Когда он позволял ей выйти ненадолго из каморки – хотя он даже не смотрел в ее сторону, занимаясь хозяйственными делами с мрачным лицом, на котором иногда отражалась ненависть сродни той, какую испытывала она сама, – она видела, как он красив, и на память приходили те редкие минуты счастья, которые он дарил ей. И тогда ее ярость обращалась в желание, а жалость к себе самой – в благодарность к нему.

Сидя взаперти, Арабелла вспоминала, что он предупреждал ее обо всех трудностях, связанных с ее повой жизнью, в том числе и о возможных последствиях их занятий любовью.

– Не забывай, что у удовольствия есть обратная сторона. По крайней мере для женщины.

– Да, – соглашалась она с готовностью, не желая ни о чем задумываться. Такая перспектива казалась настолько далекой и сомнительной в те минуты, когда она лежала в его объятиях, испытав неземное блаженство, которое все еще растекалось по телу теплыми волнами, заставляя сердце учащенно биться.

– Но ведь у тебя есть снадобья и на этот случай?

– Да, и очень эффективные. Правда, они далеко не безболезненны. Я видел женщин, которые их принимают. Отвратительное зрелище. Иногда от них умирают.

– Наверное, можно заранее позаботиться о том, чтобы этого не произошло?

– Я делаю, что в моих силах. Некоторым женщинам везет в этом смысле.

– Будем надеяться, что я из таких. Но как бы там ни было, я не хочу отказываться от тех ощущений, которые ты мне даришь.

Он предупреждал ее и о других опасностях, когда они разговаривали в лесу. Сказать по совести, она была не вправе винить его. Арабелла ценила честность только в самой себе. Равно как и справедливость.

Странно, но она видела проявления тех же чувств в цыгане.

В своем заключении Арабелла пришла к выводу – она слышала, как Роберт ходит взад-вперед по кибиткам, и не один, а с каким-то человеком, который помогает ему перенести на новое место тяжелые сундуки и лохань для мытья, – что хотя он и выдает себя за цыгана, говорит на их языке, знает их нравы и обычаи, но предприимчив и расчетлив не по-цыгански.

Когда он выпустил ее прогуляться в очередной раз, кибитка была пуста, если не считать груды скатанных в трубки персидских ковров.

– Все эти сборы очень напоминают подготовку к войне, – заметила она.

– Именно к ней я и готовлюсь, – отозвался он, не глядя на нее и озабоченно осматриваясь.

– Я слышала такие слова от отца. Ты думаешь как принц крови, а не как простой цыган.

– Выходит, мы, цыгане, – все как один принцы крови. – Роберт внимательно осмотрел кибитку, чтобы ничего не забыть.

– Мы. Цыгане. Да никакой ты не цыган!

– Если нет, то мне не известно, кто я.

Он ткнул носком сапога в свернутый ковер и размотал его.

– Ложись. Я перенесу тебя в другую кибитку. Лежи тихо и расслабься. Вокруг полно любопытных глаз. В этом смысле цыганский табор похож на любое другое поселение.

Он быстро и осторожно завернул ее в ковер так, чтобы не было видно ни волос, ни ступней. Затем поднял ее, взвалил на плечо и понес в новую кибитку. Там он запер за собой обе двери, положил ее на кровать и развернул ковер. Она счастливо и лукаво улыбалась, словно им удалось осуществить хитроумный замысел.

– Я не сделал тебе больно?

– Нет. Это наш новый дом?

– Это будет наш новый дом, когда я все окончательно приведу в порядок. А пока… – он бросил шелковую простыню поверх пуховой перины, – я собираюсь поспать три часа, а потом мы тронемся в путь.

– Поспать?

Роберт быстро разделся и рухнул на кровать в полном изнеможении, издав стон блаженства. Она легла рядом, и он обнял ее, но только затем, чтобы утешить и вознаградить за целый день, проведенный в душной и темной каморке.

– За последние три дня я не спал и двенадцати часов. Если я не посплю сейчас, то мы не сможем ехать. – Он поцеловал ее, закрыл глаза и провалился в глубокий сон.

Она некоторое время пролежала неподвижно, подавляя в себе желание разбудить его, но так и не осмелилась. И снова ее стали одолевать мрачные мысли и сомнения.

Он совсем не заботится о ней. И думает только о том, как скрыться от отца и Гуиза, которые, возможно, и не собираются посылать за ними в погоню. Почему он не хочет остаться здесь? Впрочем, рано или поздно цыгане догадаются, что в его кибитке прячется женщина, а могут и увидеть ее. Он боится, что ему станут задавать вопросы и что их тайна окажется в ненадежных руках.

Роберт неожиданно проснулся, перелез через нее, даже не прикоснувшись к ней, и через минуту был полностью одет. Она смотрела на него удивленно и разочарованно. Он раздвинул деревянные египетские ставни и отдернул кожаные занавески. Солнце давно село, за окном было темно.