кого. У самого-то неудобно как-то, раз он это скрывает. — А что он скрывает? — Чудно, конечно, но он иногда поздно вечером, когда у подъезда никого нет, в зимнем пальто куда-то ходит. Вроде и жара нонешним летом вон какая, а он в пальто. — В пальто? — удивилась я. — Может, вам просто показалось? В темноте-то что только не покажется. Почему-то этот факт меня тоже заинтересовал. Во-первых, я тоже любознательная — профессия такая. Во-вторых, я в таких вещах доверяю своей интуиции. Уж если старушкам, которые в меховые жилетки кутаются, прогулки в жару в зимнем пальто показались дикостью, то мне тем более. — А то! Дочь моя сама видела. А у нее глаза вострые. — Ну вот вы же про танцы знаете, спрашивали, наверное. Можно бы и про пальто спросить. — Что ты, доченька, кто ж его спрашивал, — вмешалась в разговор бабушка в жилетке. — Он разве скажет. От него слова не добьешься. Это он, только когда выпьет, разговаривает с народом, а так… — Она махнула рукой. — Его Верка Авдеева видела, она тоже по танцулькам бегает, она и сказала. — Ну так после поминок и спросили бы. Он же навеселе был. Мой совет бабушки восприняли на полном серьезе. Одна посетовала, что не успела, а другая сказала, что постеснялась, момент был неподходящий. Старушки еще поговорили о такой странности. Предположили даже, что Виктор Иванович к какой-нибудь секте принадлежит, ну и прочую ерунду. Я взглянула на часы и поднялась, решив зайти к Оксане. Наверное, она уже освободилась, и мне удастся с ней побеседовать. — Уходишь, доченька? — Да пойду, пожалуй, Оксану еще навещу, узнаю, как она там. Небось одиноко одной. — А ты им родня, что ли, будешь? Ох уж эти любопытные бабушки. От них не уйдешь просто так. Если бы они вот так же за Ниной Еремеевной приглядывали! Вот бы мне работу облегчили! — Нет, мать моего знакомого была подругой Нины Еремеевны. — Вон оно как, — многозначительно произнесла Петровна и, помолчав, добавила: — Жаль Еремеевну. Пожила бы еще. И чего ее в этот парк понесло? Николаевна, та, что в меховом жилете, предположила: — Может, сынок ейный убить ее кого подговорил из-за квартиры? — Ну-у, ты скажешь тоже. Она квартирку-то свою давно приватизировала да завещание на Оксанку сделала. Нет. Это небось бандюги какие-нибудь. Щас озорников-то много всяких. Они вон все нонче опившиеся да обкурившиеся. — И не говори, Петровна. Нынешняя молодежь — это страсть господня. Раньше такого не было. Я направилась в Оксанин подъезд. * * * — Кто там? — спросила Оксана через дверь. — Оксана, я знакомая Евгения Петровича. Я бы хотела поговорить. Дверь открылась. Оксанка была не одна. У нее осталась какая-то дальняя родственница. — Поживу пока у нее, что ж теперь делать. Одна она осталась. И это при живой-то матери. Вот горюшко-то горькое, — пояснила она мне, усадив меня в кресло. Они с Оксаной устроились на диване. У девочки сразу навернулись слезы на глаза: — Спасибо вам, тетя Вера. — Да чего уж там. Надо же помогать друг другу. — Вы уж извините меня, Вера… — Васильевна. Можно просто тетя Вера. Как вам удобнее. — А меня Татьяной Александровной зовут. Можно просто Таня. Вы извините, Вера Васильевна, я по делу к вам пришла. Я — частный детектив. Меня нанял сын покойной подруги Нины Еремеевны, Колокольцев Евгений Петрович. — А, ну-ну. Это ж Марии Колокольцевой сынок, знаю. Давно я его не видела. А он что ж, и деньги вам заплатил? Это ж небось дорого-то как. Я пожала плечами: — Он сказал, что считает это своим долгом. — Вон как. А я и не думала, что Нина с Марией так дружили. — Расскажите мне немного о Нине Еремеевне. — Что ж рассказывать-то? Жила себе, как все. Добрая была, — заговорила Вера Васильевна. Оксана слушала, изредка поддакивая. — А на кого оформлена квартира, Оксана? — Бабуля ее приватизировала и мне завещала. — Понятно. А родители об этом знали? — Бабушка не велела говорить. — Оксана немного смутилась, почувствовав себя заговорщицей. — Они пьют ведь, родители-то Оксаночкины. Скандальные такие. Не хотела Еремеевна с ними связываться-то, — высказала свое мнение Вера Васильевна. — А родители только про завещание не знали или про приватизацию тоже? — Про приватизацию они знали. Было дело, уговаривали они Еремеевну квартиру продать да съехаться. Она категорически отказалась. Вот помру, — сказала, — тогда как хотите. Итак, с этим ясно. Надо будет прощупать родителей. Может быть, они и убили старушку, надеясь вступить в права наследования. Позже займусь этим. — Вы, Вера Васильевна, не будете возражать, если я наедине кое-что у Оксаны спрошу? — Если так надо, отчего же? Только я полагаю, что у нас с ней теперь секретов друг от дружки не будет. Правда, Ксюша? Та молча кивнула. — Ну ладно, вы тут поговорите, а я чайку поставлю. — Вера Васильевна все-таки удалилась в кухню. Девочка в ожидании вопроса задумчиво плела косичку из бахромы диванного покрывала. На ресницах ее дрожали предательские слезинки. — Оксана, может быть, тебе мои вопросы покажутся немного странными, но ты уж постарайся ответить. Это поможет мне найти убийцу твоей бабушки. Девочка всхлипнула и кивнула. — Для начала скажи мне, пожалуйста, были ли у бабушки какие-нибудь сбережения или ценные бумаги? — Долларов только немного. Она их на черный день берегла. — А откуда они у нее? Оксана, размазав слезы по щекам, покрутила головой: — Не знаю. Она не говорила. — Ты ведь большая уже девочка и знаешь, что с пенсии она отложить не смогла бы. — Бабушка сердилась, когда я ее об этом спрашивала. Ерунду всякую придумывала. Может быть, она подрабатывала где-нибудь, а от меня скрывала. Может, на вокзале. Она как-то раз, когда вернулась домой, про вокзал обмолвилась. — Про вокзал? А что конкретно? — Просто сказала, что там около какого-то поезда базар дешевле, чем у нас. Итак, Оксана тоже не знала, откуда у бабушки прибавка к пенсии. Ну что ж, пора было откланяться. — А чайку-то не попьете, что ли, Татьяна Александровна? — Да нет, спасибо. Мне уже пора. А где живут твои родители, Оксана? * * * Так как Оксанкин сосед все еще не вернулся, я решила навестить ее родителей. Они жили в такой же пятиэтажной хрущобе, только на другой улице. Квартира их располагалась на первом этаже. Только подойдя к двери, можно было уже приблизительно представить обитателей квартиры. Дверь эту Востриковы когда-то, очень давно, обили дерматином болотного цвета, который вытерся до такой степени, что местами стал похож на тонкую, грязную, липкую паутину. Кому-то этот дерматин, видимо, чем-то не понравился, потому что он взял, да и полоснул его ножом крест-накрест. А из разрезов детки соседские утеплитель кусочками дергали для каких-то собственных целей. Звонок у них был допотопный, механический. Таких уж давно даже не продают. За дверью стояла гробовая тишина. Никто мне не открыл. Старушка, которая спускалась по лестнице, недовольно проворчала: — Ни днем, ни ночью от этих алкашей покоя нет. И ходют, и ходют тут всякие. Дождетесь, мы на вас найдем управу-то. А с виду-то какая дамочка приличная. И не стыдно ведь. Старушка приняла меня за собутыльницу Востриковых, как это ни грустно. Я, не отвечая, продолжала звонить. Может, все-таки кто-нибудь дома есть, только очень крепко спит. Сдаваться так просто сегодня я не собиралась. Поэтому, выйдя на улицу, я уселась на лавочку рядом с той самой ворчливой старушенцией. К ней уже присоединилась еще одна. — Это, я прямо и не знаю, что и за подъезд у нас такой. Прямо пьяницы одни живут. Видно, любимым словом старушки было это самое «прямо». — И не говори, Егоровна. Жизни от них нет никакой. Мать померла. Девчонка одна осталась. Нет, чтобы за ум взяться, а он напоминался да кверху кобылкой валялся давеча. О-хо-хо-хохонюшки. — А в тот вечер, когда мать Николая убили, где были Востриковы, не знаете? — А вы из милиции, никак? — сразу оживилась Егоровна. Я кивнула и показала старушкам свое просроченное удостоверение сотрудника прокуратуры. — Вон как! А мы уж думали, опять к ним гости, опять песни орать будут. Они же тогда до самой ночи пили да горланили. Еле угомонились. А потом вышли — пьяные все — пошли гостечков своих провожать. Итак, алиби у Востриковых было. Оставалось выяснить, не подговорили ли они кого. К подъезду подошла миловидная женщина средних лет с малышкой, которую она держала за руку. Девочка облизывала мороженое. Женщина села на лавочку и усадила ее рядом с собой. — А мама-то ваша где? — поинтересовалась вездесущая Егоровна. — В ночь она ушла. А мы вот со Светкой гуляем. Тут из-за угла дома появился вдрызг пьяный мужик. Грязный, лохматый, он едва переставлял заплетающиеся ноги. В правой руке он держал бутылку водки, под мышкой — батон, а в левой — полиэтиленовый пакет с яйцами. — Вон он, красавчик. Еще не напоминался, — укоризненно покачала головой Егоровна. Николай доплелся до лавочки, плюхнулся на самый край, едва не свалился. Потом разложил покупки рядом с собой. Пьяно икнул. Бабки, поджав губы, молча качали головами. — Вон гостья к тебе, Коля, — другая бабка кивнула в мою сторону. Коля снова икнул. Сообщение не произвело на него никакого впечатления. Я разглядывала его, соображая, в состоянии ли этот пьянчужка внятно ответить хоть на какой-нибудь вопрос. — Дядь Коль, а бабуля мне мороженое купила, — похвасталась девочка. Дядя Коля кивнул, продолжая икать, распечатал зубами бутылку, выпил из горла добрую половину. Потом разбил об угол лавочки яйцо, поднес ко рту и со странным звуком втянул в себя его содержимое. На подбородке у него повис яичный белок. Он, не замечая этого, откусил от батона и, сопя, как паровоз, принялся жевать. Затем повторил процедуру с бутылкой и яйцом. Старушки смотрели на него с брезгливым отвращением. А он, разбив третье яйцо, протянул его малышке: — П-пей, Светка. Вкусно. Женщина притянула девочку к себе: — Отстань от ребенка, пьяный ирод! Малышка вырвалась из ее объятий и заканючила: — Я только попробую, бабулечка. Женщина подхватила Светку, несмотря на ее протесты, и скрылась с ней в подъезде. — Ой-ой, какие мы культурные! — Николай запулил яйцо на газон, видимо, насытившись. — Николай Степанович, я из милиции и хотела бы с вами побеседовать, — решилась все-таки я. Он уставился на меня мутным взглядом: — Чево? — Я бы хотела с вами побеседовать. — Из мили-иции. Да что твоя милиция могет? Ниче она не могет. Вон мать у меня убили. Думаешь, найдет убийцу твоя милиция? Ха! Как же! — Давайте, Николай Степанович, все-таки поговорим, только не здесь, а лучше у вас дома. — Ну, айда! Он поднялся, прихватил свою провизию и направился в подъезд. Уже около двери выяснилось, что он то ли забыл, то ли потерял свой ключ. — Держи, — Николай протянул мне батон и пакет с яйцами, поставил бутылку у порога. — Я щас. Выйдя вслед за ним, я стала свидетельницей акробатического трюка. Николай, цепляясь за раму и проклиная все и всех, полез на подоконник. — Щас ведь сверзишься, окаянный, — встряла одна из старушек. Он и в самом деле, не удержавшись, грохнулся. Однако вскочил и, взревев: «Не боись, баб Шур», вновь бросился на абордаж. На этот раз более удачно. Форточка была открыта. Он скользнул в нее и… раздался грохот. Потом тишина. — Убился, сердешный, — прокомментировала баба Шура. Но через несколько минут он вывалился из подъезда: — Айда, дамочка. Сердобольные соседки, которые только что так за него переживали, теперь возмутились. Видимо, он не оправдал их тайных надежд, не свернул себе шею. — Видать, не такой уж он и пьяный, больше прикидывается, — переговаривались они. * * * Войдя в квартиру Востриковых, я чуть не задохнулась. Там стоял густой аромат дешевых забегаловок. — Проходи на кухню, — пригласил меня Николай. — У нас тут, правда, небольшой бардачок. «Небольшой бардачок», на взгляд нормального человека, был похож на конец света. Грязные закопченные стены, заляпанная неизвестно чем, обвешанная засохшими макаронами двухконфорочная газовая плита на ножках. На столе, заставленном бутылками из-под пива и водки, валялись недоеденные куски хлеба, обглоданные рыбьи скелеты. По ним стадами ходили рыжие муравьи и лениво прогуливались тараканы всех размеров. Николай неверным движением руки отодвинул все лишнее на край стола и спросил: — Может, чайку сообразить? Заварки, правда, нету. Только старая. — Что вы, что вы! Я ничего не хочу. Спасибо. — Ну, как знаешь. Че ты хотела узнать? Спрашивай. Вот тут вот садись. Он выдвинул из-под стола табуретку, такую же грязную, как стол, а сам уселся на ящик для овощей. Я постелила на табуретку носовой платок, опасаясь за свой бирюзовый шифоновый костюмчик, и осторожно села. Не успела я еще ни о чем спросить, как затренькал звонок. — Во, похоже, Верка пришла. Это жена моя. Он, качаясь, двинулся в прихожку. — Николаша, я тут кого тебе привела. Ни в жисть не догадаешься, — раздался пьяный женский голос. — И кого ж ты привела? — строго спросил Николай. — Это Стасик. Ты знаешь, он, оказывается, в милиции раньше работал. Поставим ему литр водки, и он найдет того, кто нашу маманьку убил. Он в этих делах ой-ой как соображает. — Ы-ы, а как же не соображать. Я, как-никак, профессионал, — проговорил невидимый Стасик. Я поняла, что больше мне здесь делать нечего, потому что теперь была абсолютно уверена: Востриковы к смерти Нины Еремеевны не имеют никакого отношения. Хоть они и потеряли человеческий облик, но тоже хотели найти убийцу. Я вздохнула и поднялась. — А ты чевой-то уходишь-то? Сейчас вот выпьем, обмозгуем все. Верка вон помощника тебе привела. — Я не буду вам мешать. Зайду лучше в другой раз. До свидания. * * * Я вернулась к своей «девятке», включила «Русское радио» и достала косточки. Я же к ним весь день не прикасалась. Небывалый случай. А ситуация складывалась незавидная. Никакой зацепки. Непонятно, куда дальше двигаться и что делать. Прямо караул, как сказала бы та ворчливая бабушка. Вытряхнув содержимое замшевого мешочка на пассажирское сиденье, — надо будет как-нибудь выбрать время и сшить им новый мешочек, — я взяла в руки магические двенадцатигранники и, сосредоточившись, сформулировала вопрос: — Что же мне предпринять, помощники мои верные? В каком направлении двигаться? 15+25+9 — «Вы достигнете успеха благодаря случаю и доброжелательности друзей». — Ну что ж, очень мило с вашей стороны. Обнадежили! Значит, по-вашему, надо ждать случая? И долго? Нет, позвольте все же с вами не согласиться. Идите-ка вы в свой занюханный мешочек да подумайте получше на досуге. Я упрятала кости в бардачок и, достав сигарету, с наслаждением закурила. — Ну, гениальный детектив, думай, давай! Сопоставляй, взвешивай, прикидывай. Только в том-то и дело, что обмозговывать мне пока было нечего. Я все больше склонялась к мысли, что это работа хулиганов или не слишком удачливых воров. Других версий у меня не было. Целый день пробегала, а результат нулевой. День в июле длинный, а промелькнул он как одно мгновенье. Вон солнце уже скоро закатится. Надо подумать, как бы поступили на моем месте те детективы, киношные и книжные, которых я уважаю. Вульф бы, конечно, уже ящик пива оприходовал и в раздумье шлепал губами, обхватив свой необъятный живот. Холмс, как и гениальная Таня Иванова, рассуждал бы сам с собой. А вот Коломбо уже пятьдесят пять раз посетил бы место происшествия, обнюхал или даже попробовал бы на вкус траву, на которую упала старушка. Кстати, может, именно это и надо сделать еще раз. Ну, траву жевать, конечно, необязательно, а вот чтобы лучше понять психологию преступника, как бы проникнуть в его тайны, побывать на месте преступления крайне желательно и лучше в то же самое время, когда было совершено преступление. Особых иллюзий я не питала, но, поскольку выбор у меня был небольшой, я затушила сигарету и завела движок. — Вперед, Татьяна. Может, и правда, достигнешь успеха. Только вот где эти самые друзья, доброжелательность которых поможет тебе решить этот ребус? * * * Я бродила вокруг того места, внимательно оглядывая окрестности. Я пыталась представить себя на месте преступника. Еще чуть-чуть, и солнце окончательно скроется за горизонтом. Быстро начнет темнеть. Я окажусь в тех самых пресловутых временных рамках. И тогда… на меня снизойдет озарение? Может быть. А может быть, и нет. В этот момент в ветвях одного из деревьев, которые росли тут совершенно беспорядочно, словно огонек промелькнул. Я внимательно присмотрелась и направилась прямо к этому дереву. Глава 5 Карта поперла На одной из веток высоченного кряжистого вяза сидел мальчуган с биноклем. Ему явно не нравилось мое внимание к его персоне. Но мне на это было плевать. У меня даже сердце заколотилось: пацаны — народ такой, который все на свете знает. Мое шестое чувство заволновалось, а значит, если мне повезет, то я что-нибудь да узнаю. Хотя, конечно, трудно предположить, что он сидит на этом дереве три дня и три ночи, как Соловей-разбойник. Однако чем черт не шутит. Вполне возможно, что он в бинокль ежевечерне обозревает данную местность, воображая себя пограничником или разведчиком. А если так, то он вполне может что-то знать об убийстве старушки. Кстати, первым в «Скорую помощь», по словам Григорьева, звонил именно ребенок. Главное, найти ключик к его сердцу, убедить пообщаться начистоту. Интуиция меня редко подводит. С мальчишками я общий язык находить умею. Просто надо вести себя с ними на равных. Так что я решительно направилась к месту засады юного разведчика. — Эй, малыш, а ты не хочешь слезть и поболтать немного? — Я не малыш, — огрызнулся он. — Ну а как к тебе обращаться? Скажи хоть, как тебя зовут. — А вам зачем? Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Я решила произвести на него впечатление и в мгновение ока оказалась рядом с ним, на дереве. — Вот так. Я тоже умею по деревьям лазать. — Ни фиг-га себе. Ну, вы, тетенька, даете. Классно у вас получилось. Даже у меня так не вышло бы. — Еще бы. Я постоянно тренируюсь, — маленькое преувеличение не помешает. — У меня ж все-таки черный пояс. — Во класс! Покажете приемчики? — Может, и покажу, когда познакомимся. — Меня Ленькой зовут. — А меня Татьяной Александровной. Можешь называть меня просто Таней, если тебе так удобнее. — Договорились. — И он протянул мне руку. Крепкое рукопожатие — и мы с ним уже почти друзья. — У тебя бинокль какой хороший. Можно, я посмотрю? В бинокль мальчуган наблюдал за мной, когда я обнюхивала место преступления. В тот злополучный вечер он тоже мог смотреть в бинокль. Хотя стоп: ведь было темно. — Это папин. Он в погранвойсках служил. — Мальчик протянул мне бинокль. Ого! С его помощью можно было видеть и в полной темноте. Бинокль был ночного видения. — Ты за ними, что ли, наблюдаешь? — Я кивнула на парочку, которая, обнявшись, проходила как раз неподалеку от места гибели Нины Еремеевны. Пацан смутился немного. — Да это сеструха моя, Катька с женихом. Его Витькой зовут. — Понятно. Знаешь, мне тоже приходится за людьми следить. Ведь я частный детектив. — Ух ты! Я тоже, когда вырасту, стану частным детективом. Или бизнесменом. Я еще не решил. — Слушай, Лень… Тут на днях бабушку одну убили. А я ищу убийц. Ты мне не поможешь? Пацаненок, помолчав немного, выдал потрясающую информацию: — А я их видел. Убийц этих. У меня аж дыхание перехватило: такой удачи я и не ждала. — Ну-ну, рассказывай. Сколько их было? Как они выглядели? — Два парня в масках. Они за ней крались. Один ударил ее чем-то в висок, а другой сумку забрал. Потом они убежали. Больше я ничего не видел. Оп-ля, везет тебе сегодня, Таня. Во всяком случае, начинает везти. Вот он, тот самый свидетель трагедии, который звонил в «Скорую». А главное, тоже про сумку говорит, как и Виктор Иванович. Вполне возможно, что старушку убили именно из-за этой самой сумки. — Леня, солнышко, ты даже не представляешь, как ты мне помог. А сестра твоя, Катя, тоже это видела? Я так подумала, потому что парочка исчезла в кустах недалеко от того зловещего места. Если мальчишка, который подглядывает за сестрой именно с этого дерева, видел в тот вечер Нину Еремеевну, то и сестра должна была видеть. Они с Витей, наверно, давно облюбовали этот глухой уголок. Мальчишка подтвердил: — И Катька с Витькой видели, и еще этот придурок из седьмого дома. — Какой придурок? — Я слегка заволновалась. Сердце подсказало мне, что он имеет в виду Виктора Ивановича. Он живет в седьмом доме, и он встречал Нину Еремеевну в диком парке с сумкой. — Да есть тут один. Он иногда в пальто зимнем гуляет. Ходит обычно кругами по парку и полами пальто размахивает, как крыльями. Умора. Такой прикольный, ухихикаться можно. Только вы не говорите Катьке, что я подсматривал. А то она мне уши оборвет. — Ты, наверное, из-за этого и от милиции спрятался, боялся, что Катя узнает. Так? — Ага. А как ты догадалась? — Он засмеялся. — Ну, я же все-таки детектив. Я пообещала молчать как рыба насчет Ленькиного хобби. Точно, карта поперла. Пора поговорить с остальными свидетелями. Я спрыгнула с дерева. Мальчик тоже. У него пропал интерес к событиям в зарослях. Теперь ему хотелось научиться каким-нибудь приемам. И хоть время поджимало, я не стала его разочаровывать. Иначе перестанет верить взрослым, а это неблагоприятно скажется впоследствии на формировании личности, как выразилась бы моя Ленка. Ей виднее — она прирожденный Песталоцци. * * * Стараясь не напугать молодежь, я тихо подошла к их укромному убежищу со стороны кустов и прислушалась к разговору. — Давай лучше новое место найдем. Не могу я тут больше. Все время об этой старушке думаю. Так и кажется, что кто-то рядом есть. — Брось, Катюх. Нет тут никого. Где ты еще тихое место найдешь? В том конце парка собачников полно. Это пока еще немного страшно, а потом мы про это и не вспомним. А почему ты так уверена, что на новом месте не случиться чего-нибудь? Я тихонько окликнула их: — Катюша! Витя! Не пугайтесь. — И остановилась, чтобы дать им возможность прийти в себя и привести в порядок одежду. — Не пугайтесь, — повторила я. — Мне надо только поговорить с вами. — А вы кто? — испуганно спросила девчушка. — Я Татьяна Адександровна Иванова. Я никому не скажу, что видела вас тут, если вы согласитесь мне помочь. Подойдя поближе, я села рядом с ними на траву, рискуя испортить свой костюм. — Я частный детектив, расследую убийство старушки. Вы, насколько мне известно, все видели и можете мне помочь. — А откуда вы все про нас знаете? Пришлось выкручиваться. Не подводить же Леньку. Я наплела им что-то про присутствие на месте преступления в определенных временных рамках. А про имена сказала, что слышала, как они разговаривали друг с другом. — Ну что, ребята, поговорим? Ночь была лунная и звездная. Я довольно хорошо рассмотрела незадачливых любовников. Девочка казалась довольно крупной, а ее воздыхатель — сухоньким, как былиночка, к тому же в огромных очках, которые совсем заслоняли его мордочку. — А вы, правда, никому не скажете, что мы тут были в тот вечер? — волновалась Катя. — Честное слово. — Мы вообще-то почти ничего и не видели, только слышали. Ночь тогда была темнее. А они мне на руку чуть не наступили, — жалобным детским голоском произнесла Катя. — Ну расскажите, что слышали. Мне это тоже может помочь. — Ну, один сказал: «Держи сумку, Косой, а то банки навернутся». Это когда он уже старушку ударил. — Банки?! Какие еще банки? Катя пожала плечами. Витя сосредоточенно грыз травинку. Мне стало совсем интересно. — Один из них заикался. Он еще сказал: «С-серый, она, по-моему, п-прикинулась уже». Молчавший до сих пор Витя прошептал, словно опасаясь, что нас услышат: — Больше мы ничего не знаем. — Спасибо за помощь, ребята. Это все очень важно. Катерина шумно вздохнула, и я поспешила ее успокоить. — Не бойтесь, я же обещала. Никто ничего не узнает. * * * Попрощавшись со славными детками, я направилась к своей «девятке». Было уже пол-одиннадцатого. Я зверски хотела есть и просто мечтала об уютной постельке. Предстояло решить, стоит ли врываться к Виктору Ивановичу в столь неурочный час. По принципу «Если я чего решил…» очень даже стоило, но было явно поздновато. Что ж, придется вновь обратиться к косточкам. Пусть совсем недавно я на них немного обиделась. Это мелочи жизни. Вопрос, конечно, звучал определенно: — Продолжать ли мне работу сегодня или отправиться домой? Кости воздержались навязывать мне свое мнение: 6+20+27 — «Необходима осмотрительность в вашем поведении». — Вот и понимай как хочешь, — недовольно проворчала я. Требовалось еще подумать, как себя вести с Виктором Ивановичем. Если, как говорили соседи, он действительно такой скрытный и своеобразный человек, вызвать его на откровенность будет чрезвычайно сложно. Придется ведь намекнуть, что его видели в парке, гуляющим в зимнем пальто. В этом он уж точно не захочет сознаться. Все-таки кости правы: необходима осмотрительность, иначе все пойдет насмарку. — Поеду-ка я и взаправду домой. Надо поразмыслить. Но не успела я завести мотор, как у меня в бардачке зазвонил сотовый. Интересно, кому это я в такой неурочный час понадобилась. Оказалось — Ленке. Ну кому же еще? — Ты чего на звонки не отвечаешь? Мы тебя весь вечер поймать пытаемся. Мне показалось, что она под мухой. Когда человека так долго знаешь, это можно определить по голосу. — Носилась по делам, а телефон в машине был. А что, собственно говоря, случилось и кто это «мы»? — Мы — это я, Анатолий и Евгений Петрович. Ничего не случилось, но мы ждем тебя у меня. Так что приезжай. И положила трубку, зараза. Она всегда так делает, чтобы не слушать моих возражений, а уж когда я буду возражать, это Ленка точно знает. Ночные посиделки в мои планы не входили. Я твердо решила следовать мудрому совету магических двенадцатигранников, а что может быть осмотрительнее, чем почти вовремя улечься в постель? Все. Решено. А телефоны отключу, чтобы никто не смог больше достать. Особенно эта компания, в которой обретается мой клиент. Клиент тоже должен знать свое место, а то на шею сядет и ножки свесит. По дороге домой я все время поглядывала в зеркало заднего обзора, проверяя, нет ли «хвоста». В дневной суете я как-то об этом подзабыла. Может быть, мои преследователи раньше меня узнали, что я буду заниматься этим делом, и оно их по каким-то причинам тоже интересует. Но «хвоста» не было, и я вскоре про это напрочь забыла. * * * Войдя в свою квартиру, я прежде всего проверила автоответчик, надеясь, что Киря уже разузнал про чернильную «девятку». Мне бы еще и по поводу «Ауди» узнать, но это в следующий раз. Он небось уже спит без задних ног или по телику боевик на сон грядущий смотрит. Так что не будем наглеть. Киря никогда меня не подводил. Не подвел и на этот раз: — Танечка, звонил тебе несколько раз, но ты не берешь трубку. Полагаю, что «Веста» уже нашла применение твоим талантам. Именно этой фирме принадлежит автомобиль, про который ты просила узнать. Не думаю, что номера поддельные, поскольку автомобили такого необычного цвета не так уж часто встречаются на тарасовских дорогах. А может быть, они решили разведать, от какого бы ты товара не отказалась, всучить его тебе и таким образом обналичить деньги. Шучу. Просто эта фирма занимается взаимными платежами. Мотыляются по России и странам ближнего зарубежья и меняют шило на мыло, часы на трусы. Пардон, как ты изволишь иногда выражаться. Вот и все новости. Удачи тебе. — Спасибо, Киря, ты действительно настоящий друг. На такую подробную информацию я даже и не рассчитывала. Выясню, что им от меня надо, но потом. А сейчас я просто отключу все телефоны и займусь собой, наконец. Прежде всего душ прохладный. Такое чувство, что сто лет дома не была. И сейчас каждый уголок квартиры кажется таким родным и близким! А если к этому добавить сытный ужин и крепкий кофе, то просто кайф ни с чем не сравнимый. Завернувшись в махровое полотенце, я уселась в кресло. На журнальном столике меня ждал томик «Родник жемчужин». Это собрание сочинений восточных поэтов. Меня их мудрость всегда поражает. Эту прелесть читать и перечитывать мне никогда не надоедает. На сей раз мой взгляд остановился на рубаи Омара Хайяма: Я познание сделал своим ремеслом, Я знаком с высшей правдой и с низменным злом, Все тугие узлы я распутал на свете, Кроме смерти, завязанной мертвым узлом. Ну точно, про Таньку Иванову написано. Я тоже люблю распутывать тугие узлы. Если руками не получается, я зубами вгрызаюсь. — Хорошая ты девочка, Таня. Особенно тогда, когда точно знаешь, где надо зубы в ход пускать. А на данном этапе ты как слепой котенок. Хотя почему как слепой котенок? Я ведь уже добилась гораздо большего, чем наша доблестная… Я нашла свидетелей. А это вам не хала-бала. Остается этот чудик, Виктор Иванович. Вряд ли он бросится мне помогать. Думай, Таня, думай, как к нему лучше подъехать. Старушки сказали, что под хмельком он становится болтливым. Ладно, купим пузырек и разговорим товарища. Это раз. Второе… Пальто. Чего ради он в нем гуляет душными летними вечерами? Если это понять и прикинуться такой же чокнутой, пожалуй, можно будет его расколоть. Ленька сказал, что он размахивает полами, как крыльями. Возможно, он просто проветривает пальто. Мысль интересная. Тем более что в квартире Виктора Ивановича нет балкона. А сторона северная, темная, вот Виктор Иванович и спасает таким образом свое имущество от моли. Можно попытаться прикинуться, что тоже гуляю по ночам черт-те в чем. Глядишь, и проникнешь в его душу, найдешь неожиданного союзника. — Попробуем. А теперь — спать. Я приготовила себе уютное гнездышко, выключила свет и с наслаждением вытянулась на хрустящей, накрахмаленной простыне. * * * Морфей уже завладел всем моим существом. Было так сладко! Но, увы! Кому это не спится по ночам? Звонок в дверь показался мне невероятно громким и до безобразия назойливым. — Ч-черт побери! Кого еще принесло? Можно бы, конечно, и не открывать. Но я ведь частный детектив. А раз так, моя квартира всегда должна быть доступна клиентам. Как, к примеру, обиталище подпольного торговца самогоном или героином. Я соскочила с постели, накинула легкий халатик и направилась к двери. — Кто там? — От возмущения у меня даже голос стал каким-то скрипучим. — Это мы, Танюш! О господи, твоя воля. Этого мне только не хватало! Но взывать к всевышнему было уже поздно. Ленка и компания стояли под дверью. Хмельные, заводные, веселые. Послать их к чертовой бабушке? Искушение велико, но тут был и мой клиент, перед которым я не удосужилась отчитаться. А он имеет право на информацию. — Тьфу на вас, змеи поганые, — шепотом выругалась я и открыла гостям. Тем самым, которые хуже татарина. — Танечка, как ты можешь спать? В окошко выгляни. Такая ночь… Я не могу, Не спится мне. Такая лунность… — Я уже третий сон видела, — недовольно проговорила я. — Простите нас великодушно, Татьяна Александровна. Нам так не хватает вашего общества, — Евгений Петрович мило улыбался. Видимо, про свое «горе» он напрочь забыл. И уж совсем непонятно, почему он снова на «вы» перешел. Я тяжело вздохнула и пропустила их в квартиру. — Тань, ты не беспокойся об угощении, — проворковала моя пьяненькая подружка. Размечталась, да еще вслух. Я, собственно, не собиралась готовить. — У нас шампанское и коробка конфет. — Замечательно, — пробормотала я. Пришлось вести их в кухню, ставить джезву на огонь, варить кофе. Ленка болтала, не умолкая. По-моему, у нее, бедняги, крыша ехала в присутствии Анатолия. Похоже, моя подруга запала на него не на шутку. Только я-то здесь при чем? Я бы лучше выспалась как следует. — Тань, ну не молчи, рассказывай. Как у тебя дела? Евгений Петрович имеет право, а я просто хочу знать. Обнаглела моя подружка. Зарывается. Будто и не слышала никогда, что такая информация является конфиденциальной. Не отвечая, я продолжала готовить кофе. Тем более что кости мне советовали быть осмотрительной. — Тань, вы только скажите, можно ли надеяться, что вы найдете убийц Нины Еремеевны? — спросил Евгений Петрович. — Можно. Я уже нашла нескольких свидетелей. Но с одним из них еще не успела побеседовать. — Значит, все-таки были свидетели? — Они всегда находятся, если поискать как следует. — Это радует. Вы меня, Танечка, все больше очаровываете. Я достала фужеры для шампанского и разлила кофе по чашечкам. — Угощайтесь. Анатолий, который в основном молчал, не сводя глаз с Ленки, разлил шампанское. — За удачу? — полувопросительно произнес тост Евгений Петрович. Мы все чокнулись и выпили. Шампанское было очень вкусное. Потом оказалось, что у них с собой не только бутылка шампанского, но еще и коньяк. Вот тут-то и пригодился совсем уже остывший кофе. Ленку трудно свалить с ног, а я захмелела. Приятное тепло разливалось по всем жилочкам. Язык у меня развязался, и я выложила информацию про таинственные банки и про походы Нины Еремеевны в неизвестность. Когда Ленка с Анатолием уже целовались в зале под музычку, которую я включила им «для настроения», Евгений Петрович прошептал мне на ушко: — Танечка, давайте их проводим. Им без нас будет лучше. Эх, косточки, ну почему вы не умеете громко выкрикивать хоть одну фразу типа: «Танька, уймись!» Ведь бывают же брелоки такие, которые отвечают на вопрос или свист хозяина. Но косточки молчали, а я кокетничала: — Да? А нам без них? — Это говорила, пардон, уже пьяненькая Таня Иванова. — Нам, по-моему, тоже. Или нет? — Правда, Евгений? — Какая ты умная. Я просто пасую перед тобой. — Опять на «ты». И мелкий подхалимаж налицо. А вы ведь знаете, что женщина любит ушами. А я ну очень даже женщина. Евгений это, видимо, сразу усек. Несколько минут спустя мы с ним проводили влюбленную парочку и вернулись в квартиру. — Таня, — выдохнул он, целуя меня, — ты даже не представляешь, какая ты необычная женщина! Я в восторге. Никогда таких не встречал. Я скромненько улыбалась и прятала лицо у него на плече. Я была достаточно пьяна, чтобы мне было приятно слушать всю эту хрень собачью. Напилася я пьяной, Не дойду я до дому… Слава богу, я хоть дома. Ну, целуют меня, ну, ласкают меня, ну и что? Обычно всегда работает задняя, полузадняя или вообще черт ее знает какая мысль, которая меня, супердетектива, держит на самом коротком поводке. Но бывают моменты, когда я с этого самого поводка попросту срываюсь. — Женька, ну что ты со мною творишь? Я же сейчас умру и не встану. — Танечка, забудь обо всем, голубушка. Помни лишь о том, что я тебя люблю. Не стоило ему этого говорить. Я знаю цену словам. У меня сразу какое-то недоверие появилось. Будто розовый туман рассеялся, и я снова крепко стою на земле. — А ты все врешь, Женька. И я тебе не верю. Но это тоже только слова. И, увы, потом. Как мужчина он мне очень понравился. Заставил буквально парить в небесах. И разболтать кое-что вынудил. Такие уж мы все. Я рассказала про Леньку и Катьку, хотя не назвала имен, — все-таки я им молчать обещала, — а также про Виктора Ивановича. Это же не государственная тайна. Евгения Петровича заинтересовала сумка Нины Еремеевны. Что я могла про нее сказать? Сама ничего еще не знала толком. — А как ты думаешь, Таня, что там могло быть? Мне этот вопрос не понравился. Не люблю, когда клиенты бегут впереди паровоза. Нанял — жди результата. Или сам расследуй. — Наступит время — узнаю и это. — Выходит, что ее из-за этой сумки убили? — Выходит, что так. — Таня, убедительно тебя прошу: все, что узнаешь, сразу мне докладывай. Хорошо? Начальничек. И хоть желание клиента для меня закон, такая настойчивость мне не понравилась. Я хотела ему сразу об этом сказать, но не успела: у него зазвонил мобильник. Переговорив с собеседником, он сразу засобирался: — Извини, Танечка, мне срочно надо ехать: только что сообщили, что звонили партнеры по бизнесу из Алма-Аты. Надо бы узнать, что они хотели. Вдруг у них что-то срочное. — А каким ты бизнесом занимаешься, если не секрет? — Да нет, не секрет. Мы помогаем предприятиям осуществлять взаимные платежи. В стране большая напряженка с налом. Ты же знаешь. Про дефицит налички я, конечно же, знала, а теперь еще знала, кто следил за мной. — Посредническая фирма «Веста»? У него глаза на лоб полезли: — Ты что, ясновидящая, что ли? — Просто думаю иногда головой. Но вот додуматься, для чего ты приставил ко мне «наружку», никак не могу. Он тяжело вздохнул и уселся в кресло, явно готовясь к долгому разговору. — Тебя же, кажется, партнеры просили позвонить, — ехидно улыбнулась я. — Немного подождут. Не беда. Не хочу оставлять тебя с дурными мыслями, понимаешь? Я тебе все объясню. — И про выхлопную трубу тоже? — Да. И про нее. — Ну-ну, лепи. — Я принесла из кухни пепельницу, сигареты и закурила, даже не предложив гостю. Но он сам тут же ко мне присоединился. — Сколько сарказма! А ведь ты даже не выслушала меня. Когда убили Нину Еремеевну, я сразу решил нанять частного детектива, и солидные люди мне порекомендовали тебя. Но я побоялся, что ты откажешься расследовать дело об убийстве обыкновенной старушки, и решил подстроить знакомство с тобой, подружиться. Другу ведь отказать сложнее. — Та-ак. Понятно. — Прости, Танечка. Поначалу все обстояло именно так. Я же не думал, что влюблюсь, как мальчишка. Он затушил сигарету, поднялся с кресла, подошел ко мне, взял за руку и поцеловал в ладошку, глядя в глаза. — Ну прости, пожалуйста. Ведь больше за тобой никто не таскается. Звучало почти правдоподобно. Может, так оно и есть. Все люди разные. — Ладно, проехали. Считай, что почти уговорил. — Так я прощен? Я улыбнулась: — Иди. Тебя ждут великие дела. Глава 6 Приятное общество Утро, которое должно быть мудренее, не всегда таким бывает. Если вы вечером изрядно выпили, тогда просто беда да и только. Как я ни старалась себя преодолеть, это мне плохо удавалось. — Танечка, лапушка, ну поднимайся же, надо! Ты же хорошая девочка. Вот так, это, кажется, начинало действовать. Я сама себе дифирамбы пела по той простой причине, что надо было заставить себя работать. Куда ж деваться? Аванс заплачен, а дифирамбы больше петь некому. — Сначала душ. Потом кофе и косточки. Немножко, конечно, помогло. Но за руль я сесть не рискнула и взяла такси. На сегодня я планировала посещение «Весты», но решила отложить этот визит до лучших времен, то есть до того момента, когда сама смогу сесть за руль. Очень было любопытно, что же, черт побери, им от меня надо, когда и где я перешла им дорогу? Магические косточки выдали следующую информацию: 9+36+17 — «Страсть глупцов — поспешность: не видя помех, они действуют без оглядки». Понятненько… Я решила прислушаться к совету косточек. Они старше и мудрей. Потом позвонила Кире и заказала информацию на малиновую «Ауди». Может, они из одной «конторы»? Сама я в этом почти не сомневалась. * * * Дальше шел визит к Виктору Ивановичу. Поскольку я ожидала, что он может просто не открыть дверь, пришлось заранее обдумать план вторжения: я запаслась кое-чем, что должно было сделать его более словоохотливым. — Кто там? — голос звучал недовольно. — Виктор Иванович, голубчик, вы меня, к сожалению, не знаете. Правда, видели один раз. Я хорошая знакомая Нины Еремеевны. — А я здесь при чем? Открывать он и не думал. — Вы ни при чем. Просто я хотела поговорить с вами о ее маленьких тайнах, про которые никто, кроме меня и вас, не знал. В ответ тишина. — У меня с собой бутылочка бренди. Посидим, помянем и поговорим. Снова тишина, потом я услышала, как открываются многочисленные замки. — Проходите. Вот вам мои тапочки. Извините, конечно, но лишних у меня нет. — Да нет, спасибо большое, я обойдусь. У меня ноги немножко отдохнут. Терпеть не могу надевать тапочки после кого бы то ни было. Правда, уже через минуту я пожалела, что отказалась: уж очень грязен был пол. Но пройти в туфлях я не решилась. — Вас как зовут-то? — спросил Виктор Иванович. — Иванова Татьяна Александровна, можно просто Таня. — Понятненько. А меня Виктором Ивановичем зовут, хотя вы, кажется, уже знаете. — Вообще-то да, — улыбнулась я. — А вы не из милиции случайно? — Нет. Я не из милиции. — А почему же вам про Нину Еремеевну поговорить с совершенно незнакомым человеком вдруг захотелось? — Знаете, Виктор Иванович, мы с вами в чем-то очень похожи. Я ведь жутко любознательная. Это безумно понравилось Виктору Ивановичу. Он заулыбался и спросил: — Неужели из простого любопытства вы на бренди разорились? — Вообще-то всегда приятно пообщаться с таким человеком, как вы. Виктор Иванович просто расцвел. — Но я буду до конца честной с вами: я частный детектив. Мое признание не привело его в восторг, поэтому я поспешно сказала: — Вы не думайте, о нашем разговоре ни одна живая душа не узнает. Я ведь и ввязалась в это исключительно из любопытства. Правда! При этом я одарила его такой улыбкой, перед которой, по моим расчетам, не смог бы устоять ни один мужчина. — Ну, ладно. Поверим на слово. Наверное, мысль о бренди все-таки грела его душу. Виктор Иванович провел меня в комнату. В ней, кроме дивана, двух кресел и журнального столика, пожалуй, ничего и не было. А вот к электронике Виктор Иванович питал, похоже, особую любовь: японский телевизор, видеомагнитофон… На этом фоне странно выглядели старенький многоканальный радиоприемник, который стоял на журнальном столике. В дальнем углу комнаты за ширмой помещалась маленькая мастерская с лампами дневного света. Видимо, хозяин увлекался радиотехникой. — Вы пока посидите в кресле. У меня по распорядку разминочка небольшая. Эта самая «небольшая» разминочка заняла целых полчаса. И, что самое интересное, такой вид гимнастики мне был абсолютно не знаком. Суть ее состояла в том, что этот странный господин сидел неподвижно в позе лотоса и только руками разводил. Как потом выяснилось, он таким вот образом загребал совершенно ничейную космическую энергию, которой, по его словам, во Вселенной пруд пруди. Я все это время обозревала обстановку да прессу, лежавшую на журнальном столике, изучала. За поглощением космической энергии последовал контрастный душ, без которого Виктор Иванович, по его собственным словам, просто жить не мог. Это заняло ровно пятнадцать минут. Надо было хоть как-то развлечься. Телевизор включить в отсутствие хозяина я не решилась, поэтому принялась крутить тумблер допотопного радиоприемника, позаботившись, чтобы звук был едва слышен. И тут я просто обалдела… — Оксаночка, твоей бабушке бы совсем не понравилось, что ты не готовишься. Тебе же скоро экзамены сдавать! — Ой, теть Вер, да сдам я эти дебильные экзамены. Не волнуйся. — Ну, не знаю. В наше время поступить куда-нибудь так тяжело, а ты лентяйничаешь. Я поспешила выключить радиоприемник, опасаясь, что Виктор Иванович услышит. Это мне было совсем ни к чему. «Отпад, — подумала я, — он еще и подслушивает! Вот бы жильцы порадовались, если бы узнали! Но нельзя показывать виду, что мне это известно. Во всяком случае, пока». Я взяла газетку, которая валялась рядом с приемничком. Бодренький Виктор Иванович с мокрой шевелюрой вышел из душа, напевая какой-то современный мотивчик, и включил фен. Волосы он сушил тоже четверть часа. И не просто сушил, а тщательно укладывал. Я молча ждала. Каждый сходит с ума по-своему, как считает нужным или как ему удобнее. Трудно было только удержаться от смеха, глядя на все эти чудачества, и не взбеситься от такой бездарной потери времени. Но одно я знала наверняка: обидеть Виктора Ивановича мне никак нельзя. И выводить его, голубчика, на чистую воду вообще надо чрезвычайно осторожно. Совсем не простой субчик. Наконец все ритуалы были выполнены, и он пригласил меня в кухню, чтобы помянуть старушку. * * * — Ну, Татьяна Александровна, рассказывайте, что вас ко мне привело. Я вообще-то редко пью днем. У меня, знаете ли, очень строгий режим. Абсолютно все я стараюсь делать по часам. Это продлевает жизнь. Вот вы, к примеру, знаете, как правильно душ принимать? Вообще-то я, по наивности, всегда считала, что душ принимать умею. Оказалось, я в этом деле сущий профан. — Надо… Виктор Иванович с воодушевлением принялся мне объяснять, сколько секунд надо держать под душем левую пятку, сколько правую, с какой из них целесообразнее начинать. И так со всеми частями тела. У меня крыша поехала. — Так это еще запомнить надо! — Это несложно запомнить. Со временем само по себе придет. — И вы что же, время, что ли, засекаете? — А ка-ак же! Обязательно. Кладу часы на полочку и поглядываю. Правда, у меня уже как бы внутренние часы работают. Это он произнес очень гордо. — Да, так вот: хоть днем я редко пью, но вам почему-то не могу отказать. Интуиция мне подсказывает, что мы с вами — родственные души. — Очень приятно это слышать от вас, — улыбнулась я и… не удержалась, съязвила: — Виктор Иванович, вы когда свое стотридцатилетие отмечать будете, помяните мою грешную душу. Сказав это, я сразу прикусила язык, но он, к счастью, отнесся к моим словам довольно спокойно, только с мягкой улыбкой произнес: — Все под богом ходим. Но, если вы не будете относиться к своему здоровью с должным вниманием, а со мной не произойдет какого-нибудь трагического случая, то так и быть, выпью. Радушный хозяин достал рюмочки, поставил их на стол. Извлек из холодильника яблоки, тщательно помыл их, потом еще обдал крутым кипятком. Я с любопытством наблюдала и тихо удивлялась: сама я никогда так не делаю. Не сразу, а после первой рюмочки, принятой, как положено, за знакомство, на столе появились колбаса и хлеб. Я мучительно раздумывала, как вызвать его на откровенность. И решила, что лучшее средство для этого, безусловно, подхалимаж. Мелкий. — Вы знаете, Виктор Иванович, я на поминках понаблюдала немного за вами и решила, что мне без вас просто не обойтись. Уж очень вы проницательны. — Я отхлебнула чуть-чуть из микроскопической рюмочки. У него от удовольствия аж щеки зарделись. — Это вы верно заметили. Уж такой я человек, все стараюсь замечать. Думаю — вдруг пригодится. — Ну неужели. Само собой. Никто ведь, кроме вас, и не заметил ни разу, что Нина Еремеевна носила эту подозрительную сумку. — Господи, Танечка, вы разве не знаете, что сейчас люди дальше своего носа не видят? И видеть не хотят. — Он вновь наполнил рюмки. — А мне вот стало интересно: для чего? для кого? Ведь сумку-то она в другой дом носила. Вот ведь как. А родственников у нее, кроме внучки и сына-алкаша, нет. — Мне это тоже интересно. И почему в такое позднее время? Правда? Ведь другие старушки в такой час из дому носа не высунут. Я, к примеру, в это время спокойно могу проветривать одежду, прогуливаясь в ней вокруг дома. И точно знаю, что никто об этом не узнает. У меня нет балкона, как и у вас, — соврала я. — Ну, это так, к слову. — А вы тоже так делаете, Танечка? — Как так? — Ну, насчет одежды? — А что тут особенного? — Я вас еще больше зауважал, Танечка. Вы совершенно неординарная женщина. Он совершенно отвлекся от интересующей меня темы и понес пургу про свой гардероб, который ценил невероятно высоко. Да, таких уникумов я еще не встречала. Упасть, не встать. — Господи, — счастливо улыбаясь, говорил уже изрядно захмелевший Виктор Иванович, — я и не думал, что когда-нибудь найду в этом вопросе единомышленника. На днях штопаю куртку из болоньи — очень приличная куртка, ей всего-то лет двадцать пять. Если бы ее мыши в гараже не прогрызли, она бы мне послужила еще лет тридцать верой и правдой. Так вот, штопаю я ее, а тут приходит один мой старый знакомый. Удивился и говорит мне: «Да выкинь ты ее, Витек, я тебе такую же дам, только новее». — Виктор Иванович тщательно прожевал колбасу. Потом продолжил задумчиво: — Я ему и сказал, что у меня тоже есть приличные вещи. Только я совсем не собираюсь их таскать повсюду. Не по магазинам же в них бегать. В грязных очередях тереться. Правда? Я кивнула. — А у меня, Танечка, знаете, есть такое шикарное пальто с каракулевым воротником, ну как раньше кагэбэшники носили, знаете? Или обкомовские работники. Я, тихо вздохнув, опять кивнула. — Хоро-ошее пальто. И шапка такая же. Раньше, знаете ли, умели вещи делать! А он мне говорит: «Так и носи. А то моль съест». Я, конечно, умолчал о том, что раз в неделю проветриваю вещи, гуляя в них. Разве ж он поймет? Только на смех подымет. Я это ото всех скрываю. Вам вот только и рассказал. Когда я пальто с шапкой проветривал, я и видел Нину Еремеевну с этой сумкой. Вот так. Он замолчал, разглядывая рюмку с янтарным напитком. Я постаралась сдержать вздох облегчения. — Не знаю, что она туда носила, подъезд темный, без единой лампочки. — Тоже в вашем доме? — Не-ет, не в нашем. Если хотите, я вам покажу. — Вы мне просто номер дома назовите. Он назвал, объяснил, в каком подъезде. — А этаж? — Этаж не знаю. Темно было, и я не пошел за ней. А больше случая как-то не представилось. А вы мне потом расскажете, что она все-таки носила? — Обязательно. Ведь без вас я бы ни до чего не докопалась. Опять вынужденный подхалимаж! Теперь предстояло самое сложное: расспросить про убийство. — Виктор Иванович, а в тот роковой вечер вы тоже видели Нину Еремеевну? — Да. — Это было сказано так решительно, что мне показалось, он старается не дать себе передумать. — И убийц тоже видел. Правда, описать не могу: они были в масках. А мне пришлось спрятаться: не показываться же в зимнем пальто. Вот вам я могу сказать об этом, поскольку мы с вами родственные души. А другие засмеют. Рано или поздно, этот факт все равно бы наружу выплыл. Я имею в виду пальто. Из-за этого мне и пришлось скрыться с места преступления. Мне невольно пришла в голову мысль, что, если бы Виктор Иванович душным летним вечером предстал в своем пальто с каракулевым воротником перед преступниками, убийцы бежали бы сломя голову и думать забыли бы о своих черных замыслах. Вслух я этого не произнесла. Еще обидится! — Было бы здорово понаблюдать за этой квартирой, — сказала я, будто бы сама себе, на самом деле рассчитывая на уникальные способности Виктора Ивановича проникать в чужие тайны. — Может, там я смогу найти объяснение этого убийства. — Я была почти уверена, что мой собеседник не устоит перед возможностью удовлетворить свое любопытство. — Ой, Танечка, к слову будет сказано, тут бы я смог вам помочь. Я ведь часто людям помогаю. Я сделала удивленные глаза: — Каким образом? Он встал, прошел в комнату и принес оттуда несколько совершенно уникальных вещиц. Уж я-то с такой аппаратурой знакома, и то удивилась. — Вот, — произнес гордо Виктор Иванович, — этого вы не найдете нигде. Я сам сделал. Этот тройник, если включить его в сеть, работает как радиопередатчик. Ему не требуются батарейки. В нем миниатюрный трансформатор. И радиус действия весьма приличный, не то что всякая импортная дребедень. А вот еще. — Он протянул мне видеокассету. — В подкассетник вмонтирована видеокамера, она позволяет передавать изображение с хорошим качеством и на большие расстояния на одном из дециметровых каналов. Я просто обалдела. Я ведь только хотела его расколоть на предмет прослушивания квартиры Нины Еремеевны. Только вот не рассчитала и начала слишком издалека. И не прогадала. — Виктор Иванович! Вы же просто самородок. Прямо мастер Левша. — Я с любопытством рассматривала прибор. — Ну, так… У меня и клиенты свои имеются. Тоже частные детективы, как вы. Может, со временем и вы моим клиентом станете? — Вполне возможно. Я такого еще и не видела. Вот кассету я, пожалуй, у вас купила бы, если вы не против. — Какие вопросы, Танечка, берите, а о цене потом сговоримся. Он объяснил мне, как производить подзарядку акккумуляторов. — Хватает на двое суток непрерывной работы. — Великолепно. Имея такую аппаратуру, Виктор Иванович, грешно не знать, что ваша соседка творила такого, за что ее могли убить. — Ой, Таня, это совсем непонятная история. Дома она про свои дела никогда не говорила. — А вы, значит, слушали ее иногда? — Я изобразила изумление. Он немного засмущался, однако быстро взял себя в руки: уж кто, как не частные детективы, постоянно прибегает к подобным мерам. Виктор Иванович знал, что у меня-то точно нет морального права судить его. — Да, было дело. Но ничего достойного внимания услышать не удалось. Одна музыка никчемная. То ли дело, к примеру, песенка про черного кота! Виктор Иванович, невзирая на полное отсутствие музыкального слуха, запел: Жил да был черный кот за углом, И кота ненавидел весь дом… У меня даже уши, пардон, в трубочку свернулись. Наконец Виктор Иванович умолк и вновь наполнил «наперстки»: — А давайте, Танечка, за успешное распутывание дела рванем? От такого трудно было отказаться. — С удовольствием. Зажевав глоток бренди очередным яблоком, я поднялась. Все, что мне надо было узнать, я узнала. Теперь пора отправляться в тот самый дом, в тот самый подъезд. — Танечка, разрешите мне помочь вам. Уж больно вы мне понравились. — Спасибо, Виктор Иванович. Вряд ли вы сможете мне чем-то помочь. — Ну, не скажите. И он изложил свой план, простой, как все гениальное. Я только диву давалась: такой талант пропадает. * * * К тому дому мы пошли с ним пешком. Это оказалось совсем рядом. Виктор Иванович кивком головы указал мне подъезд и остановился, а я направилась к своему любимому источнику информации: бабулькам, которые денно и мощно бдят, сидя на лавочке. Виктор Иванович отошел в сторонку, как было задумано. Бабушки обозрели меня с ног до головы. Я вежливо поздоровалась с ними. Внезапно из окна пятого этажа вылетела алюминиевая кружка и шмякнулась неподалеку от меня. На ногу мне брызнул кипяток. Я едва не завизжала от боли. На асфальте растеклась лужа. От нее еще шел пар. Старушки разом взвились. Одна из них закричала дурным голосом: — Вот сволочи! Подонки! Это вы че ж творите? Управы на вас нету! Что ж вас господь-то не приберет? Хорошие люди мрут, как мухи, а этим — хоть бы что. Скоты поганые! Другая кинулась ко мне: — Больно, девушка? — Есть немного. Я просто не ожидала. Она осторожно потрогала место ожога: — Давай-ка, милая, я тебе маслица облепихового принесу. Помажешь — враз как рукой снимет. — Да нет, не надо. Спасибо большое. Так пройдет. — А от них, паразитов, уж и не знаешь, чего ждать, — продолжала возмущаться старушка. — Уж сколько раз милицию вызывали, а толку никакого. Не хотят они с ними связываться. Может, платят они им, кто их знает. Это ж опять небось варили отраву свою, чтобы в вены запускать. Наркоманы у нас в этой квартире живут. Никакого спасу от них нет. Вот беда-то. Дети-то все видят. А у нас в подъезде в каждой квартире по ребенку. Беда прямо. Что бог ни делает, все к лучшему. Как безвинно пострадавшая я оказалась в центре внимания. Бабушки мне очень сочувствовали и наперебой предлагали свою помощь. Очень мне это было на руку. — А это, случайно, не к ним старушка банки-то все носила? Вы не видели? — Я видела, — сказала бабушка в белоснежном платочке и в очках с толстыми линзами. — Я завсегда поздно мусор-то выношу. А я живу тоже на пятом этаже. Открываю дверь, а она к ним звонит. У нас в подъезде-то темно, так я свет в прихожей и не выключаю, когда с мусором иду. Во-от, открываю я, значит, дверь, а она к ним звонит, а потом стучит так по-чудному: «Тук-тук, тук-тук-тук». Мне аж интересно стало. Прямо как в кино про шпионов. Я, правда, только два раза ее видела. Еще удивилась тогда. Надо же, — думаю, — они жизнь свою задарма прожигают, а бабка им еще и пожрать носит. Сумка-то увесистая была. С едой, наверное. Я так подумала. — А почему вы подумали, что в той сумке еда была? — А че ж еще? Банки там были. И мне показалось, что с огурцами. — Как же вы разглядели, если было темно? — А у меня в прихожей лампочка-то яркая. — Зачем она им их только носила? — вмешалась старушка, которая представилась мне Марией Ивановной. — Они вон то и дело огурцы в мусорку выбрасывают, а банки сдают. Зря только продукты переводила. Так. Кое-что мне стало очень даже ясно. Но… При чем тут огурцы? Я решила еще попытать бабулек. Даже свое липовое удостоверение им продемонстрировала, только попросила никому об этом не говорить. — Да что ты, доченька! Если ты поможешь нам от них, иродов, избавиться, мы ж тебя век не забудем. Это ж не жизнь, а наказание в одном подъезде с такими-то оказаться. — А кто живет этажом ниже их? — поинтересовалась я. — А вот Мария Ивановна и живет, — старушка в белом платочке кивнула на свою соседку по лавочке. — Мария Ивановна, вы согласитесь мне помочь? * * * Производственное совещание на лавочке прошло успешно, и теперь Мария Ивановна в сопровождении Виктора Ивановича и меня бодренько взбиралась по лестнице, даже про ноги больные забыла. На четвертом этаже я остановилась. Тут будет мой наблюдательный пункт. Мне в этом мероприятии отведена очень даже скромная роль. А старушка поднялась на пятый и забарабанила в дверь: — Откройте немедленно, вы ж меня пролили! Весь потолок на кухне испортили! За дверью молчали. Но старушку это ни капельки не смутило. Как она мне сама же и сказала, в этой квартире никогда не открывали дверь кому попало. Поэтому Мария Ивановна вдохновенно продолжала импровизировать: — Я слесаря привела. Пусть ваши трубы проверит. Может, течет какая? Сколько ж мне терпеть можно? Не откроете — с милицией приду, окаянные! Это возымело действие. * * * Через несколько минут мы спускались по лестнице, и невероятно довольный собой Виктор Иванович докладывал: — Все, Танечка, тройник в розетке. Теперь вы можете их слушать, когда захотите, хоть из собственной квартиры. — Он протянул мне миниатюрный радиоприемник и наушники. — Это уж вы лишку хватили. Переоцениваете, по-моему, возможности своего изобретения. Я ведь в центре города живу. — Ни капельки! — возмутился он. — Увидите сами. Это же не просто подслушивающее устройство, а радиопередатчик. Я же вам говорил. Я в таких тонкостях не слишком-то разбираюсь, так что спорить не стала. — Ну и обстановочка в этой квартире! Вы бы только видели! Запах такой, что я чуть не задохнулся. Кошмар! Сразу ясно, что там наркоманы живут. Эта Лена зеленая вся, почти прозрачная, а глаза… Знаете, Таня, такие пустые у нее глаза! Почему, интересно знать, милиция их не арестует? Ведь заявление-то, — старухи говорят, — на них не раз писали. — И что, по-вашему, им можно инкриминировать? Употребление наркотиков у нас сейчас не запрещено. Для того чтобы их арестовать, надо либо найти у них приличное количество зелья, либо накрыть их, когда они его другим продают. А это не так-то просто, как кажется. — Ну дела-а! Выходит, что Нина Еремеевна… — Выходит, что так, любезный Виктор Иванович. Счастливо вам, до свидания! — Я уже собралась опять к своим старушкам, чтобы еще кое-что у них выведать, но он меня окликнул. Похоже, ему совсем не хотелось со мной расставаться. Наверное, решил договориться о том, когда я за видеокассету расплачусь. — Таня, не знаю, когда мы теперь с вами увидимся, а я хотел бы сделать вам небольшой подарок. Вы не против? Прелестно! Это уже кое-что! Значит, я все-таки произвела на него должное впечатление. Кто же от подарка откажется? Я согласилась. Он достал из обтерханной сумки, перекинутой через плечо, ручку и протянул ее мне. — Вот, Таня, уважьте, возьмите на память. Это не совсем простая ручка. Все, что вы ею напишете, исчезнет на свету. Может быть, вам пригодится когда-нибудь. С виду ручка как ручка. Красивая, правда. Массивная. Но я люблю необычные вещи. Я попробовала ее в действии и в очередной раз поразилась: какой талант пропадает! Поблагодарив Виктора Ивановича, я убрала ручку в сумочку. — Тань, не могли бы вы мне дать номер своего телефона, так, на всякий случай? Вдруг у меня еще что-нибудь новенькое появится, я имею в виду, из спецаппаратуры. Я, честно говоря, подумала, что он просто боится, как бы я его с деньгами за видеокассету не кинула, и дала номера домашнего и сотового. Только потом я поняла, что зря так плохо о нем подумала. — Если что понадобится, я всегда к вашим услугам. — Он галантно поцеловал мне ручку. На том мы с ним и расстались. Очень интересный типчик. Я таких еще и не встречала в своей жизни. Глава 7 «Накрась губы гуталином» Я вернулась на лавочку. В этом странном деле мне везло со старушками. — Вон, видишь, идет? С виду такой парень приличный, а тоже туда ныряет постоянно. Я посмотрела в ту сторону, куда показывала моя собеседница. К подъезду шел высокий статный паренек, вполне прилично одетый. В квартире наркоманов он пробыл совсем недолго. — Доченька, нам тебя, наверное, сам бог послал. Сколько воюем, и хоть бы что. Дай тебе господи сил и здоровья. — Вы рано меня благодарите. Мне еще так много надо узнать, а это совсем не просто. — Ты не сомневайся, мы тебе поможем. Только избавь ты нас от этой заразы. — Я постараюсь. Но ведь вы знаете больше, чем я. — А ты спрашивай, доченька, спрашивай. Мы все, что знаем, скажем тебе с удовольствием. Про Нину Еремеевну им ничего, кроме того, что я уже от них узнала, известно не было. Но я не сомневалась, что те двое в масках, которые убили ее, тоже как-то связаны с этим домом. Уж очень все складно получалось: из пункта «А» в пункт «В» старушка несет таинственные банки, причем теперь в общем стало понятно, что в них могло быть. Надо только выяснить, как в банке с огурцами можно спрятать наркотики? Хотя мне и это не нужно. Вот добраться бы до Серого и Косого. Они, скорее всего, узнали о миссии Нины Еремеевны и решили взять бесплатно то, на что надо тратить большие деньги. Найду их, они сами все расскажут. А ведь, может быть, это хозяева притона «подкалымить» решили? А ты, Танюша, все уже точки над «i» расставила. Жаль, нет возможности косточки бросить. Уж они-то мне точно помогли бы. Ладно, отработаем все версии. — А вы не заметили, не ходят сюда два парня?.. — Я назвала их приметы и клички. — Ой, доченька, и кто только сюда не ходит! И эти, про которых ты спросила, тоже бывают. Тут ведь поневоле всех этих наркоманов знать будешь, — сказала старушка в белоснежном платочке. Звали ее Вера Кирилловна. — Да-да, — подтвердила и Мария Ивановна. — Они завсегда вместе приходили. Иногда тут вот на лавочке сидели. И называли друг друга именно так, как ты сказала: Косой и Серый. Правда, последние несколько дней их что-то не видно. — Понятно. А про то, где они живут, эти парни случайно ни разу не обмолвились? — Обмолвиться не обмолвились, но мы примерно и так знаем, откуда они. У нас ведь в округе все почти друг друга знают. Вроде как во-он из той девятиэтажки. — Мария Ивановна указала в сторону моста через железнодорожное полотно. — Да не-ет, ну что ты человека с панталыку сбиваешь? Они во-он из того дома сюда ходят. — И Вера Кирилловна указала совсем в другую сторону. Одним словом, помогли, чем могли, а разбираться все равно самой. Однако спасибо и на том. У меня был к старушкам еще один вопрос: — А не скажете, мусор у вас после пятницы вывозили? Ведь раз огурцы выбрасывались, они могли быть бутафорскими, своего рода контейнерами. — Вроде да, — сказала Мария Ивановна. — Точно, точно, увозили. Вчера сама видела, — добавила Вера Кирилловна. Я все-таки на всякий случай решила обследовать мусорные баки. Вдруг повезет! Контейнеры помещались в глубине двора соседнего дома. Вонь около них стояла такая, что меня чуть не стошнило. А вот дворовые собаки обследовали их с явным удовольствием. Пришлось разогнать конкурентов. Лохматая бежевая собачонка на трех ногах вообще не хотела сдавать свои позиции. Она, наморщив нос, злобно рычала в двух шагах от меня. Не обращая внимания на ее угрозы, я собрала в кулак всю свою силу воли, опрокинула контейнер и стала ворошить его содержимое палкой. В куче мусора того, что мне хотелось найти, не было. Огурцы-то валялись самые обыкновенные, выбросили их, вероятно, просто потому, что они испортились. Пришлось опрокинуть и второй контейнер. Тут мне повезло больше. На самом его дне, в углу, зацепившись за сварной шов, лежал огурец, который показался мне ценной находкой. — Это вы что же делаете, женщина?! Как вам только не стыдно? За это же детей ругают. Мужчина в спортивных штанах с ведром мусора в руке укоризненно смотрел на меня. — Я вот сейчас милицию вызову. Я поспешно показала ему свои просроченные корочки: — Извините, я расследую преступление. Он, вздохнув, высыпал свой мусор и поинтересовался, кто же будет все это убирать. Я таки извлекла из мусорного бака тот огурец, и он оказался именно тем, что я искала. Это был вовсе не бутафорский, а самый настоящий огурец, выдолбленный изнутри и обработанный парафином. В нем спокойно можно было поместить герметически закрытый металлический или пластиковый контейнер с героином, замаскировать срез — и пожалуйста. Думаю, что так оно и было. Собаки несказанно обрадовались, что я не только не утащила у них из-под носа ничего вкусного, но и облегчила им поиски. Наверное, они были даже благодарны мне за помощь. * * * Намереваясь обмозговать все, что мне удалось выяснить, я вдруг вспомнила про пакетики с наркотиками, которые при мне принесла в отделение милиции крикливая дамочка. Может быть, одно с другим связано? Сама того не замечая, я рассуждала вслух. — Надо позвонить полковнику Григорьеву. Я набрала номер. — Григорьев слушает. — Сан Саныч, это я, Таня Иванова. — Танечка, приятно слышать тебя. Ну как твои успехи? Дело сдвинулось хоть немного? — Кое-что есть, но итоги подводить рано. Можно мне у вас кое-что спросить? — Спрашивай. Если не военная тайна, отвечу, — он засмеялся. — Хозяин наркотиков пока не нашелся? — Пока нет. А что, разве убийство старушки с этим связано? — Скорее всего, да. — И каким же образом? — Я не могу пока вам сказать ничего больше, я сама еще просто не знаю. Думаю, что старушка поставляла наркотики в одно уютное местечко на Курской улице. — Даже так? Таня, может, стоит нам еще раз встретиться? — Пока рано. Появится что-нибудь новенькое, я вам обязательно позвоню. — Ну что ж, и на том спасибо. Хоть маленькая, но зацепка. — Да. «Накрась губы гуталином». — Что, что? — изумленно переспросил Григорьев. Я засмеялась: — Это слова из песни «Агаты Кристи» о наркоманах. Не успела я спрятать сотовый в сумочку, как он зазвонил. Мой клиент интересовался подробностями расследования: — Танечка, мне, может быть, придется сегодня улететь из Тарасова по делам. Я бы хотел знать, как продвигаются наши дела. — Отправляйся спокойно по своим делам. К твоему возвращению я преподнесу тебе убийц на блюдечке. И вообще, это совсем не телефонный разговор. Если уж честно, его отъезд был очень кстати. Я просто решила сдать их в милицию, вспомнив об обещании Евгения оторвать головы убийцам. Вдруг еще есть надежда, что они перевоспитаются со временем. — А ты сейчас где? Все там же, в Трубном? — Это так важно? — Просто я хотел бы увидеться перед отъездом. Очень соскучился. Откажешь — умру с горя. Давай я подъеду к кафе на Курской. Ты ведь там? А я как раз поблизости. Минут через десять буду. Конечно, планы у меня были совсем другие, но я не смогла ему отказать. Может, человек, влюбленный, по его словам, как мальчишка, действительно соскучился? — Больше пятнадцати минут я ждать не смогу. У меня еще куча неотложных дел. * * * Кафе так кафе. Мне ужасно хотелось пить. В такую жару баловаться бренди — это и значит пренебрегать своим здоровьем. Вот и пришел час расплаты: жажда и голова вот-вот разболится. Я заказала апельсиновый сок и, не спеша потягивая его через соломинку, слушала ту пресловутую квартиру. Даже за короткое время я узнала довольно много. Во-первых, всем клиентам они отказывали. — Ну что же делать, Лена? Ну выручи, — взывал невидимый мне покупатель, судя по голосу, подросток. — Затарабанил. Сказала же: ничего нет. В пятницу будет. Вот тогда и приходи. — До пятницы еще дожить надо. — Это твои проблемы. Чеши, давай, к мамке. Похожих разговоров я наслушалась вдоволь. Из этого я сделала вывод, что хозяйка квартиры к убийству Нины Еремеевны не причастна. Слышала я еще и разговор Лены со своим сожителем, который, по словам старушек, доживал последние деньки: — Ленка, как мы до пятницы протянем? У тебя что, вообще ничего нет? — Помереть я тебе не дам, конечно. А вообще-то, лихо нас кинули. Во-вторых… Это уже совсем интересно. Как я пожалела, что ушла от того дома! Но что поделаешь, не судьба. Не бежать же сломя голову обратно. Все равно я их уже не застану. Может, старушки проследят, куда они пойдут. Дело в том, что торговую точку посетили-таки Косой и Серый. Что же получается? Если они убили поставщицу и забрали товар, то зачем им-то понадобилось зелье? Стоп! А может быть, они все правильно рассчитали? Ведь было бы подозрительно, если бы они сразу после убийства перестали приходить за наркотиками! Моя голова напрочь отказывалась соображать, и я достала кости. — Помогите разобраться, косточки. 36+20+12 — «Ваши соперники заманят вас в ловушку притворной дружбой и ложным интересом к вашим успехам». — Значит, все-таки вот так? За апельсиновым соком и прослушиванием квартиры наркоманов я не заметила, что прошло уже более получаса. Евгений Петрович так и не появился. * * * Вздохнув, я поднялась и вышла из кафе, решив вернуться к старушкам и спросить, не пронаблюдали ли они за Серым и Косым. Ко мне подошли сзади и закрыли глаза ладонями. Я поспешно выключила приемник и резко повернулась. Евгений улыбался. Убрав наушники в сумочку, я возмущенно спросила: — И это называется пунктуальностью? — Прости, Танечка, дела задержали. Музычку слушаешь? — Он кивнул на приемник. — Приятное с полезным сочетаю. — Здорово. Давай вернемся в кафе и поговорим. Тебе что заказать? — Закажи сок. Он заказал сок нам обоим, усадил меня, потом сел сам. Но я все еще злилась. — Какая галантность! — Не сердись. Давай кое-что обсудим. Я сегодня по делам в Алма-Ату улетаю. Могу тебе помощников дать, чтобы поскорее это дело раскрутить. Что ж, понятно, лишние деньги никому платить не хочется. Клиент заинтересован в том, чтобы поскорее завершить расследование. Только мне не нужны никакие помощники. Во-первых, я люблю работать одна. Во-вторых, я уже практически у цели и лавры ни с кем делить не собираюсь. Я так прямо об этом и сказала. — Я уже знаю, кто убил Нину Еремеевну. Мне осталось только найти убийц. Рассчитываю сделать это сегодня. В крайнем случае — завтра. Я не стала описывать ему приметы преступников, отрезав, что клиенту это знать совершенно необязательно. — Наберись терпения. Евгений предложил подвезти меня, но я отказалась, идти мне было недалеко. * * * Я так и не поняла, зачем ему понадобилась эта встреча. Получалось, что лишь для того, чтобы вытащить из меня остальную информацию. Большую ее часть я уже разболтала в приливе чувств. На этот раз про любовные признания Колокольцев как-то подзабыл. Что-то мучило меня, какая-то неоформившаяся мысль. Мне казалось, что в нашем разговоре с Евгением я упустила что-то очень важное. Я медленно брела, размышляя и сопоставляя факты. Машинально достала зеркальце и губную помаду. И тут мое внимание привлек мужчина в футболке и в шортах. Он старательно делал вид, что идет по своим делам. Только меня обмануть не так уж просто. Еще слабо надеясь, что я ошибаюсь, я села на первую попавшуюся лавочку. Он скрылся за углом дома. Итак, что мы имеем? Очень даже много имеем. И, похоже… О боже! Только не это. Но ведь с утра «наружки» не было, я в этом просто уверена. А появилась она лишь тогда, когда мне почти все стало известно. И я об этом сказала… Нет, этого не может быть!.. Хотя кости так не считают. Глава 8 Госпожа удача — Проверим, по мою ли ты душу, голубчик. Если это так, то тебе не повезло. На всякого мудреца довольно простоты. Начинаю бесцельно бродить по микрорайону, внезапно меняя направление, останавливаясь. — Все-таки ведут!.. Ладно. Тебе же хуже. Не знаешь ты еще, дружок, Таню Иванову. А не зная броду, не лезь в воду. План на данном этапе очень прост: оторваться от преследователя. Трубный район для меня как дом родной, я тут прекрасно ориентируюсь и все места, где можно уйти, знаю очень хорошо. Сначала веду его на четвертый жилучасток, причем пешком. Мне это — раз плюнуть, а вот с непривычки тяжеловато. Я, конечно, не знаю еще, насколько он выносливый, но по виду на спортсмена не тянет. Невысокий, брюшко намечается. Такие обычно страдают одышкой. Надо его как следует потаскать, оплывший ливер порастрясти. Иду быстро, почти бегу. Он, бедняжка, с трудом за мной поспевает. У меня ноги длинные и тело тренированное. Скачу себе зайчиком и в ус не дую. На четвертом сворачиваю за гаражи и брожу среди них, как будто бы бесцельно. Так это выглядит со стороны. На самом деле я жду, когда клиент созреет: устанет как следует, и бдительность его притупится. А еще — появится раздражение… Там и давление поднимется, и ему станет совсем плохо. Вот такая я вредная. Пускай я потеряю время, но конкурирующая фирма, наступающая на пятки, мне нужна, как козе баян. Итак, пора: ускоряю шаг, держа курс на базарчик. Жители Трубного района называют его «Шариком». Быстрое перемещение в толпе должно окончательно сломить волю моего преследователя. Почему я сразу решила, что он слабак? Да потому, что раз наняли меня, значит, самим дело не по плечу, значит, не профессионалы. Но в толпе скинуть его не удалось. Цепкий оказался, зараза. Ну, не страшно. Сюрприз напоследок я ему приготовила. Вхожу в ворота и, потолкавшись меж прилавков, съев по пути мороженое, направляюсь в общественное место, куда моему преследователю путь закрыт. Даже если нужда припрет, ему все равно придется идти в другую половину, где на двери буква другая. Он, конечно, уверен, что из кабины мне другого выхода нет, кроме как через дверь. И совершенно напрасно. Одна стена женского туалета является как бы частью бетонного забора. За ним — железнодорожные пути. Но нырнуть в туалет мне не удалось. Только я взяла за ручку двери, как она распахнулась и я нос к носу столкнулась со своей подругой, Ленкой-француженкой. Ну, повезло. Пока я буду разбираться с назойливым сопровождающим, она выполнит часть моей работы. В ее согласии я почти не сомневалась. Ленка жутко любознательная и ради того, чтобы разузнать о моих делах, обычно хоть к черту на рога отправиться готова. — О господи, Таня! Как ты меня напугала. — Сейчас еще больше напугаю. Слушай меня внимательно… — Но я ничего не успела сказать: Ленку окликнули: — Елена Михайловна! Здравствуйте. К нам подошли два рослых парня. Оба светловолосые, довольно приятной наружности. Точнее, смазливые. Только у одного из них, как мне показалось, глаза были разные. Присмотревшись повнимательнее, я поняла, что так кажется из-за того, что зрачок правого глаза у него как бы растекшийся. Одеты они были в спортивные майки и шорты. Сначала мне показалось, что оба пьяны. Глаза какие-то странные. Я старательно принюхивалась, но ничегошеньки не унюхала. Вроде и упрекнуть ребят было не в чем, а раздражали они меня ужасно. Главное, мне не нравилось, что они беспардонно влезли в наш разговор. У меня же все-таки срочное дело. Ну, ничего, надо спокойно дождаться, когда они выскажутся и удалятся. Один из них молчал, зато другой рассыпался мелким бисером. Ленка сразу растаяла: — Сереженька, мальчик, как я рада тебя видеть! Ну как твои дела? Где ты, как ты? Как же давно я вас всех не видела! Боже мой! Какой ты стал взрослый. И красивый. У меня и на нее зуб появился. Тоже мне, внимательная подруга! Видела же сама, что я спешила ей сообщить нечто важное. Могла бы отделаться от них побыстрее. — Растем, Елена Михайловна. У нас в классе почти все уже переженились. А вы все там же, в пятой школе? Лично меня его развязность просто бесила. А драгоценную Елену Михайловну, по-видимому, нисколечко. Она вовсе не спешила закруглить разговор. — А где ж еще мне быть? Я там корни пустила. У меня куча новых балбесов, похлеще, чем вы были. Я как раз оттуда. Смотр кабинетов сегодня устроили. Зашла сюда чебурек купить. Есть хочу — умираю. Выражение «краткость — сестра таланта» уж точно не про мою подругу, особенно когда речь зайдет про ее любимую работу. Будь она неладна! — Давайте я вас угощу. Ленка рассмеялась: — Ну что ты, Сережа. На чебуреки моей зарплаты хватает. Спасибо. Я молча жду, пока люди наговорятся. Что поделаешь? Не надо гневить судьбу. И так повезло. Туалет никуда не сбежит. Жалко только, что преследователь отдышаться успеет. Зато пусть думает, что я как бы ничего не подозреваю. — Елена Михайловна… Он берет ее за руку, и я вижу… Часы… — Ты извини, Сережа, меня подруга ждет. У нас срочный и важный разговор. Слава богу, вспомнила про меня. Надо же! — Счастливо вам, Елена Михайловна. Он уже повернулся, чтобы уйти. И вдруг, словно в голову ему пришло нечто очень и очень важное, вновь окликнул ее: — Елена Михайловна, за всех сказать не могу, но я и мои друзья вас помним и любим. Спасибо вам за все. — П-пошли, Серый. Человек же т-торопится. Вот это да! Просто неслыханно! Похоже, что сегодня мой день. Это же один шанс из тысячи! Спасибо Ленке за ее словоохотливость. Что бы я без нее делала? Я же их нашла! А могла бы потратить гораздо больше времени, не заведи она с ними разговора. Стоят передо мной, голубчики, и ничегошеньки не подозревают. Уверена, что это те самые Косой и Серый, которые убили Нину Еремеевну и похитили сумку с огурцами. Во всяком случае, приметы сходятся: один заикается, у другого часы на правой руке, а значит… Ну, да, левша, конечно же. Почему я решила, что это именно они? Да просто потому, что, когда ведешь расследование, всех начинаешь подозревать, а тут такое совпадение. Совершенно невероятное. Раз в жизни бывает. Друзья заруливают в другую половину того самого заведения, куда я так спешила. — Где живет этот Сережа, — скороговоркой шепотом спрашиваю подругу, — знаешь? — Проспект Тружеников, шестьдесят, квартира номер двадцать восемь, — как на экзамене, четко рапортует Ленка. Несколько минут назад я хотела просто отправить ее побеседовать с «бдящими» бабами у подъезда. Теперь Ленке предстояло сделать кое-что посложнее. Объяснив, что от нее потребуется, я спокойно зашла туда, куда давно уже собиралась. В этом заведении было маленькое окошко под самым потолком. Высоковато, конечно, но не для Тани Ивановой. У меня всегда с собой подручные средства: веревка и маленький крюк. Мой вес он выдерживает — проверено, и не один раз. А из окошка я приземлюсь уже за забором. Тому, кто вел меня, понадобится не меньше десяти минут, чтобы только обежать этот самый забор. Даже если он и увидит, как я выпрыгну в окно. Забор-то для такого коротышки явно высоковат. Ему, бедолаге, уж точно свое брюхо на такую высоту не затащить. А мне этих самых десяти минут хватит, чтобы добежать аж до китайской границы. Со всех ног мчусь к Марии Ивановне. Или к Вере Кирилловне, неважно. Надеюсь, что они так рано свой пост не оставили. А если оставили, значит, дома сидят, и я их все равно найду. * * * — Бабулечки, милые вы мои, у кого из вас есть дециметровый канал? Бабушки опешили немного, судорожно пытаясь вспомнить, что это такое. — Бабулечки, ну, блок ДМВ есть у вас или нет? — Это в телевизоре, что ли? Я быстро закивала: — Да-да. — А-а, ну так бы сразу и сказала. Внучек у меня этим увлекается. День и ночь телевизор смотрит. А по этому самому диметровому каналу-то одни глупости и кажут, — высказалась Вера Кирилловна. — А зачем он тебе? — Вера Кирилловна, голубушка, скорее к вам. Мне срочно этот самый канал нужен. — Дык внука-то дома нет, а я настраивать не умею. У нас антенна-то — горе одно. Он на нее банок из-под пива понавешал, говорит, что так лучше кажет. И уж вертит там чевой-то, вертит каждый раз. — Не беспокойтесь, я разберусь. Кирилловна нехотя встала. Все-таки наркоманов на чистую воду выводить — это одно дело. А глупое кино смотреть — это совсем другое. По ее мнению, недостойно звания детектива (милиционера то бишь) такой ерундой заниматься. — Ой, ноженьки мои. И зачем только это тебе надо? Иду только потому, что ты нам, доченька, слава богу, помочь обещала. А раз так, то и я уважу. * * * Благо дома у нее никого не было. Уже поймав нужный канал, я подумала, что гораздо проще было бы услугами Виктора Ивановича воспользоваться. Впопыхах я о нем и не вспомнила. Может, и к лучшему: у него, наверное, по плану танцы в клубе или еще что-нибудь, такое же неотложное. Видимость нулевая. Но так и должно быть. Они пока в пути. Кассета в сумке. И Ленка говорит и говорит безостановочно, как я ее инструктировала. Ее голос — это маяк для меня. — Да ты лучше на другой канал-то переключи. Вишь, ниче не видать. — Вера Кирилловна, кажется, решила, что я развлекаться к ней пришла. Я по-быстрому ввела ее в курс дела, чтобы под руку не вякала. * * * — Ты уж извини, Сережа, что я к тебе так пристала, — распиналась Елена. — Ты понимаешь, фильм тут очень хороший, а к вечеру эта дамочка кассету у меня заберет. Она терпеть не может, когда ее вещи у кого-то находятся больше двух часов. С ней невозможно договориться. А я пока еще до своего дома доберусь… Сергей, как истинный джентльмен, просил ее не беспокоиться: — Ничего страшного, Елена Михайловна. Мы с другом все равно ничем не заняты. Наш рабочий день уже закончился. Спокойно пойдем ко мне. Предков дома не наблюдается. Так что никаких проблем. — А ты где работаешь сейчас? Парень усмехнулся: — Да у меня непыльная такая работенка: и времени свободного много, главное, платят неплохо. — Неужели бывает такая работа? Ребята дружно засмеялись: — А как же? — Вот бы мне такую! — Ой, Елена Михайловна, да вас разве от оболтусов ваших оттянешь. А мы с другом плату за торговлю на базаре собираем. — Вы, значит, рэкетиры? Так надо понимать? — Не совсем так. Мы же не сами по себе, мы на администрацию рынка работаем. Жизнь заставляет. А где еще работать, Елена Михайловна? Зарплата везде мизерная, да и ту не платят. На дядю пускай дураки пашут. А мы с Колькой лучше в тепле пересидим. А что это у вас за кассета? Тут даже Ленка, наверное, немного растерялась. Она, как, впрочем, и я, понятия не имела, что там, на этой самой кассете. Вот будет здорово, если там порнуха обнаружится. Впрочем, я надеялась, что друзьям все равно не доведется досмотреть ее до конца. — А что бабушка твоя, жива еще? — Елена, кажется, перебрала уже все возможные и невозможные темы. Они, вероятно, сейчас войдут в квартиру. Теперь ее задача навести парней на разговор о том, что интересовало меня. — Ребята, а вы не слышали про старушку, которую тут в парке неподалеку убили? — Слышали. У нас тут, как в большой деревне, слухи сразу разносятся. Все удивляются, зачем эта бабуська в такое время в таком безлюдном месте оказалась? А вы-то откуда знаете об этом? Ленка пропустила вопрос мимо ушей и продолжала гнуть свою линию: — Говорят, из-за наркотиков, которые она носила в притон, убили. С ума сойти можно: старый человек и вдруг такое. Ей о душе думать пора бы, а она наркотиками торгует. То есть, я хотела сказать, торговала. — Д-да ерунда в-все это. С-сплетни небось. М-может, н-не из-за н-наркотиков, — предположил молчавший всю дорогу товарищ Сергея. — М-может, ее п-просто ограбили. Четких инструкций мне давать подруге времени не было, но импровизировала она очень даже неплохо. «Молодец», — мысленно похвалила я ее. Главное — цель была достигнута. Это только и волновало меня на данном этапе. — Нет. Это уже известно. Моя подруга как раз это дело расследует. Поэтому я и в курсе. Старушку два парня каких-то убили. А они тоже наркотиками балуются и в этой самой квартире, куда она банки носила, часто бывали. Наконец-то они оказались в квартире, и моя Ленка пристроила подкассетник так, что лучшего и желать не надо было. Теперь я могла без труда обозреть жилище Серого и, главное, убедиться, что это тот самый Серый, которого я ищу. Правда, я и так была почти уверена: все приметы сходились. Жалко, что я не взяла с собой магнитофон, но кто же знал, что мой поход к Виктору Ивановичу увенчают такие важные события? Ленка вместе с парнями уселась на диван. — Только звук потише сделайте, ребята, а то оглохнем. — Это она тоже обо мне позаботилась. Молодец, Елена! — О господи, что ж я наделала! Какой ужас! Я же пакет с библиотечными книгами на прилавке забыла! Я скоро! Вы без меня пока смотрите, — с этими словами моя подружка испарилась. Вот так. Если они причастны к убийству и похищению наркотиков, то сейчас не устоят перед искушением обсудить все, что услышали от Ленки. Один из парней действительно сразу заметался по квартире: — Ш-што же делать, С-серый? — В смысле? Серый не спеша встал, исчез ненадолго из пределов видимости, вернулся и что-то протянул другу: — На, закури и успокойся. — В-в смысле… Т-ты же в-видишь, что п-про нас уже в-все почти з-знают. — Что знают? И кто знает? Милиция? Это, братишка, на воре шапка горит, как говорится. Мало ли парней на «Радуге»? Что ты вообще паникуешь? Сейчас не об этом думать надо, а о том, как товар свой из-под носа у ментов вытащить. Угораздило этого салагу в наш тайник забраться. Холера! — Мы еще р-радоваться д-должны, что уз-знали об этом. С-спасибо, что В-витек разболтал. М-маманька-то ему никому говорить не в-велела. З-зазря, п-получается, мы с-старуху крякнули. — Не ной. Правильно моя бывшая класснуха сказала, что ей о душе бы молиться, а не наркотики транспортировать. В пятницу пойдем к алма-атинскому поезду и у другой старухи разживемся. А менты пускай пасут то дупло до посинения. — Т-только н-не надо б-больше убивать. Дальше я слушать не стала. Все и так яснее ясного. Нина Еремеевна, по словам ее внучки, часто ходила на вокзал. Наверняка именно к этому поезду из Алма-Аты. И, похоже, не одна она так подрабатывалаа. Эти самые банки, видно, доставлялись в Тарасов в вагоне-ресторане, и именно по пятницам. Самым ужасным во всей этой истории было то, что мой клиент ко всей этой мерзости имел самое непосредственное отношение. И хоть я много раз зарекалась вмешиваться в чужие дела, простить Евгению Петровичу такое я не могла, не имела морального права. Деньги деньгами, а совесть совестью. А еще, скотина, влюбленным прикинулся! Да и я хороша: развесила уши, как наивная идиотка. Всегда надо прислушиваться к голосу интуиции и советам костей. А они меня слаженным дуэтом предупреждали. Все это я уже по дороге к дому Серого в голове прокручивала. Настало время действовать. Нельзя было допустить, чтобы произошло еще одно убийство. Это во-первых. Во-вторых, нельзя позволить, чтобы до них добрался этот оборотень: надо дать мальчишкам шанс спасти свою шкуру, а если повезет, — души тоже. Пусть они отвечают по закону. Законы нашего государства все-таки, что ни говори, гораздо гуманнее, чем законы мафии. Так что я бежала сломя голову. Вот и нужный мне подъезд. Лифт, конечно, не работает. Закон мирового свинства, ничего не поделаешь! Я взлетела наверх и, отдышавшись немного, позвонила в квартиру двадцать восемь. Дверь мне явно открывать не хотели. Не понимали, что уж лучше иметь дело со мной, чем кое с кем покруче. За дверью слышались какие-то странные звуки: шепот, возня, шарканье шагов. Я подумала, что молодцы обсуждают, стоит ли открывать дверь подруге Елены Михайловны, раз та почти все знает про убийство старухи. Наконец щелкнул замок, и дверь распахнулась. На пороге стоял Серый, в глазах его застыл неподдельный страх. Здорово я их напугала. С чего бы так? Еще ничего не сказала и не сделала. — В-вы Елену Михайловну ищете? Она уже ушла. Парень тоже заикаться начал. — Нет, ребята, я к вам. Давно вас ищу. Целых два дня, если мне память не изменяет. — Зачем? — тихо, почти шепотом, спросил он. — Очень уж вы мне нужны. И не только мне. Есть еще люди, которые тоже вами интересуются. — Какие люди? Для чего? При этом он отступил в глубь прихожей, пропуская меня. — Проходите в комнату. — И, повернувшись ко мне спиной, пошел впереди. Я остановилась в дверях, разглядывая обстановку, с которой в общих чертах была уже знакома по милости Виктора Ивановича с его изобретением. Что-то мне не нравилось. То ли какое-то ощущение тревоги, которое я воспринимала всеми пятью чувствами, то ли еще что-то, не поддающееся описанию. Не знаю. Косой сидел на диване, наклонившись вперед и сцепив руки. Увлеченный рассматриванием собственных ногтей, он даже не взглянул в мою сторону, словно не заметил. Вид у него был совершенно потерянный. Волосы взъерошены. На левой скуле солидный фингал. Серый подошел к нему и уселся рядом. Что-то произошло, пока я сюда бежала. И, видимо, что-то очень важное. Мой чуткий слух уловил едва слышный шорох сзади. Скорее я почувствовала просто движение воздуха, почувствовала каждой клеточкой организма. Только слишком поздно. Мне в спину уперлось дуло пистолета. Через легкую ткань блузки я ощутила противный холод металла. Хриплое дыхание за спиной. Похоже, что позади меня мой старый уличный знакомый, которого я заставила-таки сегодня побегать. — Спокойно, девочка. Будь умницей и не дергайся. Я не дергалась. Я стояла неподвижно и лихорадочно соображала, что мне делать. Против лома нет приема, если нет другого лома или если вы не владеете боевыми искусствами. Другого лома у меня, правда, не было, зато были гибкость и ловкость. Бью противника пяткой правой ноги в пах и, мгновенно нагнувшись, хватаю его за щиколотку и дергаю на себя. Ну, точно: это тот самый господин, который вел меня. Куда ему с его-то пышными формами и рыхлыми мышцами на Таню Иванову нападать! Взвыв от боли, он рухнул на пол и ударился головой о тумбочку, которая стояла в проходе. Звук был такой, словно шкаф упал. Шмякнулся и затих. Кажется, отключился. Пистолет вывалился у него из рук и отлетел в сторону. Я бросилась к нему в надежде завладеть оружием, но оказалось, что все не так просто. Глава 9 Кости не лгали, а недоговаривали Недооценила я все-таки своих противников. Правы были мудрые косточки, которые предупреждали, что я могу попасть в ловушку, подстроенную врагами. Так оно и вышло. Я не успела схватить пистолет. Очень знакомый приятный голос произнес: — Оставь его, Танечка. Он тебе ни к чему. Поговорим по-хорошему. Поднимаю голову. В дверях спальни стоит мой клиент собственной персоной с пистолетом в руке и мило улыбается. Рядом с ним два бугая. И тоже вооружены. У всех троих глушители на пушках. Вот такая петрушка. Кошмар, да и только. Верь после этого людям! — Оставь его, Танечка, — повторил Евгений Петрович. — Не глухая, слышу, — огрызнулась я, разгибаясь. — Вот и чудненько. Присядь пока на стульчик, и мы попытаемся решить все полюбовно. Явно меня хотят заставить замолчать. Навсегда. Один из бугаев услужливо пододвинул мне стул и, нежно взяв меня за плечи, помог сесть. Кстати, это был тот самый, который когда-то вошел в кафе «Les misteres de Paris» и, поговорив с метрдотелем, вышел, ничего не заказав. — Вот так-то лучше. А то, понимаешь ли, размахалась руками, коллегу моего покалечила. Нехорошо. Мы так не договаривались. Коллега между тем пошевелился и застонал. — Помоги ему, Вадик, подняться. Видишь, человеку плохо. Орясина, оставив меня, кинулся к приятелю, прихватив по пути его пистолет. — Д-дяденька, отпустите н-нас, п-пожалуйста, — зарыдал Косой. — Засохни и молчи, пока с тобой никто не разговаривает. Дойдет и до вас очередь. — Что тебе нужно? — процедила я сквозь зубы. Я была в тот момент зла, как черт, и ругала себя, родную, самыми непотребными словами, которые произносить вслух не совсем удобно. Это надо же так лопухнуться! Стыдно будет внукам рассказывать, если, конечно, удастся дожить до этого. А дожить я все-таки надеялась и лихорадочно пыталась сообразить, что можно для этого предпринять. — Ты еще спрашиваешь, что мне нужно? Ты об этом знала с самого начала. Уговор дороже денег. А вот что тебе нужно, я, честно говоря, не очень понял. Тебе всего-навсего надо было найти этих сморчков и тихо-мирно удалиться. Остальное тебя не касалось, так что сама виновата. — Если ты такой умный и запросто нашел их сам, то зачем было нанимать детектива и тратить на это деньги? Я говорила, лишь бы что-то говорить. Тянула время, надеясь улучить благоприятный момент и повернуть фортуну к себе лицом. — Это не я их нашел. Это ты постаралась. И сама привела к ним. Такого не могло быть. Я же совершенно точно знала, что ушла от преследователя. Евгений Петрович, будто прочитав мои мысли, сказал: — Подруга у тебя хорошая. Прямо находка для шпиона, как ты сама выразилась недавно. Арсений-то с тебя на нее переключился. Он позвонил мне и доложил, как ты лихо оторвалась от него. Бедный Арсений в это время поднялся с пола с помощью боевого товарища и, качаясь как пьяный, удалился в санузел. — Н-ну, отпустите н-нас, Ев-ввгений П-петрович. М-ы п-принесем т-то, что украли, — снова заныл Косой. Колокольцев двинул его в челюсть и злобно прошипел: — Убью, если не заткнешься. Будешь говорить, когда я разрешу. Понял, говнюк? Косой закивал. Евгений Петрович продолжил свою тираду. Он, видимо, еще не придумал, как поступить со мной, и тоже тянул время. А может, ему просто очень хотелось порисоваться. — Леночка тем временем оказалась вместе с двумя парнями. А ты ведь говорила, что нападавших на Нину Еремеевну было двое. Я и подстраховался на всякий случай — велел Арсению ее вести. Когда она вышла из этого дома, я уже поджидал ее неподалеку. Ну, конечно, сделал вид, что оказался тут совершенно случайно и спросил про тебя. Подруга твоя мне все и выложила, как на духу. Она же не такая недоверчивая, как некоторые крутые детективы. Ох, уж эта Ленка, черт ее подери! Сколько раз просила ее язык не распускать! Так нет же. Но злость почти сразу сменилась тревогой: — Что с ней, Евгений? Что вы с ней сделали? Он деланно рассмеялся: — Какая ты заботливая! Ты лучше о себе подумай. А с ней-то как раз все в порядке. Я ее на своей машине, как королеву, домой отправил, велел к свиданию с ее возлюбленным готовиться. Сказал, что он к ней собирался. Она и упорхнула. Два влюбленных чудика. Тот тоже слегка с приветом, как и твоя подруга. — Евгений рассмеялся, довольный своей находчивостью, и добавил, обратившись к другому бугаю: — Не спускай с нее глаз, Кирилл. Она девка шустрая. — Я видел. — Он подошел ко мне и приставил дуло к виску. Евгений Петрович сел на диван рядом с мальчишками: — Давайте с вами все-таки разберемся до конца. Где товар, который вы увели? Ребят затрясло мелкой дрожью. Я попробовала пошевелиться и тут же получила вескую оплеуху. Хорошенькое кино. Со мной не церемонились. Похоже, они всерьез решили осиротить тарасовское общество и даже уже считали Таню Иванову покойником. Но я-то так не считала и решила испробовать еще одну действенную женскую штучку: набрав побольше воздуха в легкие, я что есть сил закричала: — Помо… Кирилл зажал мне рот ладонью. — Таня, разве это в твоем стиле? — укоризненно покачал головой Колокольцев. — Если ты будешь так вести себя, придется тебя связать и кляп в рот засунуть. Ты разве этого хочешь? Этого я не хотела. — Ну! — снова обратился к парням на диване Евгений. Серый заговорил охрипшим от волнения голосом: — Он в дупле, в диком парке. Но его уже нельзя достать. — Это еще почему? — Менты пасут. Мальцы там в войну играли, и один из них нашел пакет. Мы расфасовали товар и там спрятали. А он нашел. Глупый Сережа. Теперь его ничто не спасет, как и меня. Не надо ему было об этом докладывать. Избегая встречи с милицией, он нарывается на куда большую беду. Косой-то поумнее немного. Тот бугай, который оказывал первую помощь пострадавшему приятелю, угодливо подскочил и ударил Серого в ухо. Я сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Евгений рявкнул: — Не суй нос, пока не просят. Бить-то не этого надо. Он хоть сказал, что товар засвечен. Представляешь, если бы мы туда сунулись! Или они, а потом ментов на хвосте привели бы. Тупорылый! Тупорылый Вадик быстренько исправил свою оплошность и двинул Косого в челюсть: — Скотина! — И сплюнул на палас. — Уйди, не мельтеши. Займись лучше пока дамочкой. Или глянь, живой ли там Арсений. Что-то его не слышно. Как раз в этот момент в санузле обрушился поток воды. Видно, у бедного Арсения на нервной почве возникли проблемы с кишечником. Косой вновь было заканючил, но выстрел из пистолета, тихий, как звук пробки, вылетевшей из бутылки шампанского, заставил его замолчать. Колокольцев медленно опустил пистолет. — Вот так. Теперь надо все обыграть. У меня хороший план. Он был спокоен, как удав. Словно не человека только что убил, а назойливую муху. Пуля угодила парню в переносицу. Голова его откинулась назад. Широко открытые глаза удивленно смотрели в потолок. По носу стекала тоненькая струйка крови. Серый побелел от ужаса и уже открыл рот, чтобы завопить истошно. — Вякни только. За ним отправишься. Серый сразу закрыл рот и закивал головой часто-часто. — Сейчас мы поступим вот каким образом. Товар нам уже не спасти. Но надо хотя бы точку сохранить. И самим не засветиться. Ты, — обратился он к Серому, — сейчас возьмешь пушку и прикончишь эту вездесущую. Потом вложишь этот пистолет в руку своему бывшему товарищу. Ей же в руку вложишь другую пушку, вот эту. — Он указал глазами на пистолет, который держал в руке. — Когда мы уйдем, вызовешь милицию. Скажешь, что они друг друга застрелили. И старуху он убил из-за героина. А ты вообще ничего не знал, пока все это не завертелось в твоей квартире. Возникнут трудности — помогу. Но только в том случае, если все сделаешь как надо. Понял, мозгляк? Серый смотрел на него во все глаза, кивал и шептал: — Но я не могу, Евгений Петрович. — Старуху смог, а ее не сможешь? Хочешь жить — сделаешь, как я сказал. Живо поднимайся! Ну! Бери пушку, свинья! Да. Тут, пожалуй, переборщил клиент. Недооценил меня. Сидеть и ждать пули в лоб, как безмозглая курица, я не собиралась. Уж лучше погибнуть в перестрелке. Эх! Была не была! Прощайся, Тарасов, со своим лучшим детективом! В этот момент мне не было страшно. Страх пришел потом, когда все кончилось. Улучив подходящий, на мой взгляд, момент, резким движением руки я выбила пистолет у Кирилла и с размаху ударила его в солнечное сплетение. В тот же момент я сама получила удар по темечку, и наступила темнота… * * * Очнулась я от того, что кто-то совал мне под нос нашатырь. Я попыталась увернуться от назойливого, совершенно невыносимого запаха. Голова гудела, как пивной котел. Было непонятно, в каком месте болит больше: вроде бы зарядили по темечку, а над бровью саднило так, что рука невольно потянулась туда. Пальцы нащупали что-то липкое — кровь. Наверное, ударилась, когда падала. Я с трудом поднялась, села и потерла то место, куда меня ударили, похоже, рукояткой пистолета. — Ай, болит, зараза. — Ну что, получше немного? — участливо спросил тот самый молоденький лейтенантик, который докладывал Сан Санычу про пакетик с героином. — Мы вызвали «Скорую», потерпите немного. Вы ранены. Но вам жутко повезло: пуля вскользь прошла, только кожу сдернула. Я вяло улыбнулась: — Спасибо, не надо никакой «Скорой». Мне уже лучше. Мне очень даже хорошо. Ерунда, до свадьбы заживет. Он помог мне подняться с пола. Из кухни появился его коллега с ампулой йода и бинтами. Тело Косого еще лежало на диване. Вокруг него хлопотали фотограф и врач-судмедэксперт. В кресле, пристроив папку на коленях, чтобы удобнее было писать, сидел господин в штатском. Коллеги составляли протокол и осматривали место происшествия. — Идемте в кухню, Татьяна Александровна. Надо до конца прояснить обстановку. — А разве она еще не прояснилась? — Не совсем. Очень много неясного. — Ну, хорошо, как скажете. А где вся компания? — Вся компания в наличии. Свидетель на кухне. Его допрашивают. Идемте? — Какой свидетель? А кто же, по-вашему, стрелял? — А вот этот, которого вы убили, и стрелял, голубчик. А какой-то сосед услышал и позвонил. Его мы, правда, пока не нашли. Я ничегошеньки не понимала. Какой сосед? Куда делся Евгений Петрович со своими подручными? Я терла виски, пытаясь осмыслить то, что услышала. — Я вообще никого не убивала. У меня даже пистолета не было. А остальные? Где остальные? — Какие остальные? Один мертв. Другой дает показания. Больше никого здесь не было. А пистолет вот он, рядышком с вами валялся. — Я его даже в руках не держала, этот чертов пистолет. Вы мне лучше скажите, как это других не было? Тут еще целых четверо ошивались. Покрупнее рыбка, чем эти салаги. Но тут я обратила внимание на открытую дверь в лоджию и все поняла. Ну конечно же. Они ушли через соседскую лоджию. Коллеги тоже поняли и кинулись звонить в соседнюю квартиру. За дверью стояла тишина. Соседи сообщили, что Матвеевна, скорее всего, на лавочке у подъезда. Она ничего не видела и не слышала. Коллеги укорили ее за то, что оставляет открытой дверь в лоджию, и занялись чердаком. Но все было напрасно. Преступников и след простыл. Смылись. Попытки найти соседа, который звонил Григорьеву, не увенчались успехом. Никто не спешил признаться, что совершил благородный поступок. Единственным свидетелем можно было посчитать старенького полуслепого дедушку с палочкой, который видел, как четверо мужчин входили в подъезд. Это хоть немного поддерживало мое утверждение о существовании других участников трагедии. Остальные обитатели лавочки, по их словам, вышли подышать свежим воздухом только что. Везучий же этот гад Колокольцев! Чтоб ему сдохнуть! — Татьяна Александровна, а может быть, вам это показалось? Парень же говорит, что вы были втроем, что его товарищ в вас выстрелил, — осторожно, чтобы не задеть мое самолюбие, спросил лейтенантик, которого, как выяснилось, звали Колей. Прекрасно, значит, Сергей, как ему велел Колокольцев, ото всего отпирается. Надеется на помощь Евгения Петровича или просто боится его. — Идемте. Он, голубчик, как только увидит меня живой и здоровой, сразу изменит свое мнение. Но я ошиблась. Серый, как попугай, повторял одно и то же: — Татьяна Александровна потребовала, чтобы он сознался в убийстве старухи и в похищении каких-то банок. Косой сначала отпирался, потом достал из кармана пистолет и выстрелил. Татьяна Александровна тоже выстрелила, а потом потеряла сознание, наверное, от боли. Она упала и ударилась. — Ты что несешь, дуралей? Ты же себе только хуже делаешь, и драгоценное время теряется. Говори, как было. Он судорожно сглотнул и опять заталдычил свое. И мне показалось, что защитники правопорядка склонны ему поверить. Наверное, решили, что после того, как мне врезали по голове, я ничего помнить не могу. Как в «Джентльменах удачи»: тут помню, а тут не помню. Цирк! Было бы очень смешно, если бы не было так грустно. Драгоценное время тратилось на бесполезные препирательства. Раздался звонок в дверь — приехала «Скорая помощь». — Где больной? Коллеги решили, что я непременно должна ехать в больницу. Они, по-моему, были даже рады такому повороту событий. У них и так все складывалось неплохо: преступник есть, он же — хозяин пакетика с героином; мотив покушения налицо; свидетель есть — все как в средней руки детективе. Зачем все усложнять? Зачем искать каких-то мифических акул, которых никто, кроме Тани Ивановой да полуслепого деда не заметил. Поневоле поверишь тем старушкам, которые рассказывали, как они много раз обращались в милицию, просили избавить их подъезд от наркоманов, да так ничего и не добились. — Не поеду я ни в какую больницу. Мне срочно надо встретиться с полковником Григорьевым, — уперлась я. — И вообще, я согласна отбыть отсюда только ногами вперед. Это была не бравада, а спонтанно родившийся гениальный план. Я была уверена, что преступники решат, что они в безопасности, если будут уверены в моей гибели. Надо усыпить их бдительность. Пусть почувствуют себя вольными птицами. Итак, я настояла на своем и последовала за Косым ногами вперед, накрытая простынкой. Ощущение не для слабонервных! Но главное, все, кого это интересовало, могли видеть, что из подъезда вынесли на носилках два трупа. Поскольку морг находился при больнице, мне с беднягой было почти по пути. * * * Мне обработали раны, наложили повязку. — Нет, нет, я вас отпустить не могу, только если вы подпишете отказ от госпитализации. А так, не имею права, — категорически заявил мне пожилой доктор. — Не торопитесь, подумайте хорошенько. Все-таки у вас огнестрельное ранение, милая вы моя, да еще закрытая травма черепа! — Но ведь не открытая же! Давайте подпишу. Он укоризненно покачал головой: — Эх, молодость, молодость! А в старости все болячки и вылезут. Вот тогда и вспомните, что совсем не заботились о своем здоровье. Я засмеялась: — Ну, это когда еще будет! Наконец все формальности были исполнены, и я смогла позвонить полковнику Григорьеву. Он прислал за мной машину. * * * — Ну ты как? Отошла немного, Танюша? — Спасибо, Сан Саныч. Все нормально. Еще не отлили ту пулю, которая сразит везучую Таню Иванову. — Хм, молодец! Не теряешь чувства юмора. Значит, ты утверждаешь, что в квартире были еще люди, в том числе и твой клиент? — Надеюсь, вы-то не будете меня уверять, что мне померещилось, потому что я головку ушибла! Григорьев расхохотался: — Ну и колючка же ты, Танечка. И ребят моих ни в грош не ставишь. А они, между прочим, там неплохо потрудились. И уже почти готовы подтвердить твои слова. — Вот и отлично, тогда не будем терять время. Чтобы клиент окончательно успокоился, пусть думает, что они со мной разделались. Надо разыскать мою подругу и сообщить ей все, что мы найдем нужным. Об остальном можно не волноваться: она всем раструбит. Григорьев фыркнул: — Что-то ты о своей подруге не слишком лестно отзываешься, Таня. Знал бы он, как меня болтливость подвела, не удивлялся бы. Я решительно заявила: — Она сегодня это заслужила. Находка для шпиона. Наверное, это было сказано слишком строго. Просто я еще не остыла после горячих событий. — Давай тогда обсудим детали. Будет непросто доказать причастность этого самого Евгения Петровича к торговле наркотиками. Даже если он никуда не сбежит, против него нет никаких улик. Ни прямых, ни косвенных. Он нам запросто скажет: «А пошли вы на фиг!» И мы пойдем. Полковник Григорьев был абсолютно прав. Вполне могло получиться именно так. Но надо было принять все меры, чтобы акция, которую я про себя обозвала «Огуречный рай», продолжалась. Глава 10 Новые повороты — Звоните, Сан Саныч, сейчас трудно придумать что-нибудь получше. — А она сознание не потеряет от такого потрясения? Все-таки не шутка. — Я знаю. Но иначе он может просто позвонить в Алма-Ату и задержать отправку новой партии. И концы в воду. А потом они придумают еще что-нибудь похлеще, чем банки с огурцами, и все вернется на круги своя. Вы не представляете, что это за человек. Он очень осторожный. Он ведь прежде, чем меня нанять, послал своих людей, чтобы следить за мной. Этим он сразу нескольких зайцев убил. Во-первых, как бы случайно, подстроил знакомство, даже в друзья напросился. Как тут было отказаться на него работать? Во-вторых, познакомился с моими привычками, пожалуй, даже методами: спровоцировал меня на некоторые кардинальные меры (я имела в виду уход от чернильной «девятки»). Значит, он уже мог предсказать, как я буду действовать. Его надо хитростью выманить. Иначе… Этому безобразию с наркотиками конца не будет. Я достала сигарету, задумчиво размяла ее, хотя обычно не имею такой привычки, извлекла из сумочки зажигалку, закурила и только потом спохватилась: — Ой, Сан Саныч, простите, я даже разрешения у вас не спросила. Можно? Он махнул рукой: — Господи, какие вопросы. Кури, конечно. Травись на здоровье. Григорьев поднялся, налил воды, включил кипятильник. — Сейчас я тебя чайком угощу. — Сначала позвоните. — Ладно, уговорила. Какой у нее номер? Я назвала Ленкин номер. Григорьев порывисто вздохнул и взялся за телефон. — Могу я попросить Истомину Елену Михайловну? Это из милиции вас беспокоят. Я держала трубку параллельного аппарата и слышала, как Ленка рыдает в трубку и все повторяет: — Да как же это могло случиться? О господи, да как же это так? — По правде говоря, в этот момент мне было ее очень жалко. — Понимаете, она выследила убийцу. В квартире его приятеля Татьяна попыталась навести разговор на событие в диком парке. Но убийца неожиданно выхватил пистолет и выстрелил — так рассказал его знакомый. Она, уже умирая, выстрелила тоже. Парень скончался, так что свою жизнь детектив Иванова отдала не зря. Ее клиенту при случае можете передать, что она свой долг выполнила до конца. Мне очень жаль. Извините, Елена Михайловна. Мы опоздали совсем немного. Если бы этот незнакомец, который услышал выстрелы, позвонил бы хоть чуть пораньше, то, возможно, непоправимого не произошло бы. Примите мои соболезнования. Всего вам доброго. — И положил трубку. Если честно, я едва сдержалась, чтобы не закричать рыдающей Ленке: «Да жива я, жива! Просто так надо пока. Ты уж меня прости за такой подлый розыгрыш. Но вообще-то ты сама хороша! Тебе еще по ушам полагается». — Ну и что теперь? А если он тебе домой позвонит? Или ты решила у нас пока поселиться? — Не беспокойтесь, Сан Саныч. Я вас долго своим присутствием не собираюсь обременять. Уверена, что клиент уже сегодня будет знать обо всем, и, по идее, он не должен скрываться. Так что его можно взять тепленького, а доказательства его вины раздобыть чуть позже. За этим дело не станет, я лично позабочусь. — Это не мой метод, Таня. Ты уверена в его вине, а я нет, хотя и доверяю тебе почти безгранично. Презумпция невиновности, знаешь ли. Я человек старой закалки. Уж прости старика. — Не беспокойтесь. У меня есть квартира, конспиративная, так сказать. Сейчас я поеду туда, буду зализывать раны и искать недостающие улики. А вы поможете, чем сможете. Надо установить прослушивающие устройства в его офисе в «Весте», «жучки» в телефоны. Одним словом, заняться им вплотную. — Ну уж тут, Танечка, нас учить не надо, — улыбнулся Григорьев. — Отлично. А вот это, — я протянула ему приемник и наушники, изготовленные Виктором Ивановичем, — даю вам напрокат. Притон можно слушать. Вдруг да объявится там мой клиент. — За это спасибо огромное. Очень подсобила. Где ж ты такое откопала? — Полковник с интересом рассматривал чудо-технику. — Это профессиональная тайна. Разглашать ее не имею права. Я поднялась. — Таня, а телефончик у тебя там имеется? — Имеется. — Я назвала номер телефона квартиры моей покойной бабушки. Царствие ей небесное. Сколько раз меня эта квартира выручала. А бывало, что и моих клиентов тоже. Мы условились в следующий раз встретиться в пятницу. Вести очередную «нарконошу» было решено от самого поезда Алма-Ата — Тарасов, чтобы проследить процесс передачи зелья. Нельзя же удовлетвориться лишь разгромом одного притона. — Таня, считаю своим долгом доставить тебя в целости и сохранности на твою конспиративную квартиру. Я не стала отказываться, но позаботилась о том, чтобы меня никто не узнал. Пришлось воспользоваться подручными средствами, в том числе списанной за непригодностью занавеской из кабинета полковника Григорьева. Получилось совсем неплохо: из отделения милиции вышло некое бесполое существо неопределенного возраста. Продукты мы закупили по дороге. В супермаркет я отправила сотрудника, которого Григорьев послал проводить меня. Сама я не решилась разгуливать по городу в таком дурацком виде. Совестно. * * * Вот и кончился мой рабочий день. Трудно только сказать, удачно или не очень. Все-таки я потеряла клиента. Мягко сказано — потеряла: был клиент, стал преступник. Получается, что Колокольцев заплатил мне тысячу только за то, чтобы я его на чистую воду вывела. Правда, я еще его аванс не до конца отработала. Но уж я постараюсь. Тут я размышляла, пока готовила себе скромный ужин. Уборкой я решила заняться попозже. Все-таки день выдался нелегкий: я устала, перенервничала. Я еще не решила, как можно доказать виновность Евгения Петровича. Но никаких угрызений совести не испытывала. Убийц я нашла? Нашла. Значит, деньги мне были заплачены не зря. А теперь пусть и милиция потрудится. Зачем же у ребят хлеб отнимать? Но совсем свернуть свою бурную деятельность мне тоже не хотелось. Перекусив и сварив себе кофе, я уселась поудобнее и достала косточки. Целую вечность не беседовала с ними. Пытаясь сформулировать вопрос, я перебрала в уме все возможные способы поимки преступника и доказательств его вины. Ни одной светлой мысли. Отчаявшись, я спросила: — А не поставить ли мне точку, косточки? 31+3+20 — «Он влюблен в вас без памяти». — Господи, косточки милые, ну что вы такое говорите? Это же абсурд. Видела я уже, какова его любовь. Как же не стыдно? Ведь меня бы в живых не было, если бы у него хватило времени. Все, отправляю вас на пенсию. Ваше мнение потеряло актуальность. Вы разучились мыслить с поправкой на сегодняшний день. Я засунула кости обратно в мешочек и с некоторым пренебрежением закинула их в бабушкин шкаф, на самую пыльную полку. Возмущению моему не было предела. Это ж надо до такого додуматься! Кошмар. Я вышла в кухню, взяла пепельницу и, достав из сумочки сигареты, нервно закурила. Все меня предали. Сволочь Евгений, болтливая Ленка и сбрендившие на старости лет кости. Те самые кости, которым я всегда вручала свою судьбу без страха и сомнений. Докурив, я вернулась к книжному шкафу, с трудом преодолевая искушение достать кости и бросить их еще раз. Но, во-первых, это противопоказано: они будут еще более беззастенчиво лгать; во-вторых, на той самой полке, где сиротливо притулился заветный мешочек, я заметила томик «Родники жемчужин». Я и забыла, что когда-то купила такой же себе, подражая бабушке, которую и очень любила, и глубоко уважала. Рука сама потянулась к книге. Я открыла наугад: Амир Хосров Дехлеви, автор газелей. Я больше люблю рубаи. Но сейчас это был не мой выбор, а перст судьбы: «Нет, не подвиг пасть в сраженье, защищая правоверье. Подвиг — сжечь себя любовью, умереть во славу пери!» Финиш! Все, сдаюсь. Почти поверила. Только как я могу оказаться по одну сторону баррикад с подобным типом? Я ведь, как говорит Хазанов: «И тут молчать не буду». Все, амба. Никто не знает, где упадет. Пойду приму душ, а на все остальное… с Эйфелевой башни. Я успела раздеться и только собралась влезть в ванну… У меня зазвонил телефон. Чуковский тут, конечно, ни при чем, и слон тоже, только этот звонок перепугал меня сверх всякой меры. Я никак не могла решить, брать ли трубку. Кроме Григорьева, никто не знал, что я все еще копчу небо. С другой стороны, если звонят, значит, знают. Приложив трубку к уху, я помолчала, дожидаясь, пока заговорит неведомый собеседник на том конце провода. — А-але, Танечка! — Странный голос. Вроде бы знакомый, но чей — непонятно. — Таня, вы меня не узнаете разве? Это же я, Виктор Иванович. А вот это уж точно кино. Уж ему-то я этот телефон никак не могла дать. Я и сама не знала, что здесь окопаюсь. — Слушаю вас, — я постаралась изменить голос так, чтобы в случае чего никто не смог бы поручиться за то, что слышал покойную Таню Иванову. — Это я. И я знаю, что вы умерли… Отпад. — Мертвым не звонят. — Я положила трубку. Звонок, который незамедлительно раздался вновь, был столь настойчив, что не взять трубку я могла бы разве что в том случае, если бы умерла по-настоящему. — Извините, но вы, кажется, не туда попали. — Танечка, лапушка, я туда попал. Уверяю вас. Я так хочу вам помочь. Не отвергайте меня. Это Виктор Иванович. Ну, если все так просто, почему бы и не послушать, что этот полоумный скажет. — Я так рада вас слышать, Виктор Иванович! Привет из преисподней. — Не юродствуйте, Танечка. Мы с вами — хороший тандем, уверяю вас. Мы еще повоюем. Надеюсь, что это именно так. Что ж, пора откликнуться на призыв старого знакомого. — Виктор Иванович, милый вы мой, какими судьбами? — Подробности потом, Танечка. Можно мне просто к вам приехать? Уверяю вас, не пожалеете. Я в курсе, что вам нельзя нигде появляться. Ну, что мне оставалось делать? — Хорошо, Виктор Иванович, приезжайте. — Вы не пожалеете, — повторил он. — Я к вам всей душой. Скажите адрес и готовьте закуску. * * * Виктор Иванович приехал минут через сорок, видимо, по такому случаю такси взял. При его-то бережливости поступок, по-моему, небывалый. Одет с иголочки, при костюмчике. Волосы, надо думать, только что уложил. Благоухает нафталином и парфюмерией. Одним словом, почти Ален Делон. Я не удержалась от комплимента: — Выглядите просто потрясающе! — Спасибо, Танечка. Вы тоже. Да уж. Это с забинтованной-то головой и с пластырем на щеке. Красавица! — Издеваетесь, Виктор Иванович? — Что вы, что вы, Танечка! Вас боевые раны только украшают, делают вас более беззащитной, что ли. Ну, не знаю. Только вы очаровательны. Правда, Таня. — Ну, спасибо. Учту, что надо почаще на кулак нарываться, чтобы выглядеть более женственно. — Не поверили. Ладно, бог с вами. Тут у меня бутылочка. Давайте выпьем, поговорим. У меня есть что вам сказать. — Он извлек из полиэтиленового пакета бутылку токайского. Надо же! Неслыханная щедрость. Такого от Виктора Ивановича я никак не ожидала. А он из того же пакета еще и шоколадку извлек! — Проходите, пожалуйста. Он снял у двери свои начищенные до блеска ботинки, резко пахнувшие гуталином, и прошел в кухню. — Присаживайтесь. Я только что картофельное пюре приготовила, специально к вашему приходу. — Очень-очень тронут. Спасибо за заботу. Виктор Иванович осмотрелся, оценивая обстановку: — А квартирке бы уже ремонтик не повредил, Танечка. Это я и сама знала. Только, во-первых, когда этим заниматься? А во-вторых, не так уж часто я тут бываю. Пока штукатурка на голову не посыпалась, сойдет и так. Я беспечно махнула рукой: — Да бог с ней, с квартирой. Лучше расскажите, как вы все узнали. Не обращая внимания на мои слова, он продолжал: — Я бы мог вам сделать ремонт. Я же на все руки, собственно говоря. Могу даже навесной потолок сделать или перепланировку. У меня от удивления рука с тарелкой так и зависла над столом. Он что, сюда пришел, чтобы в работники ко мне наниматься? Виктор Иванович расценил мое замешательство по-своему: — Вы не думайте, я бы с вас денег не взял. Хорошему человеку всегда хочется что-нибудь приятное сделать. Вот это да! Оказывается, ему не чужды благородные порывы. Не ожидала. Я наконец пришла в себя, накрыла на стол и села. — Угощайтесь, Виктор Иванович. Мы с вами, по-моему, уже второй раз за сегодняшний день пьем. — Да, — он разлил вино, — сегодня у вас выдался очень длинный и очень трудный день. У меня, собственно говоря, тоже. И, кажется, я наношу сегодня своему здоровью непоправимый вред. — Так и не надо пить. Уберите бутылку, вот ваше здоровье и будет сохраннее, — съехидничала я и улыбнулась. — А бутылка пригодится как-нибудь в следующий раз. — Вы, Таня, по-моему, меня просто жадиной считаете, да? Так уверяю вас, что вы не совсем правы, честное слово. Я, конечно же, глаза удивленные сделала: «Что вы, что вы! Как можно!» И т. д. Однако, если уж честно, именно так я и считала. Мало того, он мне казался просто патологически скупым… Хотя как сказать: ведь подарил же он мне ручку, тройник и кассету пожертвовал. Я, кстати, даже не расплатилась за них до сих пор, а на человека наговариваю. Он словно мысли мои читал и, разглядывая вино на свет, сказал неожиданно: — Таня, насчет аппаратуры можете не волноваться: считайте это подарком. — Да нет, что вы, Виктор Иванович, ни в коем случае. Слишком дорогие подарки. Я не могу их принять. — Это для вас они дорогие, а мне ничего не стоит сделать новые. Что-то я никак не могла понять. С чего это он так расщедрился? А Виктор Иванович стал доказывать мне, что бережливость и жадность — вещи разные, и не надо их путать. — Я, Танечка, не от жадности ту куртку-то штопал. Ведь будь я таким жадным, каким вы меня считаете, я бы у приятеля взял его куртку, которую он мне взамен предлагал. Я просто ужасный консерватор и не люблю никаких перемен. Может быть, я поэтому и остался холостяком. Я люблю свои вещи и с трудом привыкаю к новым. Вот так вот. Хотите верьте, хотите нет, только я вас не стал бы обманывать. Может быть, все действительно так, но при чем я-то здесь? Мне до его привычек глубоко фиолетово. Мог бы и не отчитываться. Мне даже захотелось как-нибудь культурненько от него избавиться. Сколько можно всякую чушь слушать? И с чего бы этот философ, с позволения сказать, решил мне в подробностях доложить о своем образе жизни? Я вздохнула: — Виктор Иванович… — Я понял, Таня, извините. Вообще-то я по делу пришел. Он налил в опустевшие фужеры вино: — У меня все доказательства вины Колокольцева имеются. Ему ни за что не отпереться. Я смотрела на него во все глаза и не знала, верить или нет. Такая удача ни с того ни с сего. Неужели такое бывает иногда? — У вас ведь же есть видеомагнитофон? — Сейчас я только картошку доем, и мы займемся этой кассетой. — Кассетой?! — Ну да. А что вас так удивляет? — Я просто не поняла. Какой кассетой? Виктор Иванович засмущался, как будто его поймали на каком-то неблаговидном поступке. Покраснел, как красна девица. — А вы не обидитесь на меня, Таня? Цирк, ей-богу. Пришел предложить свою помощь да еще боится, не обижусь ли я на это. Ну, очень странный тип. Потрясающий крендель. — Я скорее очень даже обрадуюсь! Давайте мы приятное с полезным совместим: я принесу видик сюда. Я принесла видеомагнитофон и подключила его к маленькому черно-белому телевизору. — Давайте вашу кассету. Он встал, вышел в прихожую и вернулся с кассетой. — Я это для себя записывал, на память о нашем с вами знакомстве. Я ведь не знал, что все так обернется. * * * Ну и удивил он меня! На кассете было записано все, что произошло сегодня в квартире Серого. Я даже узнала кое-что новое. К примеру, я увидела, как эти мерзавцы прибыли и откуда у Косого фингал появился. Потом на кассете я могла наблюдать свой собственный приход: Таня Иванова ловко обезоруживает одного противника, явно не подозревая о других. А дальше — появляется милиция, но четверо бандитов успевают исчезнуть. Причем один из них стреляет в Таню. И знаете кто? Тот самый, кто ей пылко объяснялся в любви совсем недавно. По-видимому, ее голова в крови убедила Колокольцева, что Таня мертва. Да и не было у него времени проверять, так ли это. Он сунул пистолет Серому и тоже исчез. Только после этого Серый пошел открывать дверь. Да, изобретение Виктора Ивановича было поистине уникальное! — Но откуда это у вас? Господи, этому же материалу просто цены нет. — Я знаю. — Откуда, Виктор Иванович? Как вы могли догадаться, что кассета с вмонтированной видеокамерой в квартире у Серого? — Я не догадался. Я об этом просто знал. — ??? Я просто онемела. Как он мог узнать? Есть только один способ… Я молча смотрела на него, а он опять почему-то покраснел. — Я боюсь, что вы обидитесь. Пообещайте спокойно меня выслушать. Обещаете? — Обещаю. — Я все время с того момента, как вы ушли от меня, слушал вас. И я знал, что вы кассету Елене передали. Вот так крендель! Не так уж он и прост, как хочет иногда казаться. — Та-ак. А еще что вы знали? — Ну вот, я же говорил, что вы обидитесь. Если бы его любопытство не оказалось так кстати, я бы, пожалуй, причесала этому паршивцу шевелюру. Но, во-первых, победителей не судят, а во-вторых, я пообещала… — Нет-нет, я не обиделась, просто интересно, как вы это сделали. — Да вы же с собой все время радиопередатчик таскали, вот и вся хитрость. Виктор Иванович замолчал, сосредоточенно ковыряя вилкой уже почти остывшую картошку. Я молча ждала продолжения, изумленная по самое некуда. — Он в ручке, которую я вам подарил. Вы только на меня не обижайтесь. Ладно? Ну и лопушина же я. Ловко он меня вокруг пальца обвел, как пионерку. А все-таки верно говорят: «Что бог ни делает, все к лучшему». Я сходила в прихожую, достала «виновницу» моего чудесного спасения, раскрутила ее и убедилась в правдивости моего спасителя. И как только я раньше до этого не додумалась? Вот тебе и гениальный детектив. Простой любитель переплюнул и сто очков вперед дал. — И что ж, теперь я всегда буду под наблюдением с помощью этой штуки? — Если регулярно менять батарейки. Этого я, конечно, делать не буду, хоть и разживусь батарейками у Виктора Ивановича. Но такая вещь мне еще пригодится. Я ее кому-нибудь при случае передарю. — Так это же вы, наверное, милицию вызвали? — Да. Когда я понял, что без крови там не обойдется, я позвонил и сказал, что слышал выстрелы в квартире по такому-то адресу, благо Елена его назвала. Только их пока дождешься! Их заранее дня за три вызывать надо. Я так волновался за вас, Танечка! Так молил бога, чтобы они успели! Слава тебе, господи, все закончилось благополучно для вас. — Ну и хитрюга же вы, Виктор Иванович. Вы что же, за всеми детективами, которые у вас аппаратурой разживаются, следите? — Что вы, что вы! Бог с вами. — А по какому же тогда принципу вы выбрали для такого развлечения меня? Виктор Иванович откашлялся, налил еще вина и пробормотал: — Я даже не знаю, с чего начать, как вам сказать об этом… Мне неловко, право. — Как есть, так и говорите. Что это вы мнетесь как-то непонятно? — Таня, а вы верите в любовь с первого взгляда? Все, приехали. Без комментариев, как говорится. Я даже не знала, как теперь себя с ним вести. Вот на что кости намекали! Хоть бы о своих сединах подумал. Только этого мне и не хватало для полного счастья. Я пожала плечами: — Да как вам сказать. Не очень. Я больше верю в ту, которая приходит постепенно. А с первого взгляда любви до гроба не бывает. Это скорее влюбленность, она быстро проходит. — А вы могли бы привыкнуть ко мне? Значит, объяснений в любви все-таки не избежать. Ну что ему сказать, чтобы не обидеть? Теперь он был мне очень даже симпатичен в каком-то смысле. Пришлось осторожненько объяснить, что у меня есть друг, без которого я не проживу и дня. — Жаль, — горько вздохнул мой гость. — Я, прямо как мальчишка, обезумел. Никогда такого со мной не было. У нас с вами так много общего. Видимо, он имел в виду прогулки в пальто под июльским звездным небом и смежность наших профессий. А кости все-таки были правы. Первое, что я сделаю после ухода моего спасителя, это достану их и еще раз погадаю. Надеюсь, бедненький Виктор Иванович не выберет для себя «смерть во славу пери». Глава 11 Конец «Огуречного рая» После ухода Виктора Ивановича я наконец приняла душ, почитала немного, бросила еще раз кости и отправилась спать. Григорьеву в этот вечер я звонить не стала. Не горит. Все равно на работу звонить было уже поздно, а домашний его телефон я не знала. Утром я еще раз просмотрела кассету. Не каждый день, согласитесь, доводится понаблюдать за своими действиями со стороны. На ошибках поучиться — и то многого стоит. Теперь-то я не вошла бы так беспечно в эту квартиру. — А откуда же, Таня, у тебя вдруг появилась кассета? — поинтересовался Григорьев, когда я поставила его известность о том, что у меня имеются доказательства вины Евгения Петровича. Я отшутилась, сказав, что это профессиональная тайна, что я сама настроила канал и включила запись, а потом забыла об этом. Короче, нагородила бог весть чего, но Валентинского не выдала, как он и просил. Уж дурочкой-то прикинуться, когда надо, я всегда умела. Григорьев поначалу был жутко недоволен тем, что я от него что-то скрываю, даже за сокрытие улик привлечь пригрозил, но я стояла на своем, так что он повозмущался, да и смирился. — Это, конечно, в корне меняет дело, Таня. Кстати ты оказалась права, решив отбыть из той квартиры столь необычным способом. Колокольцев, когда узнал о твоей «кончине», сразу успокоился. Но недолго ему теперь гулять осталось. Часок-другой, не больше. Его взяли в офисе без шума и пыли. Он был так уверен, что против него ничего нет, что вел себя, по словам Григорьева, довольно вызывающе. — Вы еще пожалеете, — заявил он. — Я подам в суд, и вы возместите мне и моральный ущерб, и материальный, как миленькие. Я по вашей милости выпадаю на некоторое время из обоймы, а мое время — деньги, и немалые. Вот тут он был, безусловно, прав. * * * Теперь я могла выйти из подполья и покаяться перед подругой за жестокий розыгрыш. Дело было в среду, ближе к вечеру. Полдня я собиралась с духом и никак не могла решить, что лучше: позвонить или явиться с повинной. В конце концов, я подумала, что лучше поехать к ней. А то, не дай бог, упадет в обморок, некому будет первую помощь оказать. * * * Она открыла дверь сразу, как только умолк звонок. В руках у нее был бутерброд. Готовить Ленка не любила и часто подолгу обходилась сухомяткой. Когда она увидела меня, глаза ее округлились, кусок вывалился из рук и, как и положено, плюхнулся маслом вниз. Она как-то судорожно вздохнула и поперхнулась, потом расплакалась, приговаривая: — Дура несчастная! Как тебя только не разорвало, мерзавка! Я с ума схожу, а она вырядилась и прогуливается как ни в чем не бывало. — И вдруг… шмяк! Меня по щеке. — Вот тебе, зараза! Я даже опешила: — Да ты что? Правда, что ли, с ума сошла? Раненую избиваешь. Я, кстати, действительно чуть не погибла. Меня только чудо спасло и то, что я сообразила в покойники записаться. — Ну, это я слегка присочинила для пущей важности. — Так было надо! Для дела. — Дело… Да плевала я на твои дела! Господи, Таня, что это у тебя? — Она осторожно потрогала мой лоб, заклеенный пластырем. Заметила-таки. И, совершенно неожиданно рассмеявшись, Ленка бросилась меня целовать: — Господи, Танька, а я уж думаю: вот предательница, кому я теперь расскажу, что выхожу замуж. — Вот это новость! Когда ж ты успела на такое решиться? Тебя на один день оставить без присмотра нельзя, сразу дров наворочаешь. И кто же сей счастливец? — Анатолий. — Понятненько. Только не очень-то я ей поверила. Уж кто-кто, а я ее натуру очень даже хорошо знала. Ленка вечно была влюблена в кого-нибудь. И очень часто такие любови кончались так же быстро, как начинались. Скорее всего, примерно через неделю она задумается, стоит ли так бездумно губить свою драгоценную молодость и жертвовать своей свободой?.. Она хорошенько взвесит все «за» и «против» и найдет очень уважительную причину, чтобы отказаться от нелепой затеи. И сошлется при этом на свою нестабильную жизнь, на свою нерешительность, на то, что она еще вовсе не готова к браку, маленькая еще, так сказать, и готовить совсем не умеет. У нее это всегда самый веский аргумент. Но это все потом, а пока я должна ее поздравить и пожелать счастья. * * * Тем временем наступила пятница, когда должно было произойти все, что поставит точку в этом деле. Во всяком случае, для меня. На тарасовском вокзале сновало столько переодетых ментов, сколько, наверное, даже при посещении нашего города членами правительства здесь не тусовалось. Никто не знал, сколько божьих одуванчиков разносят наркотики по притонам. Даже ФСБ подключилась. Колокольцев по-прежнему не признавал своей вины. Упорно стоял на первоначальной версии и Серый. Кассета приберегалась к тому моменту, когда все милые старушки будут доставлены в милицию, когда еще одна рыбка, курьер из Алма-Аты, забьется в сетях. Всему свое время, как говорится. И оно неумолимо приближалось. — Поезд Алма-Ата — Тарасов прибывает… Я лично в этой грандиозной акции участия не принимала. Все равно денег мне никто не заплатит, звездочек не нацепит. Хватит того, что я и так за правду пострадала. Однако, если честно, никто меня и не приглашал. Про меня как-то разом все забыли. Мавр сделал свое дело… А я и не больно-то расстроилась. * * * Недели через две в одной из центральных (!) газет появилась статья. Она, видимо с подачи полковника Григорьева, так и называлась: «Конец огуречного рая». В ней подробно рассказывалось о том, как ловко ФСБ и органы МВД распутали сложное дело, связанное с производством и распространением наркотиков. Банда опутала своими сетями огромную часть территории России. Ее хищные щупальца тянулись во всех направлениях. Наркотики изготавливались в одном из небольших городов Казахстана из сырья, которое произрастало тут же, на казахских просторах. На окраине городка имелся консервный завод, а по соседству от него — теплицы. Главный доход директора этого предприятия был никак не связан с реализацией консервной продукции. Основные его средства ковались в бетонированных подвалах, где производился героин. Зелье расфасовывали в пластиковые контейнеры, их запаивали — и готово! Абсолютная сохранность товара гарантирована. Огурец выдалбливался изнутри, обрабатывался парафином. Такая обработка позволяла овощу сохраняться довольно длительное время. В свободное пространство помещался этот самый контейнер. Отверстие заливалось парафином, подкрашенным под цвет огурца. Затем огурцы помещались в банки, заливались холодным раствором с огромным количеством специй и закатывались. Уж тут любая собака, натасканная на наркотики, бессильна. Как и положено солидному предприятию, завод имел большое количество менеджеров, в обязанности которых входило налаживание контактов с фирмами, которые занимались, как правило, всякими бартерными сделками. Об истинной цели налаживания таких связей многие из этих менеджеров просто не догадывались. Кстати, Анатолий и был из таких, пардон, лохов. В одном только милом моему сердцу Тарасове было обнаружено около десятка торговых точек. Действовали они довольно беззастенчиво, поскольку имели покровителей в местных отделениях милиции. В статье не указывалось, каким образом органы вышли на эту банду. Читатель, к сожалению, так и не узнал, как все это завертелось. Ни слова про Таню Иванову. А я так старалась!