Я вспомнила, как при этих словах посерьезнело его мясистое лицо и на секунду прорвалось наружу напряжение, испытываемое им на всем протяжении нашей беседы. И еще — как его рука непроизвольно тискала и терла квадратный подбородок.

Женька выразился еще точнее: «Валерка травку-то пробовал всего раза два, не больше. Какой может быть героин!»

Но героин был.

Парень с лавочки напротив отвлекся от своей подружки, встал и, шагнув ко мне и продолжая улыбаться, попросил сигарету. Я достала пачку и вместо того, чтобы протянуть ему, закурила сама и только тогда — по его вытянувшемуся лицу — поняла, что не все в порядке.

— Извини, приятель, задумалась.

— Бывает! — сказал он. — Можно две?

— Валяй, — позволила я, подавая ему и зажигалку тоже.

Он вернулся к подружке, а я поднялась и пошла к выходу из сквера. Слишком здесь для меня людно. Не в кайф, как говорится. Мешают.

На момент смерти Валерия были у него очень непростые отношения с фирмой «Фавор». Вернее, с ее руководством — с Гореловой Екатериной… да, с Екатериной Дмитриевной. И все из-за денег. Из-за больших денег. Что-то около десяти миллионов державных, готовых уплыть из закромов фирмы. Совсем уже собрался Валера перевести их на счета дядькиной фирмы, да вот беда — не успел. Умер. От героина. Хоть и не был наркоманом. Красиво!

Героин надо еще знать, где взять, он на дороге не валяется. Для не наркомана это непросто. Но несложно для джазмена, имеющего при себе серебряный портсигар с папиросами, «заряженными» травкой, и, по словам любопытных знатоков, ширяющегося, пусть даже изредка, но никак не менее года. Для инъекционного «кайфа», конечно, не один героин годится, в ходу и более простая и дешевая «дурь» — ханка называется, но где вершки, там и корешки.

— Ого!

Непроизвольно вырвалось это восклицание. Внезапно посетившая меня мысль, догадка была настолько неожиданной, что я даже остановилась, и бредущая сзади бабуля едва успела уклониться в сторону, задела по ноге котомкой и прошипела возмущенно: «Вообще уж!..» — непонятно что имея в виду.

Год! Год тому назад!

Год, как Валерий удалился от дел и зажил затворником на даче Рогова-старшего.

Год как от Реброва ушла невеста, сменила его на «богатенького» и уехала или погибла вскоре от криминального аборта.

«Не с чего нам с ним хорошими приятелями быть», — сказал Женька про Валерия, а Семен Геннадьевич сообщил мне, что «…припала ему на душу какая-то мадемуазель», из-за которой он Горелову Валю бросил, а она до этого в его невестах ходила.

О господи, одни невесты кругом!

А если без смеха, то отнестись к этому равнодушно можно, только объяснив такое сочетание фактов совпадением. Жизнь, конечно, богата на сюрпризы, но не до такой же степени!

Все, хватит! Берись, Танечка, за кисть и пиши картину.

Год назад или чуть больше Валерий Рогов отбивает у Реброва девицу, известную в музыкально-богемных кругах как Галина Канифоль, и бросает ради нее невесту — Валентину Горелову, наследницу ее мамаши и компаньонки Валерия по фирме «Фавор». Понятное дело, для Валерия вскоре наступает полоса неудач, и в результате он вынужден отойти от дел. Ситуация закручена настолько лихо, что и Галина не остается рядом с ним. Умерла или уехала — не столь важно на данном этапе. Просуществовав так год, Валерий принимает решение изъять свою долю капитала из «Фавора». Окончательно утвердившись в этом намерении и поговорив с дядюшкой, он неожиданно умирает от передозировки наркотиков после дружеской вечеринки, им же организованной.

Семен Геннадьевич, кстати, намекал на убийство. И намекал недвусмысленно.

А я хотела после Реброва ехать к Гореловой со своими вопросами. Нет, рано. Джазмена я враньем достала, а Валентину буду смущать намеками на действительные события. А для того чтобы ясней представлять себе ситуацию, надо побывать на даче Рогова, посмотреть, как жил там Валерий, поговорить с женщиной, которая его нашла. Расспросить ее о нем. Год они, можно сказать, общались. Нечасто, но все-таки.

О том, чтобы найти на даче нечто, похожее на список гостей, приглашенных на вечеринку, я и мечтать не смела.

В приподнятом от предвкушения успеха настроении я бодрым шагом вернулась к клубу, подошла к своей машине и без промедления «вскочила в седло», намереваясь ехать для начала домой, а затем, сменив расхристанно-джинсовую униформу на что-нибудь более приличное, «выйти в свет» и где-нибудь в тихом месте отметить свою первую удачу в деле Роговых.

Уже запустив двигатель, я замешкалась, вспомнив результат гадания:

«Очень часто грубостью скрывают слабость, защищая таким образом наиболее уязвимые места своей личности. Если помнить об этом, то тайное станет явным».

До чего полно сочетаются эти слова со сложившимся у меня образом джазмена! Если сравнить его с консервной банкой, то моя формулировка — это нож, вскрывающий ее.

Я уже выжала сцепление и положила руку на рычаг скоростей, как откуда ни возьмись перед радиатором появился незнакомый малый в красной клетчатой, как у ковбоя, рубахе и, куражась, лег грудью на капот, раскинув в стороны руки. Он обнял мою «девятку», как женщину, и прижался лицом к далеко не чистому металлу. Это было проделано с такой насмешкой, что возмутило меня до глубины души, и рука сама включила заднюю передачу. Сзади было пусто, и если бы задержался он еще чуть-чуть, то валяться бы ему на асфальте, сброшенному с капота резким стартом машины. Но — нет. Отпрянул он от нее в самое время. Неизвестно откуда в руках у него оказались нунчаки. Крутнув по всей науке, он грохнул ими по капоту. Не сильно, но достаточно, чтобы на тонком металле появилась заметная вмятина. Такое я простить и оставить без последствий не могла. Тем более что он, рисуясь и куражась, готовился ко второму удару.