Как водится, встреча закончилась ответами на вопросы.

– На каком топливе работают наши межконтинентальные ракеты? — полюбопытствовал старый седой актер.

– Не знаю, — честно признался академик.

– А от всех этих спутников будет какая-нибудь польза?

– Тому, кто задал этот вопрос, — ответил Лев Давидович, — я бы посоветовал перечитать Гоголя. Плюшкина, как известно, разорила скупость. Так вот: спутники дают ценную научную информацию. А там, глядишь, и польза какая-нибудь будет.

Переполненный конференц-зал Московского физико-технического института. Молодые, восторженные лица. Напряжённая тишина, странная для такой аудитории. К студентам приехал Лев Давидович Ландау.

Вначале — сугубо научный разговор о проблемах современной физики, об элементарных частицах. В заключение — ответы на вопросы. Дау предстает перед аудиторией во всём блеске остроумия и находчивости. Вопрос — стремительный ответ — взрыв смеха в зале. Снова вопрос — снова молниеносный ответ — и опять гомерический хохот.

– Расскажите о летающих тарелках, — просят Льва Давидовича.

– Интеллигенты, — отвечает академик, — столь же, а может быть, и более, суеверны, чем все остальные люди. Мне кажется, верить в чёрную кошку есть больше оснований, чем, скажем, в снежного человека. Всё-таки кошка — это реальный объект. Лично я не суеверен. Некоторым же людям, видно, приятно быть суеверными. В этой связи уместно привести следующее высказывание Нильса Бора: «Когда имеется конечное число экспериментов и бесконечное количество теорий, то существует бесконечное же количество теорий, удовлетворяющих конечному числу экспериментов ».

– Действительно ли в Америке изучали антигравитацию?

– Во всех странах существуют сумасшедшие.

Дау берёт несколько записок, одну за другой читает их вслух и тут же отвечает:

– «Мне довелось слышать, что однажды на встрече с работниками искусств Москвы вы заявили, что плодотворным научным трудом можно заниматься только четыре часа в сутки. Так ли это?»

Я никогда таких суждений не высказывал. Очень трудно для всех установить регламент занятий. В каждом конкретном случае всё зависит от способностей, усидчивости, настроения человека. Чем больше трудиться, тем лучше! Но, конечно, нельзя заниматься целыми днями наукой — нужен отдых. Когда я был студентом, я занимался так много, что по ночам мне снились формулы…

«Каково значение гравитационной теории?»

Ценность её зависит от того, в какой мере она может быть использована её авторами…

«Были ли вы в лаборатории у Капицы?»

Зачем? — удивляется Дау. — Делать умный вид? Да я бы там все приборы переломал.

Наконец последняя записка:

«Каковы ваши взгляды на спорт? Следует ли научному работнику им заниматься?»

Заниматься спортом приятно. Кроме того, это, по-видимому, полезно для здоровья. Сам я играл в теннис и до сих пор хожу на лыжах.

– Лев Давидович, пожелайте нам что-нибудь на счастье.

– Пожелать можно многое. В первую очередь — успехов в науке. Человек должен стремиться к тому, к чему имеет душевные склонности. Можно быть хорошим специалистом во многих областях человеческой деятельности, не питая особой любви к своей специальности. Но едва ли станешь хорошим специалистом в науке и искусстве, если у тебя к ним не будет лежать душа.

После доклада к Ландау подошёл один из его старых учеников.

– Дау, вы слишком всё упрощаете, — сказал он.

– Чем проще, тем лучше. Надо всегда стремиться к ясности. Исследователь обязан выявить истинную простоту законов природы, которые лежат в основе сложных явлений.

– Да, но тогда каждый дурак всё поймет, и…

– Вот и хорошо, — перебил Дау.

– Ничего хорошего! Он же станет везде кричать: «За что им такие деньги платят?!»

– А вы рассчитываете — если сделать выступление непонятным, он поумнеет и перевоспитается?

– Но он ко мне будет относиться с бо?льшим уважением.

– Не знаю, вам виднее, — улыбнулся Дау.

«Праздник Архимеда» в МГУ. Май 1960 г.

Осенью 1960 года студенты университета — физфаковцы, которым Ландау в качестве профессора кафедры теоретической физики читал различные курсы теоретической физики, пригласили Льва Давидовича на чашку чая. Пока поднимались на тринадцатый этаж, Лев Давидович разговорился с молодым человеком, который никак не мог решить, кем стать — экспериментатором или теоретиком.

– Главное, что вам больше по душе, — сказал Лев Давидович.